Утро смазанным пятном встало перед глазами.
Вчерашний день казался бесконечно далеким и таким же туманным, как и ожидающее меня будущее.
Выбравшись из кровати, посмотрела на себя в зеркало – прежде яркие зеленые глаза сейчас казались выцветшими и посеревшими, белые волосы висели спутанными колтунами.
Вздохнув, тоскливо поплелась в ванную.
После неудавшейся вчерашней попытки подставить оборотня я чувствовала себя сломленной и выжатой, а потому в душе терлась мылом и мочалкой с удвоенной силой. Словно пена и вода могли смыть с меня весь вчерашний день.
Просушила волосы феном, расчесала, пусть и не без труда, выбрала из шкафа короткое платье (других там попросту не было).
Оглядывая сложенную одежду, удивлялась одному – вся она идеально подходила под мой размер. Я, конечно, неоднократно слышала, что девушки в Хозяйственных Академиях все на одно лицо, но чтобы еще и на одну фигуру… Все подбиралось специально под меня?
«Что за чушь! Георг изначально искал себе в невесты девушку определенной комплекции, вот и все. Может, у него глаз на сорок четвертый размер наметан?» – рассердилась на саму себя за глупые мысли.
Так или иначе, к завтраку я вышла при полном параде, да еще и нанеся легкий макияж найденной в тумбочке под зеркалом косметикой. Так я чувствовала себя увереннее, словно бы краска на лице была броней, скрывая меня настоящую.
Кухню нашла по запаху свежего хлеба и легкому шкворчанию. Она оказалась в самом конце длинного коридора, в противоположной от спальни стороны.
– Ну наконец то! – вместо приветствия сердито выдал Георг. – Ну ты и соня.
Оборотень выглядел… странно. На нем была белая рубашка с закатанными рукавами, черные брюки, цветастый фартук.
Мужчина снял с плиты сковородку и вывалил часть оттуда на тарелку.
– Надеюсь, ты будешь омлет? Ничего другого приготовить уже не успеваю, а нам надо бежать, – он пододвинул тарелку ко мне, выкладывая рядом столовые приборы. Все они были пластиковыми. – Чай, кофе, сок, молоко, воду?
– Кофе без сахара, – осторожно попросила я, не уверенная, что все еще не сплю.
На всякий случай ущипнула себя.
– Ты сам это приготовил? – неуверенно поковыряла вилкой. Пахло так, что рот непроизвольно наполнялся слюной, а живот начинал урчать, напоминая, что я ничего не ела со вчерашнего утра. Запихала маленький кусочек в рот – вкус у омлета был замечательный.
– А ты видишь здесь еще кого-то? – шутливо спросил оборотень, оглядываясь по сторонам. – Хотя я бы мог заказать доставку… Так что да, сам.
Он поставил передо мной кружку ароматного кофе.
– И там нет снотворного?
– Это было бы хорошим решением, да? – он подмигнул, но в ответ на мой сердитый взгляд добавил: – Я привык держать свои обещания. Видишь ли, я очень честный, даже если все вокруг считают, что это не так. Поэтому ты идешь со мной.
– Иду с тобой, потому что ты честный?
– Идешь со мной, потому что одну дома я тебя не оставлю после вчерашней выходки, – лицо оборотня разом помрачнело, в голосе послышался металл.
Улыбка сошла с него, как талый снег с дороги. Желтые глаза блеснули недобро, по-звериному. Образ радушного хозяина в фартуке сменился так резко, контраст был так велик, что я невольно вжалась в спинку стула.
«Нельзя расслабляться рядом с оборотнем. Он не твой друг», – пришлось напомнить себе.
– И… куда мы идем? – я кашлянула, чтобы сбить неловкость.
– Куда бы мы ни шли, твоя задача – молчать и не мешать. Надеюсь, мы договорились.
Нужно было поесть побольше, но теперь кусок не лез в горло. Я обреченно отодвинула от себя тарелку.
Георг на это только пожал плечами и скинул фартук.
– Что ж, если ты готова, то – на выход.
Поездка в машине была длинной и скучной. Последние два года я провела, в основном, в студенческом городке на Севере. А потому отвыкла от шума большого города, пробок, бесконечных потоков куда-то спешащих пешеходов.
Бизнес-центр, около которого мы остановились, хоть и возвышался над всей этой суетой, но и сам был ее средоточием. Стоило войти внутрь, у меня перехватило дыхание. Здесь звонили телефоны, люди переговаривались и громко спорили прямо в холле, кто-то кричал, чтобы подержали лифт.
