Кавалькада двигалась между скалистых гор и живописных долин. Аза и Вадим ехали вслед а стратигом: она на рыжем муле, ее муж на сером, пятнистом жеребце. В начале пути у молодой женщины было приподнятое настроение. Она любовалась красивыми видами, а от горного воздуха даже немного опьянела. Однако резкая перемена обстановки скоро обернулась для нее усталостью. Аза перестала смотреть по сторонам, а занялась борьбой с напавшей на нее дремотой.
– Что с тобой? – забеспокоился Вадим.
– Я всего лишь немного устала.
– Потерпи еще немного.
Она улыбнулась ему, но улыбка получилась вымученной.
Очень некстати Аза вспомнила путь от Перпиньяна до Обстакула. Тогда у нее тоже было приподнятое настроение, постепенно сменившееся дремотной усталостью. И природа Пелопоннеса отчасти походила на природу Русильона.
«Вадим говорил, что на его родине все иначе. Там нет гор со скалами и крутыми склонами, а есть только невысокие холмы. А еще он рассказывал о густых лесах, где растут деревья с черно-белыми стволами. Как же такое дерево называется? Не помню. Бер… Бер… Кажется, береза. Предки Вадима считали это дерево священным…»
Аза все-таки задремала и даже не почувствовала, как муж осторожно снял ее с мула и посадил впереди себя. Очнулась она, услышав громкие возгласы. Аза подняла голову и ахнула. Перед ними высился скалистый холм, на склоне которого была многоярусная крепостная стена.
– Что это? – вырвалось у Азы.
– Коринф, – ответил ей один из слуг стратига.
– Значит, мы уже добрались?
– Не совсем, – подал голос Вадим.
Аза только теперь сообразила, что она уютно устроилась в его объятиях. Он же каким-то невероятным образом одной рукой поддерживал жену и управлял конем, а другой – тянул за узду ее мула. Смущенно покраснев, Аза шепотом попросила:
– Посади меня обратно.
Вадим послушно исполнил ее просьбу.
Оставшийся путь всадники преодолели быстро и еще до наступления вечера добрались до необычайной красоты усадьбы, которую Аза сразу же про себя назвала виллой, как это было принято на ее родине. В таких неукрепленных домах с хозяйственными постройками знатные франки жили с незапамятных времен, и только в X веке виллы начали уступать место укрепленным замкам. Эти перемены пока что происходили в основном на севере королевства, а на юге, в том числе и в Нарбонне, вилл оставалось еще немало, однако вряд ли хоть одна из них походила на усадьбу стратига Пелопоннеса, где вокруг огромного дома из белого мрамора, других таких же мраморных строений, вымощенного опять же мрамором двора и бронзового фонтана в виде распускающегося цветка раскинулся великолепный сад с необычайной красоты растениями.
На ступеньках беломраморной лестницы, ведущей к главному входу в дом, стояли члены семьи стратига – болезненного вида женщина лет тридцати пяти, красивая, стройная девушка и довольно хилый, костлявый подросток. Сойдя с коня, Нихерит недолго поговорил с ними, после чего его жена посмотрела на Вадима с сомнением, дочь – с любопытством, а сын – высокомерно.
– Значит, ты – искусный эскулап? – сказала девушка на латыни7. – Не очень-то в это верится. Наш прежний лекарь, упокой его, Господи, был седовласым старцем, а ты еще молод.
– Поверь, Евдокия, я привез для нас хорошего эскулапа, – сказал ей отец.
– А почему он такой грязный? – хмыкнул подросток.
– Леонид прав, – согласилась с братом Евдокия. – Лекарь весь в грязи с головы до ног, и от ее жены такой запах, словно она целый год не мылась.
Аза залилась краской, ощущая себя нищей оборванкой, которую волей случая занесло в приличное общество.
– Мы долго были в пути, – ответил Вадим, смерив Евдокию убийственным взглядом.
Она, казалось, не заметила его недовольства. Еще раз брезгливо поморщившись, дочь стратига проворчала:
– Пусть они помоются.
– Их проводят в баню, – пообещал ей отец.
Там, где Аза раньше жила, чистоте тела не уделяли внимания. Летом, впрочем, девушка любила окунаться в ручей, но в холодное время года купание было дорогим удовольствием, которое ее бабушка позволяла себе и внучке только перед праздником Крещения. Поэтому Аза и не страдала в дороге от невозможности помыться, чего нельзя сказать о большинстве ее спутников. Рында как-то сказал ей, что и он сам, и его товарищи ни о чем так не мечтают, как о бане.
«Теперь я узнаю, что такое баня», – подумала Аза.
