Глубоко убежденный, что любая попытка прояснить часть естественной истории встретит благосклонный прием, я рискнул представить на рассмотрение Королевского общества несколько наблюдений относительно способов размножения Hirudo Vulgaris.
Примечание Грации: является ли ухаживание обязательным условием перед размножением у пиявок? Или подобные ритуалы относятся к более развитым видам?
Грация заметила, что никто в экипаже не вел себя как обычно. Калли свернулась калачиком в углу рядом с Талией, будто, если станет еще меньше, сможет исчезнуть. Талия крепко обнимала сестру и успокаивающе бормотала ей что-то. Но время от времени замолкала, и ее взгляд смягчался от каких-то мыслей. Напротив Грации, скрестив руки на груди и мрачно сжав губы, сидела мама. Даже папа не клевал носом, как это бывало после светских раутов, а хмуро смотрел на жену.
А Грация… ей было невыносимо думать, что она не смогла совладать с собой. Сначала ссора с мистером Левесоном, потом – слезы в саду.
Неужели лондонское общество так повлияло на всех?
По крайней мере, ей не придется снова разговаривать с мистером Левесоном. После скандала этим вечером, без сомнения, он будет счастлив избегать ее до конца сезона. После бегства из бального зала Грация нашла каменную скамью в глубине сада за живой изгородью, образующей подобие лабиринта. Как только слезы высохли, а жар сошел с щек, она начала чувствовать неловкость из-за своего бегства. И прокралась обратно в бальный зал, надеясь, что никто не заметил ее отсутствия.
Вернувшись, Грация поняла, что что-то не так. Она не могла найти родителей, но слышала, как шепотом повторяли имя Калли и «скандально», хотя и представить не могла, что кузина могла сделать. Много лет Калли с нетерпением ждала дебюта, в первый вечер сезона она не стала бы подвергать опасности свою репутацию. Затем Грацию нашел отец и сказал, что Калли плохо себя чувствует, и они должны немедленно ехать.
Грация повернулась к сидевшей рядом Талии.
– Что случилось?
Калли издала резкий всхлип, а Талия покачала головой и склонилась к сестре.
– Мама? – спросила Грация.
– Ш-ш-ш, – ответила та. – Не время, дорогая.
Не время для чего? Когда будет время? Грация хотела, чтобы правила, регулирующие общество и взаимодействия между людьми, следовали той же упорядоченной логике, что и законы, управляющие естественным миром. Некоторые установления сформулировала для нее мать: молодая леди в Лондоне никогда не должна появляться одна на публике, не должна рисковать и ходить по Сент-Джеймс, где расположено множество мужских клубов. Таким рекомендациям Грация могла следовать, хотя и не понимала, зачем они необходимы. Но она понятия не имела, почему нельзя говорить о том, что расстроило Калли.
К тому моменту, как они добрались до дома, Грации не терпелось отправиться в свою комнату, найти самую толстую научную книгу, какую только могла предложить их скудная лондонская библиотека, и прогнать неприятные воспоминания о вечере. Однако она не могла с чистой совестью сделать это, пока кузина все еще была так расстроена. Когда родители отправились в кабинет о чем-то посовещаться, она последовала за Талией и Калли по лестнице в коридор перед их спальнями. Калли перестала плакать, но шмыгала носом.
– Калли, ты в порядке? – спросила Грация.
– Очень мило с твоей стороны задавать этот вопрос сейчас, – ответила та.
Грация нахмурилась в замешательстве.
– Я пыталась спросить раньше.
– Но ты не беспокоилась об этом, когда сломя голову убежала в сад. Не думала, что кто-то может последовать за тобой?
Почему люди не могут говорить прямо?
– Ты пошла за мной?
– Да, и запуталась из-за тебя в живой изгороди. Адаму Хетербриджу пришлось спасать меня, а потом миссис Драммонд-Баррел нашла нас и решила… О, это катастрофа.
Грация вспомнила свои страдания в темном уголке сада, и ее захлестнуло чувство вины. Она была так поглощена собой, что пропустила драму, разыгравшуюся неподалеку. Хуже того, из-за нее Калли попала в беду.
– Тебе необязательно было следовать за мной.
– Ты плакала, – сказала Талия. – Конечно же, Калли пошла за тобой. С тем же успехом можно размахивать перед быком красной тряпкой. Калли всегда откликается на чужую беду.
– Мне жаль, – сказала Грация, осторожно кладя ладонь на руку Калли. Она не знала, что делать с сильными эмоциями, своими или чьими-то еще. Было гораздо легче обдумать происходящее, чем прочувствовать.
