Стоило ему сказать “говори”, как на меня напал ступор. В горле будто ком встал, и я смотрела на эти его навороченные часы, чувствовала, как горел темный взгляд у меня на лице, и не могла выдавить из себя ни звука. Не так я представляла эту встречу и совершенно не готовила речь, чтобы вот так вот, сходу, вывалить все что нужно и еще попробовать убедить, что мне действительно необходима помощь. В висках стучало, а во рту пересохло.
– Время идет, – подгонял меня мерзавец, унизивший меня и так достаточно сильно, чтобы теперь еще и насмехаться над моим положением и растерянностью.
– Адам Германович, – провела по пересохшим губам языком, заметив, как потемнели глаза Панкратова. Тут же покрылась пунцовой краской, потупив взор.
– Я понимаю, что разозлила вас и вы решили проучить нас с папой… – замолчала, не имея ни малейшего представления, что следует говорить дальше.
– Откуда такая уверенность, что мне есть дело до тебя и бывшего мэра? – усмехнулся Адам.
– Вы говорили, что сделаете в случае, если я не выполню ваших условий, – старалась игнорировать издевку в его голосе. – Я вижу, что вы человек слова. Наглядно показали, что бывает, если пойти против вашей воли.
Боже! Кто бы знал, с каким трудом мне давались эти слова. Я ненавидела себя за каждый произнесенный звук. Как я докатилась до такого, чтобы унижаться перед человеком, разрушившим нашу жизнь? Но как бы невыносимо ни было, еще сложнее мне давалось то, что папу осудят и упекут в тюрьму на долгие годы. И люди, те самые люди, что голосовали за него, радовались переменам в городе, будут поливать его помоями, думая, что он в самом деле взяточник и бесчестный человек.
– Теперь я иначе смотрю на ваше предложение и готова сотрудничать в обмен на то, чтобы вы поспособствовали папиному освобождению и освобождению моей подруги. Насколько мне известно, папа отдал долг за Настю, тогда почему же ее продолжают незаконно удерживать неизвестно где, и жива ли она, мне тоже не известно.
– Сразу условия выставляешь? – хмыкнул он, равнодушно мазнув по мне взглядом, и тут же перевел взор к окну. – Смелая ты девчонка, Ева Андреевна. Стержень в тебе есть, такой прямо прут металлический, – снова вернул глаза ко мне. – Наивная, правда, но стойкая.
Не понимала, издевается он или действительно такого мнения обо мне, но перебить мужчину не решалась.
– О каком сотрудничестве ты говоришь? – вперился в меня тяжелым, пристальным взглядом, от которого мне захотелось поежиться.
Вмиг ощутила себя жалкой букашкой рядом с огромным хищным зверем, способным прихлопнуть меня одной лапой.
– То, что вы хотели от папы. Он все подпишет, только, пожалуйста, помогите ему выйти из-под следствия.
А вот теперь он смотрел на меня как на глупую, совершенно несмышленую девчонку, выпрашивающую у родителей снег посреди лета.
– Забавная ты такая, – хмыкнул он. – И трогательная, Голубка, – на мгновение задумался, а затем снова взглянул куда-то в окно. – Мне уже ничего не нужно от твоего отца.
Последняя фраза прозвучала как приговор. Все потеряно. Он не спасет папу. Я облажалась, подвела единственного близкого человека. Меня охватил ступор, и я шумно втянула воздух, сдерживая подкатывающие слезы и думая: “Как быть”?
– Почему? – понимала, как глупо это звучит, но что-то же я должна сделать, а не сидеть безвольной куклой, молча принимая все подножки судьбы.
– Я решил этот вопрос и гораздо менее затратным способом. Поэтому твое предложение не имеет для меня ценности.
– Подождите, – повернулась всем корпусом к мужчине. – Хорошо, пусть вы и решили свою проблему. Но должно же быть что-то, чем я смогу с вами расплатиться за папину и Настину свободу.
– То есть ты настолько решительно настроена, что готова согласиться на любые условия? – вопросительно вскинул бровь, словно наслаждаясь моей беспомощностью.
– Разве у меня есть выбор? – устало посмотрела на него, игнорируя страх и дрожь внутри. – Вы моя единственная надежда, – не стала лукавить.
Все, что я успела понять об этом властном и опасном человеке, – с ним нельзя играть. Нужно сразу говорить все как есть, иначе есть шанс расплачиваться за обман еще более дорогой ценой.
– Как ты считаешь, что может стать равной ценой за свободу твоего отца и той потаскухи, что ты зовешь подругой?
Выжидательно смотрел на меня. А я растерялась. Не знала, что могу предложить. Ведь у меня ничего нет. Кроме себя.
– Могу работать на вас. Буду отрабатывать столько, сколько скажете. Только помогите освободить их.
– Как же учеба? – прожигал темными, казавшимися во тьме ночной совсем черными, глазами.
– Переведусь на заочное, – пожала плечами и откинулась на спинку дивана, стараясь спрятаться от его взгляда и не надеясь на чудо.
– А что же скажет папа, когда узнает, что ты продала себя в рабство в обмен на его свободу. Он примет освобождение, давшееся такой ценой?
В салоне воцарилась тишина, и лишь тихое тиканье сигнала поворота и едва уловимый бубнеж радио разряжали напряжение, повисшее в воздухе. Посмотрела на затылок водителя, потом на охранника, понимая, они все стали свидетелями моего позора. Одно радовало, что хотя бы не видела их глаз. Мне плевать на осуждение или насмешку совершенно посторонних для меня людей. Но сейчас, в момент слабости, боялась не выдержать и сломаться.
Запищал сигнал на часах Панкратова.
– Главное освободить его, – обреченно добавила, понимая, что аудиенция окончена.
– Я обдумаю твое предложение, – сказал Адам Германович.
Машина затормозила, припарковавшись на автобусной остановке.
– Спасибо, что уделили время, – положила руку на дверную ручку.
Замки щелкнули, и я открыла дверь.
– Будь на связи. Дам знать о своем решении, – сказал Панкратов, даже не посмотрев на меня.
Машина пришла в движение, едва я успела захлопнуть дверь. Что ж! Я использовала свой шанс. Домой ехала, ни на что особо не рассчитывая. Судя по скучающему виду Панкратова, его совершенно не заинтересовало мое предложение. А я снова и снова прокручивала наш разговор, не в силах вытравить из головы мрачный образ, пугающий меня до дрожи.
Прошло несколько дней после нашей беседы, когда мне позвонили с незнакомого номера:
– Ева Андреевна? – пропел приятный женский голос, показавшийся смутно знакомым.
– Да, с кем разговариваю?
– Это личный помощник Панкратова Адама Германовича, Вероника.
– Я слушаю, – всполошилась, выключая кран и вытирая мыльные руки о полотенце.
– Через три часа за вами подъедет водитель Адама Германовича Олег. Будет ждать вас ровно в семнадцать ноль-ноль у подъезда. Не опаздывайте. Всего доброго.
Девушка сбросила вызов, оставляя меня в растерянности и с бешено стучащим под ребрами сердцем.