– Больше похоже на муравейник, – пробормотала я, но Георг, несмотря на окружающий шум, услышал, усмехнулся и по-хозяйски меня приобнял.
– Пожалуйста, потерпи, пока дойдем до кабинета, – шепнул он мне на ухо, а вид у него при этом стал как у кота, наевшегося сметаны.
Но, как оказалось, дойти до лифта было не таким-то легким квестом.
Все находящиеся в холле наперебой стали здороваться, пытаться пожать Георгу руку, а то и сразу обе, поздравлять с помолвкой, а самое ужасное – спрашивать, когда будет вечеринка по случаю помолвки и пригласят ли туда их.
«Святая республика, какая еще к отцам-основателям вечеринка?!»
Впрочем, слышались в ворохе поздравлений и тихие скептические высказывания:
– Георг Гаярович решил наконец остепениться. Ну небо на землю точно упадет.
– Блондинка кого-то а мне напоминает…
– Чем только взяла, у нее же ни кожи…
– Да, так себе девица, конечно, не пара Ибусову.
Георг безошибочно повернул голову в сторону того, кто сказал последнюю фразу:
– Я все слышу, Абрамова, Скирских. Премии за квартал у вас не будет.
Лица девушек, стоявших через несколько человек от меня, вытянулись. Их взгляд стал обиженным, тяжелым. Они переглянулись, словно не понимали, за что их наказывают, но возразить не посмели.
Мы таки пробились к лифту, и Ибусов втолкнул меня в него и нажал кнопку одного из верхних этажей.
– У них, кажется, теперь на полгода есть о чем поговорить, – хмыкнула я. – Ты был таким убежденным холостяком, что все настолько удивились?
Георг встал вплотную, так что это было бы прилично только в одном случае – если бы он собирался меня сейчас вжать в стенку лифта и поцеловать. Зрачки оборотня гипнотизировали. По моему телу прокатилась нервная дрожь.
– Я и сейчас им являюсь, – Георг вдруг подмигнул и щелкнул меня по носу кончиком указательного пальца.
– Значит, никакой вечеринки в честь помолвки? – я сама не поняла, почему голос стал хриплым.
– Напротив, радость моя. Это будет самая отвязная и громкая вечеринка года. И вот о ней точно будут говорить еще очень долго.
Его губы изогнулись в недоброй улыбке.
Когда двери лифта открылись, я смогла вздохнуть с облегчением. Юркнула вперед, радуясь, что на этом этаже почти нет народу. Еще одного «поздравительного» марафона я бы точно не выдержала.
– Ну куда же ты, солнышко? – Ибусов обращался ко мне громко и нарочито ласково, противным приторно-сладким тоном, каким порой изображают сюсюкающихся влюблённых.
– Да вот, горчичка моя, хочется побыстрее посмотреть, где ты работаешь, – я сказала это с сарказмом, ожидая, что Георг разозлится и перестанет сюсюкать, но вместо этого он в два шага догнал меня и снова приобнял.
– Ну вот, смотри-ка, а ты можешь быть вполне покладистой, – прошептал так, чтобы никто лишний не услышал.
Мы подошли к двери кабинета. Ибусов все еще улыбался, когда открывал ее.
– Георг Гаярович!.. – перед нами показалась испуганная девушка.
Высокие каблуки, короткая юбка, модельная фигура и лицо с обложки. При виде ее яркого макияжа невольно почувствовала себя неловко.
«Так себе, не пара Ибусову», – невольно вспомнилась услышанная в холле фраза, и если тогда она меня совсем не задела, то сейчас я ощутила себя дурнушкой.
Девица тем временем продолжала:
– …Он с утра вас ждет, я пыталась его выдворить, даже охрану вызвала, но…
– Так, успокойся, Марина, в чем дело, кто меня ждет? – лицо мужчины стало моментально собранным и серьезным.
– Я жду, – посетитель сидел на маленьком кожаном диванчике в углу, потому мы его заметили не сразу. – Доброе утро.
Да и сам он был неброским. Белые волосы, серые водянистые глаза, одутловатое лицо.
Сердце защемило от странной смеси тоски, грусти и злости.
– Папа?
– Папа? – переспросил Георг уже у меня и, получив нервный кивок, широко расставил руки в стороны. – Папа, какая радость, что вы заглянули! Марина, приготовь нам три чашечки кофе.
Марина обреченно кивнула и, закусив губу, выбежала из кабинета.
Мой отец поднялся на ноги, расправил складки на деловом костюме и скривился:
– Я сюда пришел не распивать с вами кофе, а поговорить насчет дочери.
