Жена стратига страдала от болей в сердце, частых головокружений, приступов слабости и прочих недугов. Но уже через несколько дней после появления Вадима она почувствовала себя лучше. Весть о хорошем лекаре быстро разнеслась по Коринфу, и многие богатые коринфцы пожелали стать его пациентами. Вадиму было разрешено в свободное от основных его обязанностей время пользовать горожан.
Аза не видела мужа целыми днями, поэтому чувствовала себя одиноко. Челядь игнорировала иноземку. Из слуг только Феоктиста – та самая пожилая женщина, которая помогла Азе вымыться в бане – откликалась на просьбы жены лекаря, а остальные челядинцы что-то бормотали по-гречески и с нарочитым недоумением пожимали плечами. Столь же непонятливыми были и жены чиновников. Даже просившая в первый день у Азы помощи Агапия Асикрита, чей муж был секретарем стратига, едва ее маленький сын выздоровел (недомогание у мальчика оказалось пустяковым), старательно избегала жену лекаря.
Больше всего Азу задевало высокомерное пренебрежение к ней находящихся в услужении у стратига евнухов. Впрочем и она их старательно избегала, поскольку они вызывали у нее омерзение, напоминая о покойном Арланде Евнухе.
По сути, Аза чувствовала себя почти так же, как в Нарбонне – с той разницей, что теперь она еще меньше понимала, почему ее презирают окружающие. Ей теперь было даже хуже, потому что раньше ее опекали бабушка и дядя, с которыми она делилась своими проблемами. А Вадим очень уставал за день, и Аза, жалея его, не говорила с ним о своих неприятностях.
Единственным ее собеседником был Нуньо. Его определили ухаживать за мулами, и он быстро освоился в новой обстановке. Азу удивляло, как этот юноша, совершенно не владея греческим языком, умудрился за короткий срок узнать многое о греках. Он делился с ней полученными сведениями и высказывался по поводу того, почему ее невзлюбили и челядинцы, и жены чиновников.
– Слугам не нравится, что ты чужеземка, – говорил Нуньо. – Греки вообще всех иноплеменников презирают и называют варварами. Со мной им проще: я убираю дерьмо за мулами, а тебе они по твоему положению должны прислуживать. Достопочтенным же доньям не нравится твоя красота: они за своих мужей боятся.
– Бог мой! – воскликнула Аза. – Не нужны мне их мужья! У меня есть Вадим!
– Каждая жена считает, что хотят покуситься именно на ее мужа, – глубокомысленно изрек Нуньо.
Аза почувствовала, что краснеет. Юноша вольно или невольно задел в ее душе больное место, ибо ей не нравилось излишнее внимание дочери стратига к Вадиму. Но поделиться своими опасениями с Нуньо она не решилась, несмотря на возникшую между ними дружбу. Все-таки он был мужчиной.
«Вот у его сестры я обязательно попросила бы совета, – подумала Аза. – Жаль, что Санчи здесь нет. Мне ее очень не хватает».
С Нуньо она не разговаривала о его сестре, поскольку еще на корабле заметила, что юноше неприятны воспоминания о его прошлой жизни. Аза сочувствовала ему: он много испытал – и тяжелый труд на маленьком клочке земли, и смерть родителей, и предательство старшего брата, и позор младшего члена семьи.
«Перед Санчей Нуньо, конечно же, виноват, – думала Аза. – Но он был еще мал, когда вместе с родителями и братьями изгонял ее из родного дома. В конце концов, сестра и брат помирились. Нет, Нуньо неплохой паренек, без него мне было бы совсем тоскливо».
Но их общение длилось не более получаса в день, потому что, во-первых, он был занят на конюшне, и, во-вторых, она не боялась пересудов. Часы одиночества Аза заполняла прогулками. Особенно ей нравилось в саду: среди деревьев, кустов и первых цветов. А еще она гуляла по склону холма и несколько раз выходила за крепостные стены. Порой перед ней открывались захватывающие виды моря и скал, любуясь которыми Аза забывала обо всех своих неприятностях. Правда, ей очень досаждали снующие по крепости ратники, которые бросали на нее откровенные взгляды, а некоторые мужчины даже пытались с нею заговорить. Аза краснела и спешила уйти.
Каждый день она посещала храм. Это была базилика8 Святого Андрея, расположенная среди остатков древних развалин. Вадим узнал и поведал жене о том, что там, где теперь стояла христианская церковь, язычники почитали богиню красоты Афродиту. Покрытые мхом плиты и основания колонн, мраморные осколки – это было все, что осталось от древнего святилища.