Калли отстранилась от нее.
– Если бы ты не повздорила с мистером Левесоном, ничего бы этого не случилось!
Грация моргнула от неожиданного логического кульбита.
– Грация не виновата, – примирительно сказала Талия. – Не больше, чем ты. Ты всего лишь хотела помочь ей, а она хотела защитить дядю Джона.
Грации стало интересно, что именно кузина услышала от ее папы. Или, что еще более важно, от мамы.
– Очевидно, что виновата миссис Драммонд-Баррел, распространившая сплетню.
– Да, – ответила Грация чуть более горячо, чем того требовали обстоятельства. – Виновата миссис Драммонд-Баррел. Смерть тиранам!
Калли рассмеялась сквозь слезы.
– Не пытайтесь утешить меня.
– Хорошо, не будем, – ответила Талия. – Пойдем, я уложу тебя в постель. Без сомнения, к утру ситуация прояснится.
Грация проводила сестер взглядом до комнаты Калли и старалась не замечать облегчения от того, что Талия взвалила на себя тяжесть эмоционального расстройства Калли. Она пошла к себе в комнату и зажгла пару свечей на письменном столе, затем устроилась в кресле и начала листать последний номер «Философских трудов Королевского общества». Через несколько минут она забыла обо всем, унижения и дискомфорт вечера спали с нее, как кожа со змеи.
Одна статья особенно привлекла ее внимание: отзыв на новейшую книгу французского натуралиста Ламарка «Естественная история беспозвоночных». Текст рецензии был представлен Обществу в феврале, незадолго до приезда Элфинстоунов в Лондон, автором значился некто Л. М. Рецензент в целом тепло отозвался об идее Ламарка о постоянной изменчивости видов в сторону усложнения, хотя и предостерегал того от уклона в сторону алхимических принципов, отдавая предпочтение новой химии Лавуазье.
Грация перечитала статью во второй раз, что-то бормоча себе под нос. Она читала книгу Ламарка и не согласилась ни с алхимическими принципами, на которых он основывался, ни с его основным тезисом. Почему изменение видов должно идти к усложнению? Да, в целом так и есть, но стоило взглянуть на лингвистику, на то, как упростилась английская грамматика со времен древнеанглийского, чтобы увидеть, что природа часто благоволит эффективности. Эффективность необязательно означает сложность. Ван Левенгук открыл множество видов животных, которые процветают, несмотря на то, что являются простыми организмами.
Загоревшись желанием по пунктам опровергнуть отзыв Л. М., Грация начала делать пометки в записной книжке, которую держала под рукой. Она писала, пока не погасли свечи, пока она не забыла о Калли и мистере Левесоне и в целом о Лондоне.
Она надеялась провести утро в уединении в своей комнате, заканчивая набросок письма, которое начала в ответ на обзор Л. М. Она никогда не видела себя ученым такого масштаба, как мужчины, чьими словами пестрели страницы журналов. Они получили другое образование, и к тому же она была женщиной. Но надо же с чего-то начинать. Возможно, если ее опровержение получится достаточно убедительным, у нее хватит смелости отправить письмо – под соответствующим псевдонимом, конечно, который скроет ее пол.
Но за завтраком все ее планы растворились, как сахар в воде. Хорошенькое личико Калли было бледным и несчастным, и она ковырялась в еде вместо того, чтобы есть. Утро, очевидно, не принесло ясности. Затем мама спустилась вниз, чтобы с румянцем на щеках и стальными нотками в голосе объявить, что утро они проведут в гостиной, принимая посетителей.
Испуг Грации, вызванный несчастьем Калли, сменился замешательством: мама представила прием гостей актом неповиновения. Но кому или чему она бросала вызов, Грация не могла догадаться.
Когда они устроились в гостиной, Грация вновь принесла извинения. Она сомневалась, что понимает, почему тот эпизод вчерашнего вечера был так ужасен, поэтому сосредоточилась на том, что не вызывало сомнений.
– Прости, Калли, – сказала она. – Это я должна была застрять в той изгороди, а не ты.
– Это не твоя вина, – сказала кузина, но в ее голосе не хватало убежденности.
Талия нетерпеливо покачала головой.
– Неважно, кто там оказался. Это все – глупое недоразумение. Калли не сделала ничего плохого.
Но мама возразила:
– Все не так просто. Общество придает большое значение внешнему. И это… это действительно выглядело неподобающе. Но мы с твоим дядей поговорили и придумаем, как все уладить.
