Когда мы, выдержав долгие расспросы и опросы сначала скорой, потом и полиции, попали домой, дело близилось к вечеру. Уже по дороге решили не рассказывать никому о происшествии в книжном. Третий отец расстроится, что его книга попала в такой ужасный переплет (да простят меня за эту двусмысленность его издатели и редакторы), а второй, чего доброго, испугается, что мы могли запятнать его репутацию накануне выборов. Мамуле вообще лучше меньше знать, лишние печали добавляют ей морщин.
К счастью, дома всем было не до нас. Родня бурно дискутировала, попивая заваренную папой № 3 ромашку.
– Не пойду, – отмахивалась мамуля.
– Вот заладила…Чем меньше деревушка – тем душевнее концерты, – твердил второй отец, блаженно раскинувшись в плетеном кресле.
Славик поинтересовался, о чем речь, и мамуля охотно пояснила:
– Упырь уговаривает нас пойти на день деревни.
– День деревни?
– Ну да, час назад мимо нас проезжал этот милый спортивный мужчина… Староста деревни. Тимофей, кажется? На своем велосипеде. И пригласил нас, как гостей Заполья, посетить этот праздник.
– А она уперлась – не царское дело, не царское дело. Пошли веселиться, бабуся Ягуся. Когда ты в последний раз выходила в народ?
– Сегодня, имела несчастье выйти в народ с тобой…
Третий отец сидел с видом «моя хата с краю» и, кажется, отсутствовал в своем физическом теле.
– Куда ездили? – поинтересовалась я их экскурсией, чтобы отвлечься от нехороших мыслей.
– К такой-то матери на тихом катере, – брякнул второй отец, наливая себе еще чаю. Чай его не вставлял, и папа был зол.
– Не слушай этого дикаря, – махнула рукой мамуля, а папа № 3, вынырнув из небытия, принялся честно перечислять все достопримечательности:
– Мы видели панорамы Угличской ГЭС – первой на Волге, Воскресенского монастыря и храма Рождества Иоанна Предтечи «на Волге», Угличский кремль, главный причал и набережную. И чудесный храм, построенный дедушкой известного драматурга Сухово-Кобылина…
– А я вот впервые узнала, что такое гальюн, – скривилась мамуля. – Ты знала, что так в старину называли нос корабля, куда все ходили по нужде? Оказывается, в наше время это тоже практикуют! Не хочу больше об этом вспоминать! И кормили на корабле не очень.
– После такого обеда только в гальюн и бежать! – снова буркнул второй отец. – Такая тоска меня взяла, хорошо, что у меня с собой была бутылочка виски. Хлебнул – и меня немного попустило. Все эти пузожопые туристы оттоптали мне все ноги.
Мамуля глянула на второго отца со скепсисом:
– Пузожопые… Вот какой из тебя политик? Ты же не любишь наш народ! А народу нужен любящий отец…
– Что ты смыслишь в политике, женщина? – огрызнулся «отчим» народа.
– Да уж смыслю, мразь всякую видала. Кровь проливала за свободу слова!
– Ой, один раз палец о край бумаги порезала, когда письмо с жалобой на коммунальщиков писала…
– Я и на митинги ходила!
– Там просто рядом был салон красоты, где ты вправляла себе нос после пластики. Ты же сама рассказывала, что когда из салона назад к машине через толпу пробиралась, нос опять свернули.
– А ведь она права. Нам нужна Любовь. Нам нужна Вера. Нам нужна Идея! – подал голос третий отец, снова заглянувший куда-то вглубь себя.
– Пока нет Идеи, путь будет Надежда, – предложил Славик, пытавшийся всех примирить. – Надежда, Вера и Любовь!
– Надейся и жди, – пропел второй папа, потихоньку подливая себе в ромашковый чай коньяк. – Ну что, идем на праздник?
Сил на праздники деревни у меня не нашлось, хотя и было у меня в районе часовни одно секретное дело, которое я хотела провернуть. Но решила оставить это на потом. Оставшись одни, мы еще раз обсудили события сегодняшнего дня, выдули пару чашек чая и отправились отдыхать.
Ночь была нежна, но уснула я не скоро и спала не долго. Проснулась от собственного крика, потому что мне снилось, что я лечу в машине на бешеной скорости, а на дорогу выходит неповоротливый лось. И в самый последний момент произошло чудо: я поняла, что теперь отождествляю себе с лосем. А на меня в данный момент несется машина.
И теперь сидела на кровати, тяжело дыша и испуганно оглядываясь, силясь понять, где я. А главное – кто я.
– Сон, – пробормотала я, потирая лицо. – Обычный сон про лося.
Ничего себе, обычный. Как будто я вот-вот разобьюсь… А потом вдруг меня вот-вот… Пришлось включить ночную лампу, чтобы переждать накативший тошнотворный страх.
Успокоилась и решила сходить за водой. Спускаясь, я замерла между этажами, вглядываясь в темноту из-за стекла, задернутого гардиной.
Соседний заброшенный теремок, окутанный темнотой, притягивал взгляд. В свете луны белели бока мешков со строительным мусором, притулившихся у ворот. Поблескивали стекла, а из-под крыши доносился какой-то стучащий звук. Наверное, ветер раскачивал жестяной лист. Я попыталась представить, кто когда-то давно жил в это доме, и уже сочинила целый детектив… Как вдруг… Что это? Не может быть! В темном окне мелькнул луч света. Я отшатнулась, поначалу приняв это за отблеск луны или фары машины. Но луч становился настойчивее, и теперь я была уверена: в домике кто-то ходит с фонариком.
Внутри меня начался оживленный диалог. «Кто бродит ночью в нежилом доме? А какое тебе дело? Нет, ну интересно же. Может, пойти глянуть? Вечно лезешь, куда не просят. Мало ли, местные мальчишки играют в шпионов… Чего им не спится? Ну, сегодня же день деревни, взрослые пошли в разнос, и ребятня, воспользовавшись отсутствием контроля, резвится. Ну и игры у современной молодежи, я бы в детстве на такое не решилась…».
На долю секунды я представила, что беру фонарик и иду туда. По крайней мере, любая героиня классического фильма ужасов так бы и поступила. Но я с головой дружила, поэтому такая перспектива вызвала во мне бурный протест. Поежившись, я закрыла гардину и пошла вниз. Проверила замок и убедилась, что наши гулены все еще не вернулись.
– Спать, спать… – пробормотала я, натягивая плед до подбородка и погружаясь в сладостную дрему.
Мне показалось, что проспала я всего ничего, как вдруг утреннюю зыбкую тишину прорезал истошный крик…