Меня при этом он демонстративно игнорировал, словно я не стояла с ним рядом впервые после трех лет разлуки.
Заморгала часто-часто, чувствуя, что подступают слезы.
Нет! Нужно быть сильной. Отец не здоровается, не плачет, прощения не просит, с чего я-то должна расстраиваться?
– Да, конечно, – покивал Георг. – Уверен, вы очень за нее переживали все это время и теперь безумно счастливы. Я видел интервью с вами. Довольно занятные. Что ж, буду рад исполнить вашу мечту о зяте-оборотне.
– Угу, – невпопад кивнул отец, его брови сошлись на переносице, взгляд стал колючим. – Вот только видеть зятем вас я не хочу.
Я окаменела, услышав это. Видя интервью отца по телевизору, думала, что он будет счастлив любому оборотню, который меня заберет. А тут… глаза недобро блестят, на лбу выступила испарина. Губы сжаты в тонкую линию. Ведь не думает же отец, что сейчас действительно сможет разрушить грядущий брак одним своим заявлением?
Где-то на подсознании вспыхнула робкая надежда, что на самом деле все это время папа был заодно с мамой, которая и помогла мне бежать, заплатила контрабандистам, организовавшим мою перевозку через границу.
Вдруг все то время, что я видела его по телевизору, он на самом деле просто таким образом отводил от себя подозрения, а сам искал способ снова вызволить меня из академии?
Георга если и задело заявление отца, то виду он не подал.
– Что ж. Жаль, что не оправдал ожиданий, но чужие хотелки меня не интересуют. Я выкупил вашу дочь, мы любим друг друга. Ну, знаете, вся эта чушь про первый взгляд и запах истинной пары. Так что в скором времени поженимся и будем жить долго и счастливо… – мужчина откровенно глумился, – папа.
– Мне позвонили вчера из Академии, поздравили с выпуском дочери. Сказали, кто ее жених. Я всю ночь изучал информацию о вас. Вы подонок, каких свет не видывал, позор нашей священной республики. Вы угробили свою предыдущую жену еще до того, как она понесла. И вот теперь решили взяться за мою дочь. А я хочу увидеть внуков, а не клеить по столбам объявления о розыске.
– Попрошу… – приторная улыбочка на лице Георга приобрела вид устрашающего оскала. Я невольно сглотнула, впервые осознав, насколько опасным может быть этот мужчина. Так он был женат? Уже брал кого-то в Академии? – По официальной версии, – он выделил «официальной» голосом, – моя благоверная пропала без вести. Это было очень печальное событие для меня. А ваши слова звучат как очень гнусная клевета, дискредитирующая меня перед моей невестой. В кабинете ведется аудиозапись. Вы уверены, что сможете доказать правдивость ваших обвинений в суде?
На самом деле я слышала очень много таких историй.
По закону, если оборотень купил себе невесту – он обязан зачать наследника в течение года, в противном случае должен вернуть девушку обратно, где ее могли бы передать другому оборотню. «Халтурщика» же, не соизволившего обрюхатить жену, лишали допуска к выбору невесты на следующие пять лет.
Вот только ходили слухи, что влиятельные шишки порой покупали себе девушек для развлечений, издевались над ними, а потом те вдруг просто исчезали бесследно. Во всех новостях рассказывали, как якобы неблагодарные человечки, не распробовав свое счастье, сбегали. Их объявляли в розыск, и спустя какое-то время находили тело. Или не находили. Зато оборотень имел право взять новую невесту, не дожидаясь пяти лет.
Неужели Георг был одним из тех, кто поступал подобным образом? Я почувствовала, как по спине пробежал холодный пот.
Что я знала о купившем меня мужчине? Абсолютно ничего. У меня даже доступа к интернету не было, чтобы прочитать то, что уже прочитал отец.
– Вы можете угрожать сколько вздумается, – бравировал отец, но по тому, как дернулась его щека, я поняла, что слова Георга все же достигли цели.
Если уж отец чего-то и жаждал, кроме воображаемых внуков-оборотней, которых я должна была нарожать, по его словам, то это денег. «Рубить бабло» – его кредо по жизни. Нарываться на возмещение морального ущерба на пустом месте он явно был не готов.
– Я просто беспокоюсь за будущее своей дочери. Вы ей не пара. Откажитесь от нее, чтобы она могла выйти замуж за того, кто действительно хочет семью и детей.
Я пыталась найти в лице отца хоть какие-то намеки, что он волнуется за меня и хочет моей свободы, а не участи инкубатора. И не находила их. Папа по-прежнему делал вид, что они с Ибусовым вдвоем и меня просто не существует.