Азе нравился храм, и она полюбила греческие иконы. Было в этих образах что-то такое, отчего молитва возле них глубоко проникала в душу. Глядя в глаза Спасителю и Богородице, Аза всегда находила отклик на свои переживания.
Ей никак не удавалось посетить сам город Коринф, хотя он был совсем рядом. Отправиться туда одна она не могла, а Вадим из-за своей занятости не находил времени ее сопроводить. А Азе, кроме того, что хотелось посмотреть на город, надо было попасть в торговые лавки. Она нуждалась в новой одежде, ибо подаренные Рындой наряды выглядели в ее нынешней повседневной жизни неуместно. Однако сказать об этом мужу она никак не решалась.
Аза так же не жаловалась Вадиму, что ее угнетает безделье. Ей казалось странным просить его позаботился о том, чтобы у нее появились прялки, нитки, иголки, полотно и иные атрибуты рукоделия. Это били чисто женские заботы.
«Может быть, мне обратиться к мадам Феофании?» – думала Аза и ничего не предпринимала.
В один из теплых дней она пошла в сад, где, побродив по аллее стройных, как свечи, кипарисов, забралась в увитую диким виноградом мраморную беседку, чтобы немного передохнуть. Присев на скамейку, Аза принялась размышлять о том, что сейчас она ничуть не счастливее, чем тогда, когда жила с бабушкой под Нарбонной. В родовой усадьбе она хоть могла позволить себе уйти от реальности в воображаемый мир. Но дни, проведенные в Обстакуле не просто превратили Азалию в Азу, а и избавили ее от фантазий. Она поняла, что никакие сказочные чудовища не могут сравниться с коварными, злобными и завистливыми людьми. Правда, отважные герои, как оказалось, все-таки существуют, и Вадима вполне можно было сравнить с Роландом9, а их любовь в тот день, когда они покидали Обстакул очень походила на сказку со счастливым концом. Однако сейчас Аза уже сомневалась в своем счастье.
«Вадим изменился в последнее время: по ночам он менее нежен, а днем как будто меня избегает. Может быть, мой муж уже жалеет о том, что женился на мне?»
От таких мыслей у нее навернулись слезы.
Внезапно она услышала звук легких шагов и поспешно вытерла глаза. Едва Аза успела опустить руку, как в беседку вошла дочь стратига.
– Ты? – удивленно и вместе с тем неприязненно воскликнула Евдокия.
Аза поднялась со скамьи и учтиво поклонилась.
– Не ожидала тебя здесь встретить, – заворчала, наморщив свой красивый носик, дочь стратига. – Все знают, что я люблю посидеть в этой беседке одна.
– Мне об этом не говорили, – виновато ответила Аза. – Прошу прощения! Я уйду немедля.
– Останься! – велела ей Евдокия и, опустившись на мраморную скамью, спросила: – Тебе у нас нравится?
– Нравится. Только мне бы хотелось чем-нибудь заняться. У меня нет ни прялки, ни ниток, ни иголок, ни холста.
Дочь стратига пренебрежительно хмыкнула:
– Если ты умеешь рукодельничать, почему на тебе такой нелепый наряд?
Под плащом на Азе было то самое мавританское платье из узорчатого шелка, которое привело в восхищение Вадима перед тем, как он предложил ей выйти за него замуж. Она не понимала, что в ее наряде нелепого? Ядовито-зеленая с пестрой отделкой туника Евдокии тоже была довольно яркой, да и от ее золототканого плаща рябило в глазах. Но положение жены лекаря не таково, чтобы спорить с дочерью правителя фемы.
– Хорошо, я сменю свою одежду, – покорно согласилась Аза.
Евдокия словно ее не слышала:
– Что твой муж в тебе нашел? Он – настоящий красавец, а ты больше похожа на его служанку, чем на жену.
Аза вспыхнула, а с губ ее едва не сорвалась дерзость. Ей помешала нагрубить дочери стратега мысль о возможных неприятных последствиях ее несдержанности для Вадима.
– Об этом милостивая госпожа может спросить у моего мужа, – холодно произнесла Аза.
– А как погиб твой прежний жених? – неожиданно осведомилась Евдокия.
Вопрос застал Азу врасплох. От кого дочь стратига что-то выведала? От Вадима? Нет, этого не может быть. Он не болтлив, да и ему хорошо известно, как погиб Бертран. Значит, проговорился Нуньо, который, прибыв в Обстакул уже после смерти коменданта крепости, слышал наверняка о произошедших накануне событиях, но не успел узнать подробности.
– Это совсем не интересно, – ответила Аза после паузы.
Евдокия фыркнула:
– Мне лучше знать, что интересно, а что нет! Правда, что твой погибший жених имел высокую должность?
– Бертран управлял крепостью Обстакул в соседнем с Нарбонной графстве.
