Итак, утро в нашей деревне началось оригинально. Я сразу же узнала родной голос. Так как предки вернулись поздно, мамуля, видимо, улеглась на диване внизу. Потому что кричала она именно оттуда, в нашей комнате я ее не наблюдала.
Кинувшись на помощь, я столкнулась на лестнице со Славиком.
– Что случилось? Горим? – спросил он. И словно напророчил дурное. Но это потом, а пока мамуля кричала не о пожаре, но тоже очень выразительно. С редкими перерывами на вдох.
Подбежав к дивану, мы нашли ее живой и даже невредимой. Она что-то созерцала, вытянув вперед руку и ожесточенно ею потрясая.
– Да что случилось?! – рявкнула я. Славик же метнулся за водой и быстро подал мамуле стакан. Та отхлебнула, поперхнулась, закашлялась, и, наконец, замолчала. Казалось, из нее выпустили воздух, и она вся вдруг как-то съежилась:
– Вы что, не видите? Моя рука…
– Ой, ну что тут такого. Да, морщинистая, – протянул Славик, – так и вы уже не девочка. Или горюете из-за этих ужасных старческих пигментных пятен? Так это ерунда. Мы же любим вас не за красоту…
– Дарина, я его сейчас убью! – взревела мамуля, и вылила остатки воды на Славика. После чего закрыла лицо ладонями и зарыдала.
И только тут я увидела на ее безымянном пальце правой руки странное кольцо. Казалось, его сделал ребенок. Скрученное из проволоки, с крупным пластиковым кристаллом в центре.
– Я вышла замуж! – простонала мамуля, раскачиваясь, как болванчик.
– За кого? – не поняла я, а Славик даже перестал вытираться мамулиной шелковой наволочкой, которую она всегда возила с собой, чтобы избежать морщин.
В ответ мамуля на секунду отняла руки от лица и истерически всхлипнула:
– Не знаю! Ничего не знаю, не помню, хоть убей…
Славик бесшумно, словно тополиный пух, приземлился рядом с мамулей, а наволочку затолкал в щель за диваном.
– Ты что, вчера выпила? – догадалась я наконец, а мамуля принялась оправдываться:
– У меня же как раз в полночь закончилась аскеза на алкоголь. Было так прохладно, и второй уговорил меня чуточку выпить, чтобы согреться. У этого змея всегда с собой фляжка.
И тут выяснилось невероятное. Оказывается, душевными концертами дело не ограничилось, и местные жители решили показать приезжим, как весело они живут. Началось все с демонстрации самогонного аппарата, которых по всей стране «раз-два и обчелся», а закончилось дегустацией, после которой последовали половецкие пляски и прыжки через костер.
Развлечений было много: гадания, мастер-класс по росписи свистулек, кулинарный поединок по дрожжевому тесту. А в одной из беседок устроили импровизированный загс по примеру символических свадеб в Лас-Вегасе. Мамуля поначалу смеялась с этой затеи, но у молодежи беседка пользовалась популярностью. Оттуда постоянно выходили счастливые хихикающие парочки, девушки рассматривали кольца и делали селфи, поднося руку с проволочным украшением к лицу.
– Вот я и запомнила эти дурацкие колечки! – возопила мамуля. – Потом мы играли в дартс, я выиграла бутылку шампанского, потом был конкурс среди производителей медовухи…
– У, дорогая вы моя, все же ясно… – хмыкнул Славик.
– Думаешь, я вышла замуж за медовика? – ужаснулась мамуля. – Точно, там был один такой, с кустистыми бровями. Не брови, а гусеницы. Он ими так шевелил, поглядывая на меня…
– Да какой медовик? Накидались вы, матушка, – ответил приятель. И хорошо, что в чашке у мамули больше не было воды…
– Что теперь делать? Как узнать, кто муж? – вопрошала мамуля, но Славик отнесся к этому известию достаточно беззаботно.
– Не переживайте, может, оно и к лучшему? А то что вы все одна, как чашка? Найдем мы ваше блюдце…Может, и медовик, чем шмель не шутит.
В этот момент взгляд мой упал на картину, висевшую как раз напротив дивана. Ту, что Славик назвал мицелием танцующего гриба. И я охнула.