Немолодая, крючконосая женщина в темном платке проводила лекаря с женой в глубину двора, где располагались два неказистых, приземистых здания.
– Должно быть, это мыльни для челяди, – предположил Вадим.
Служанка дала обоим знак следовать за ней в мыльню слева.
– Ой! – вскрикнула Аза, останавливаясь. – Мы что же, Вадим, будем вместе совершать омовение?
Из рассказа мужа о банях ей было известно, что там раздеваются донага. Значит, она должна предстать перед ним голой да еще и увидеть его наготу. От этой мысли ее бросило в жар.
– Я не смогу… – залепетала Аза. – У нас так не принято… Ты же знаешь…
Вадим понял ее. Он, как смог, объяснил служанке-гречанке, что он и жена хотят мыться отдельно друг от друга. Женщина возражать не стала, а, бормоча что-то на своем языке, указала Вадиму рукой на второе приземистое здание.
– Наверное, там моются мужчины, а здесь женщины, – догадался он.
Войдя в мыльню, Аза растерялась и даже пожалела о том, что опрометчиво отказалась от совместного с мужем омовения. Она понятия не имела, как себя вести. На ее счастье, крючконосая служанка осталась с ней, возможно догадавшись о тех затруднениях, которые возникнут у подопечной. Гречанка показала Азе знаками, что надо раздеться, а затем завела ее в другое помещение и предложила (опять же знаком) лечь на полку. Как выяснилось, вторая комната была предназначена для потения, что Азе поначалу показалось странным, но вскоре понравилось, и она лежала, млея от удовольствия, пока на нее не напала дремота. Выходившая куда-то служанка, вернувшись, увидела, что подопечная засыпает и бесцеремонно ее растолкала. Они направились в третье помещение, где был небольшой, отделанный гранитом бассейн. Аза залезла в теплую воду, и та сразу же стала окрашиваться в темно-серый цвет.
Мытье длилось долго. Аза густо себя намыливала и старательно терла мочалкой, чтобы в другой раз никто не назвал ее при муже в грязнулей. Служанка же, поменяв два раза воду, опять ушла, а когда вернулась, помогла своей подопечной ополоснуться и вывела ее из мыльни. Только в раздевалке Аза вспомнила, что у нее нет ни чистого нижнего белья, ни чистой верхней одежды, но, как оказалось, помогающая ей гречанка принесла все необходимое, включая гребень. Аза надела на себя белую полотняную рубаху и простенькую серую тунику, затем занялась своей пышной шевелюрой, что оказалось нелегким делом, поскольку волосы распушились и торчали в разные стороны. Наконец, кое-как справившись с непослушной гривой, Аза накинула на голову большой платок, а на плечи плащ и последовала за служанкой.
Проникнув в дом через маленькую террасу, женщины двинулись по узкому коридору. В конце концов, гречанка подвела свою подопечную к одной из дверей.
– Мне сюда? – осведомилась Аза.
Служанка кивнула.
За дверью была небольшая, но светлая комната. Вадим уже находился там – он поднялся навстречу жене с плетеного стула.
– Вот и ты, наконец-то.
– Где мы? – спросила Аза.
– У себя, – ответил ей муж. – Нас сюда поселили.
Ее охватил восторг, ибо их с Вадимом жилище ей показалось великолепным. Их нельзя было сравнить даже с более просторными, но ужасно мрачными покоями в башни крепости Обстакул, где Аза стала бы хозяйкой, если бы вышла замуж за Бертрана. Что касается дома в усадьбе под Нарбонной, то он обветшал, отсырел, а местами и начал обваливаться. Теперь же ей предстояло жить в совсем иных условиях – в комнате с беломраморными стенами и застекленным, разноцветным окном. В правом углу этого замечательного покоя висел маленький образ Спасителя. Мебели было немного: кованый сундук, круглый столик, деревянный стул и мраморная скамья у стены.
Аза подошла к иконе и осенила себя крестным знамением, после чего поинтересовалась:
– А где мы будем спать?
– В опочивальне, – ответил Вадим, указав на вторую дверь.
Аза шагнула туда.
– Погоди! – остановил ее муж. – Нам пора идти на вечернюю трапезу.
– А где мы будем трапезничать?
– За одним столом с хозяевами.
Кудрявый юноша проводил Азу и Вадима в большой зал с мозаичными картинами на стенах и украшенным узорами из мозаики полом. Там за длинным, обильно накрытым столом расположились все члены семьи стратига и еще какие-то люди. Все присутствующие были в шелковых одеждах и обвешаны дорогими украшениями.