– Он был старым? – продолжала выспрашивать дочь стратига.
– Не то, чтобы старым…
– Но тебе в отцы годился? – усмехнулась Евдокия.
– Да.
– И ты испытывала к нему отвращение?
– Ничего подобного! – возразила Аза. – Бертран мне вначале нравился.
– Но потом ты изменила ему с Вадимом?
Оскорбленная Аза запальчиво воскликнула:
– Клянусь памятью своих родных, я не изменяла Бертрану даже тогда, когда поняла, что люблю другого! И пусть меня накажет Бог, если в моих словах есть ложь!
Она решительно осенила себя крестным знамением.
– Что же случилось? – допытывалась дочь стратига.
После недолгой паузы Аза проговорила, тщательно подбирая слова:
– Однажды я нечаянно подслушала исповедь Бертрана и поняла, что едва не стала женой величайшего негодяя.
– Что же такого ты узнала? – встрепенулась Евдокия.
Аза отрицательно покачала головой.
– Тайна исповеди священна.
– Ты мне все расскажешь! – зашипела дочь стратига, хищно прищурив глаза. – Есть способы развязать языки даже самым скрытным людям!
– Ничего не получится, – твердо стояла на своем Аза. – Я буду молчать даже под пытками, ибо дорожу спасением своей души! Пусть госпожа Евдокия поверит мне на слово: Бертран был злодеем. Я пыталась от него уйти, но он хотел удержать меня силой, и тогда Вадим за меня вступился.
– А у меня тоже есть жених, – сообщила вдруг Евдокия.
Аза не знала, как реагировать на эту новость.
– Желаю счастья… – начала она.
Евдокия прервала ее:
– Он немолод и нехорош собой, зато очень богат и именит. Род Аргиров один из знатнейших в Ромейской империи10. Свадьба состоится осенью в Константинополе.
Она поднялась со скамьи и еще раз окинула свою собеседницу пристальным взглядом.
– Все-таки не понимаю, чем ты прельстила своего мужа?
Аза молчала, потупя взор.
– Моя прабабка была из племени милингов, – вроде бы совсем некстати сообщила дочь стратига. – Милинги пришли к нам издалека. Они, в отличие от нас, греков, светлые, как твой муж. И родной язык Вадима похож на язык милингов.
– Так уж и похож? – сварливо спросила Аза.
Она давно испытывала желание нагрубить собеседнице, и вот, наконец, не смогла сдержаться.
Евдокия торжествующе улыбнулась.
– Я немного знаю язык милингов и говорила на нем с твоим мужем. Вадим меня понял.
«А со мной он почти не разговаривает», – подумала с обидой Аза.
– У меня с ним много общего, – добавила Евдокия. – Гораздо больше, чем у тебя.
Борясь с желанием влепить ей пощечину, Аза призвала себе на помощь весь свой здравый смысл. А дочь стратига никак не унималась:
– Ты необразованна, и наверняка ему с тобой скучно. Он, должно быть, уже жалеет о своем опрометчивом браке.
– Не жалеет, – возразила Аза. – Разве же муж и жена – не плоть едина? Как благочестивая христианка, я не должна в этом сомневаться, да и Вадим не дает мне повода для сомнений. Да, днями он занят, однако ночи все наши.
– А ты дерзкая, – процедила Евдокия сквозь зубы.
– Вовсе нет, милостивая госпожа! Я смиренна, как агнец, но даже ягненка можно вынудить бодаться.
– Ступай прочь! – взвизгнула дочь стратига. – Видеть тебя не желаю! Грубиянка!
Аза быстро выскользнула из беседки. Гулять ей уже не хотелось, и она направилась из сада. Когда во дворе ее окликнул Нуньо, Аза бросила на него испепеляющий взгляд.
– Ты на меня сердишься? – промямлил он. – За что?
– Он еще спрашивает! Зачем было рассказывать госпоже Евдокии о том, что случилось в Обстакуле?
Нуньо смутился:
– Прости меня! Она вцепилась в меня, как кошка… Я не смог выдержать ее напора…
– Что она хотела от тебя узнать?
– Все про вас обоих. Кажется, она хочет твоего мужа.
– Вадима? – удивилась Аза. – У нее же есть жених! Она еще мне хвасталась, какой он богатый и знатный. У них осенью будет свадьба.
– Ну, и что же, – цинично хмыкнул Нуньо. – У доньи Евдокии будет старый муж и молодой любовник.
– Я не отдам ей Вадима, – проговорила Аза дрожащим голосом.
Ее душили слезы. Оставив Нуньо, она бросилась почти бегом в свое жилище, где упала на постель и горько разрыдалась.