Картина висела криво и явно подверглась нападению вандалов, потому что в середине ее зияла рваная дыра. Складывалось впечатление, что картину со всего маху пытались насадить кому-то на голову.
– Ой… А что с ней случилось? – проследил мой изумленный взгляд Славик, и мы уставились на мамулю.
– Понятия не имею! Я не помню, за кого замуж вышла, а вы мне про какую-то уродскую картину…
– Мама, а что если ты снова сочеталась браком с кем-то из отцов, – осторожно начала я, потому что эта версия виделась мне наиболее реальной.
– Да ну…
– Вы же были вместе… Папа № 2 расстался с Марьей-искусственницей, третьего Дуська бросила, все сходится. Оба могли снова предложить тебе руку и сердце, размягченные деревенским свежим воздухом и самогоном.
– Второй или третий? – ужаснулась мамуля и громко шмыгнула носом. – Только этого не хватало.
– Чего же сиськи мнем! Пошлите у них спросим! – подал ценную мысль наш домашний Вячеслав Друзь, и мы устремились на второй этаж.
Отцы еще не знали, что над ними нависла смертельная угроза, и давали храпака в гостевой спальне. Мамуля со скоростью фурии взлетела на лестницу и уже на середине принялась выкрикивать:
– Вупсень и Пупсень, подъем!
Ее настроение явно искало объект. В это время внизу раздался звонок, следом за ним в дверь кто-то деликатно постучал. Переглянувшись, мы со Славкой внутренне приготовились к худшему. Почему-то я подумала, что сейчас все и выяснится.
Приятель развернулся на лестнице и метнулся к порогу первым. Он распахнул дверь жестом английского слуги, и очам нашим предстал Тимофей – староста деревни.
По причине хорошей погоды он щеголял в черных велосипедках, подчеркивающих мускулистые ягодицы, и в майке с изображением Гамлета. Неожиданный выбор для деревенского пейзажа, хотя Тимофей явно был человеком культурным. Вот и сейчас он, тяжело дыша, извинился и указал на велосипед, оставленный у ворот.
– Я на минуточку. Проезжал мимо на ровере – у меня летом ежедневные покатушки в любую погоду. Поздороваться, так сказать, с дражайшей супругой.
К тому времени, как Тимофей прошел в гостиную, отцы, натягивая на ходу шорты, спускались вниз. Привлеченные мамулей и интересным ходом событий.
– Так-так-так. А поподробнее можно? – Второй отец пожал руку раскрасневшемуся Тимофею и упал на диван. Третий тоже примостился на подлокотнике. Мы замерли на ступеньках. Не хватало попкорна.
Мамуля, бледная, как лесная поганка, попыталась нырнуть под лестницу. Но Славик, истолковавший ее движения по-своему, подскочил и помог добраться до дивана.
Попросив стакан воды, Тимофей принялся вещать. История его не многим отличалась от мамулиной. С той лишь разницей, что он точно помнил: в беседку обрядов они с мамулей зашли вдвоем.
– А где были мы? – спросил третий отец у второго, перебирая четки.
– Там возле озера была организована купель с русалками, – развел руками второй, словно это все объясняло. – А дальше я не помню.
– Должно быть, русалки нас опоили, – вздохнул третий, печально огладив бородку. – Жаль. Пропустили свадьбу…
– Символические церемонии не имеют юридической силы! – попыталась я заступиться за мамулю, у которой первый раз в жизни не нашлось, что сказать.
Тимофей, все еще красный, но уже восстановивший дыхание, радостно замахал на меня руками:
– Не волнуйся, дочка. У нас все официально. Я же не последний человек в Заполье.
Пока я подумала, что в полку отцов прибыло, Тимофей продолжил:
– Глава сельсовета сам нас расписал, он товарищ мой. Маменька ваша за паспортом метнулась, так замуж хотела. А я что? Я же джентльмен, отказать даме, да еще такой прехорошенькой. Вот и решил – живем один раз…
– Ну и дела. Кому рассказать – не поверят! – Славик почесал лоб, и на всякий случай осмотрел свои руки. Наверное, опасался, что за ночь его тоже могли окольцевать. Насильно и во сне.