Аза застыдилась своего скромного вида. Она не решилась надеть имеющиеся у нее несколько ценных вещичек (подарков Рынды на свадьбу), поскольку не знала, будет ли это правильно. Аза еще толком не понимала, как ей себя вести в своем новом положении и боялась попасть впросак.
Мужчины сидели по одну сторону стола, женщины – по другую. Азе это не понравилось: ей хотелось находиться рядом с мужем, но пришлось смиренно опуститься на указанное место между пожилой толстухой в похожем на чалму мавра головном уборе и молодой остроносой женщиной в сплетенной из серебряных шнурков шапочке. Первая соседка Азы даже на нее не взглянула, вторая тихо представилась:
– Я, Агапия Асикрита.
– Очень приятно познакомиться, – ответила Аза, доброжелательно улыбаясь. – А я…
– Я знаю, что ты жена лекаря, – перебила ее Агапия. – А у меня сын приболел.
Аза поняла, чего от нее хочет соседка, и пообещала:
– Я скажу об этом мужу.
– Да возблагодарит тебя Бог за доброту.
После молитвы все принялись за еду. Обстановка за столом была не очень церемонной. Нихерит переговаривался с сотрапезниками и шутил, а они откликались на его шутки смехом. На лекаря и его жену никто поначалу не обращал внимание.
Аза ела с удовольствием, поскольку проголодалась, да к тому же кушанья аппетитно пахли и были необычайно вкусны. Какое-то время почти все ее внимание было поглощено трапезой, но, когда она немного насытилась, то заметила, что у дочери стратига возник интерес к Вадиму. Евдокия вдруг принялась расспрашивать нового лекаря о болезнях и способах лечения, добиваясь от него подробных ответов, что было за столом явно неуместно.
Нихерит сердито прервал дочь:
– Довольно! У меня нет желания об этом слушать!
Нисколько не смутившись, она перевела разговор на другую тему – о том, что Вадиму и его спутникам пришлось пережить во время путешествия.
– На вас часто нападали? – спрашивала Евдокия. – А бури случались?
Хотя он отвечал неохотно, Аза чувствовала все большее волнения, ибо дочь стратига была слишком уж хороша собой. Евдокия обладала точеными чертами лица, ее волосы имели ореховый оттенок, а кожа поражала белизной (притом, что остальные члены этой семьи были, как полагается южанам, смуглыми). Стройную фигурку девушки красиво облегала нежно-розовая туника. Из украшений дочь стратига отдавала предпочтение жемчугу, который был у нее и на шее и в аккуратно уложенных волосах.
Глядя на ослепительную Евдокию, Аза думала о своей скромной одежде и о своих волосах, которым так и не удалось придать после бани достойный вид.
«Я похожа на торговку с нарбоннского рынка».
Когда трапеза закончилась, Аза почувствовала облегчение, однако неприятный осадок у нее на душе остался.
– Дочь стратига – красавица, – сказала она с нарочитой небрежностью по возвращению в отведенные для них с мужем покои.
– Милая девица, – отозвался Вадим, зевая.
Азу одолевали сомнения: вдруг он просто старается не огорчать ее, и на самом деле красавица Евдокия тронула его сердце.
– Пора ложиться спать, – сказал Вадим.
– Да, пора – согласилась Аза.
– Ступай в опочивальню.
В опочивальне было тихо. Из полуоткрытого окна мягко лился вечерний свет, отражаясь лиловыми бликами на широком ложе.
«Нам здесь не будет тесно», – неожиданно для себя подумала Аза и покраснела.
Ее с мужем первая брачная ночь в Обстакуле была пока что и единственной их ночью. В пути Вадим не раз бросал на жену вожделенные взгляды, но тут же справлялся с собой. И она, как только в очередной раз испытывала желание оказаться в жарких объятиях мужа, просила Бога помочь ей одолеть искушение. Теперь их вынужденное воздержание закончилось.
Дрожа всем телом, Аза сняла с себя тунику и нырнула под одеяло. Скрипнула дверь. Вадим вошел в опочивальню закрыл окно и начал освобождаться от одежды. Сгорающей от нетерпения Азе казалось, что муж раздевается слишком медленно. Наконец, он забрался к ней, и едва его руки коснулись ее кожи, она мгновенно забыла и о дочери стратига, и вообще обо всем на свете…
Изголодавшиеся друг по другу они до глубокой ночи пребывали в плену у своей любви. Когда же, наконец, их страсть улеглась, Аза почти сразу уснула, однако в голове у нее успела мелькнуть мысль:
«Вадим любит меня… Ему нужна только я… Мы будем счастливы…»