– С чего бы мне отказываться? – хмыкнул в ответ Георг, скрестив руки на груди.
Закусила губу, пытаясь решить, что мне делать. С одной стороны, отец, может, и не видел во мне равного себе человека, но его стремление поменять мне мужа могло быть мне на руку. В результате я могу оказаться свободной… а могу угодить к кому похуже…
Ибусов же пока ведет себя так, будто действительно собрался исполнять условия предложенной сделки, в которой мы оба не доставляем друг другу проблем. Вот только зачем же он меня вообще взял в таком случае?
– Иначе… – отец выдержал драматическую паузу, – я подам на вас в суд.
Брови Георга взлетели вверх, а затем он заливисто рассмеялся. Да так, что принялся вытирать глаза от выступивших слез.
– Святая республика! А вы забавный, папа!
В этот момент в комнату вошла секретарша с подносом:
– А вот и кофе… – пропела она, натужно улыбаясь.
– Марина, вызови охрану и передай, чтобы этого человека больше не впускали в здание.
Марина дернулась было к кнопке на селекторе, но в последний момент замерла, неуверенно подняв взгляд на начальника, словно тот мог передумать.
– Я уже говорит твоей секретарше. Только попробуете выкинуть меня – и я тут же расскажу об этом всем каналам. За судьбой моей дочери с момента возвращения следила вся республика. Естественно, всем будет интересно, как новый жених обошелся с отцом, который пришел проведать дочь.
Георг перестал смеяться, на его лице отпечаталась вселенская скорбь:
– Вы так плохо читали, что обо мне пишут? Не хочется вас расстраивать, мой дорогой тесть, но контролировать то, о чем будут говорить журналисты – моя работа, – сказал он с притворным сочувствием. – Вы ведь знаете, что отдел цензуры при министерстве, интернет и медиа просто не пропустят ролик, если в нем будет хоть намек на антиреспубликанскую пропаганду или там будет тот, кто ее распространяет.
По мере того как Георг говорил, отец бледнел все сильнее, его лицо вытягивалось, словно челюсть отвисала. Было видно, как трясется жилка на виске, по которому течет капелька пота.
– Мне, кажется, нужно документы отнести на третий этаж… – пискнула Марина и вновь выскользнула за дверь.
На какой-то миг я поймала себя на желании поступить так же.
– А что, если сейчас кто-нибудь сфотографирует вашу машину, на которой наклеены символы протестного сопротивления? Или на работе в вашем кабинете найдут запрещенные брошюры, распространяемые контрабандистами? Ох-ох-ох. Это будет совсем нехорошо. На все, что вы скажете после этого, всем будет плевать. Вас обвинят, что вы сами укрывали свою дочь последние три года.
Он что, действительно может так сделать? Но ведь это разрушит жизнь не только моему отцу, но и матери и сестре. А если дома проведут обыск и обнаружат у мамы хоть что-то связывающее ее с людьми, которые помогли мне бежать? Ведь ее посадят!
– Георг… – я сделала шаг вперед и взяла оборотня за руку, – пожалуйста, не надо так с папой, я очень хочу, чтобы он пришел на нашу свадьбу и увидел, как мы с тобой счастливы. – Я попыталась призвать на помощь весь свой актерский талант. Натужно улыбнулась: – Пожалуйста, папа, я так счастлива, что скоро выйду замуж и у меня будут дети-оборотни. Ты ведь этого хотел?
Отец посмотрел на меня так, словно впервые увидел в комнате. Он кивнул в приветствии.
– Не ожидал, что вы опуститесь до подобных угроз.
– Я, по-вашему, должен хотеть убить вашу дочь, но при этом почему-то пожалеть вас? Помилуйте, папа. Какой уважающий себя маньяк остановится перед такими мелочами, как уничтожение чужой репутации?
Отец скривился.
– Что ж. Я уйду. Но имейте в виду, что разговор еще не закончен. Если вы женитесь на моей дочери, я действительно подам на вас в суд о понуждении к исполнению своих обязанностей. Понятия не имею, зачем женитесь вы. Но я хочу внуков.
Первая мысль была: «Что? Бред какой-то…». Затем я прокрутила в голове еще раз все законы, на которых такие требования могли быть основаны…
Георг сжал мою руку чуть сильнее. Его живое до этого лицо в тот момент совершенно не выражало никаких эмоций. Словно закаменело.
Папа, не прощаясь, вышел из кабинета.
Ибусов не произнес ни слова до тех пор, пока не захлопнулась дверь.