Мы все молчали, потому что сказать что-то умное никто был не в силах, а для вежливых дежурных фраз было поздно. Момент приличий был потерян: мхатовская пауза затянулась. К счастью, Тимофей совсем не заметил нашей неловкости. Испросил еще один стакан воды, вытер капельки пота на лбу и собрался на выход:
– Ну, вы пока отдыхайте, набирайтесь сил, я вечером зайду. После ровера у меня всегда пробежка. А потом я ледяной водой обливаюсь.
– Наголо раздеваетесь? – зачем-то уточнил Славик, а Тимофей подкрутил ус и подмигнул мамуле.
– Так точно, Вячеслав. Имею право – в своей бане. Оно потом и растереться хорошо бы! Вы бы тоже облились – похмелье как рукой… О чем это я… А! Надо отметить, так сказать, свадьбу. В узком семейном. Я гитару захвачу. Буду в семь. Вот и познакомимся поближе. А то вчера я только проводить успел…
– Тимофей, а вы не в курсе, что с картиной? – додумался спросить Славик, когда тот уже обувался.
– Как же, в курсе, конечно. Супруга драться изволила. Я ее проводил, хотел на ночь приобнять, пожелать спокойных снов. А она – картиной по голове.
– Узнаю почерк, – покивал второй отец. – Помню, был у меня один приятель, из чиновников, очень мамуля его не любила.
– Витьку Козодоева? Жирная тварь! Конечно, не любила. Потому что вы с ним по девкам ездили, – огрызнулась мамуля.
– Вот как-то я его до машины провожал, а мамуля прищурила острый глаз, прицелилась, да и швырнула в него томиком Чичи… Блин, все время забываю. Дрищевастый, напомни.
– Чичибабина! Это тот, где восемьдесят четыре сонета и тридцать стихотворений? Но как вы могли, матушка? – ахнул Славик. – Двести пятьдесят блаженных страниц белоснежной бумаги? И в какую-то жирную тварь?
Тимофей пробормотал что-то в духе «Женщины такие женщины», а у меня от едва сдерживаемого смеха засвербело где-то в области солнечного сплетения.
Как только за Тимофеем закрылась дверь, мамуля издала такой горестный стон, что у кого-то через два огорода заблеяла коза.
– Поздравлямба! – заверещал Славик, почему-то тоже с прононсом козы. Я же молчала, потому что не знала, какую выдать реакцию, чтобы не добить мамулю.
– Ты неподражаема! – усмехнулся второй отец. – Какого мужика отхватила! Легкоатлет, нудист, староста и бард в одном лице.
– Может, стерпится – слюбится? – подумал вслух Славик.
– Эх, что же ты такое говоришь! – укорил его папа № 3. – Ведь любовь – это о высоком. Восторженность объектом любви и неукротимая энергия желания обладать, чувство полного удовлетворения, когда можешь дотронуться до желанного…
– Ты про мои брильянтовые сережки на прикроватной тумбочке? – зло отозвалась мамуля, кусая ногти.
Третий отец сразу же предложил почистить мамуле карму и подышать маткой для аккумуляции женской энергии. Второй отец принялся уточнять, уж не пчелиной ли.
Пока они опять стали браниться, мы со Славиком поспешили выскользнуть на улицу. Конечно, мамуля подбросила нам шикарный сюрприз, но забыть про вчерашнее происшествие в книжном все равно не выходило.
Наоборот, мысли о погибшей девушке преследовали, как и смутные подозрения, которым я не могла найти внятного разъяснения.
Воспользовавшись состоянием родни, удачно покутившей на концерте, я решила умотать в город. И Славика увлекла за собой, заявив, что в холодильнике пусто, а к вечернему праздничному ужину надо бы закупиться.
– Мамуля пошла отмокать в ванне с благовониями, – махнул рукой второй отец, когда я заглянула в дом, чтобы спросить, какое вино предпочитает родительница.
– С аскезами покончено. Бери покрепче. Чувствую, нас ждут веселые деньки.
Конечно, ситуация вырисовывалась анекдотическая, но я подумала: за ужином, возможно, все разрешится, и мы все еще посмеемся с мамулиных похождений. В конце концов, брак – это простая формальность. А разводы еще никто не отменял.