– То есть Калли может быть порочной, но пока она скрывается, это приемлемо? – спросила Талия.
– Если общество настолько поверхностно, почему нас должно волновать его мнение?
Мама вздохнула.
– Я привезла вас, девочки, в Лондон в надежде, что вы найдете подходящих мужей. Ваша мама надеется на меня. И хотя да, иногда общество может быть поверхностным, его мнение имеет значение. Если свет сочтет, что репутация Калли подорвана, то это коснется не только ее, но и всех вас могут посчитать запятнанными. Вы не сможете познакомиться с подходящими джентльменами, если вам запретят посещать вечера.
Грация нахмурилась. А что вообще значит «подходящий муж»? Состоятельный? Знатный? Если бы ей предстояло выйти замуж – что она считала маловероятным, – ей нужен был добрый мужчина, обладающий некоторым остроумием.
– Но это же смешно, – сказала Талия. – Мы не животные, которых можно купить и продать на рынке тому, кто больше заплатит… Мы – женщины с сердцем, умом и волей и заслуживаем, чтобы нас ценили по нашим достоинствам, а не только за внешность или репутацию.
– Думаю, сестра дала вам больше свободы высказывать свое мнение, чем это было бы полезно. Надеюсь, в обществе ты не станешь говорить так свободно! – ответила мама. – Что ты предлагаешь, Талия? Бросить вызов всему? У нас нет такой власти. Даже твой дядя, имеющий место в парламенте, не смог бы сделать это.
– Я не собираюсь бросать вызов, – тихим голосом сказала Калли. – Я только хотела, чтобы меня приняли, ходить на вечера, иметь поклонников и танцевать.
Мама похлопала ее по руке.
– И все это будет, дорогая. Мы начнем принимать посетителей и покажем, что нам за тебя не стыдно.
Талия фыркнула. Грация подумала, не покажется ли бессердечной, если будет читать научный журнал. Несмотря на искреннюю заботу о кузине, светские беседы казались ей утомительными. Но когда она потянулась за журналом, мама поймала ее взгляд и покачала головой. Грация уронила руки на колени.
Они стали ждать.
Через час Калли сказала:
– Никто не придет. Со мной покончено.
– Еще рано, – ответила мама.
– Если люди не могут оценить тебя, несмотря на глупые слухи, значит, они ненастоящие друзья. – Талия скрестила руки на груди.
Они подождали еще немного. Мама не остановила Грацию, когда та положила журнал себе на колени и начала читать.
Прервавшись на легкий ланч, Калли попросила разрешения удалиться к себе в комнату.
– Я устала, тетя Гармония, и чувствую, что начинается головная боль.
Пока мама хлопотала над Калли, Грация и Талия вернулись в гостиную, следуя маминому приказу. Талия сразу прошла к письменному столу и взяла перо, а Грация возобновила чтение, время от времени прерываясь, чтобы сделать пометку на полях журнала.
Наконец, Талия рассмеялась и развернулась на стуле.
– Разве мы не странная пара? Я не верю, что твоя мама это имела в виду, когда отправляла нас ждать посетителей. Предполагается, что мы должны сидеть тихо и чинно, занимаясь шитьем или вышивкой. Теперь у меня на пальцах чернильные пятна, а ты… над чем это ты работаешь?
– Письмо. Я думаю. Для «Философских трудов».
– О! – в голосе Талии прозвучало удивление. – Не знала, что ты собираешься публиковаться.
– Ну, ученые должны в какой-то момент, если хотят делиться своими идеями. Я не планировала в этом сезоне, но прочитала нелепую статью, которая заслуживает реакции, так почему бы не откликнуться мне? – Грация пожала плечами. Ей была невыносима мысль, что кузина высмеет эту идею.
Талия ответила не сразу, поэтому Грация спросила:
– А над чем ты работаешь? Еще одно стихотворение?
– Да, но слова идут не так, как мне хотелось бы. – Она скорчила гримасу, что рассмешило Грацию, и именно в этот момент дверь гостиной открылась.
– Мистер Левесон, – объявил Диллсуорт.
Грация выронила журнал. Она в ужасе уставилась на высокую элегантную фигуру, появившуюся в дверном проеме позади дворецкого.
Когда Талия присела в вежливом реверансе, Грация вскочила и выпалила:
– Что вы тут делаете?
Едва произнеся эти слова, она пожалела, что не прикусила язык.
На хорошо очерченных губах мистера Левесона заиграла улыбка.
– Полагаю, принято наносить визиты новым знакомым?
– Мне казалось, мы скорее увидимся в а… преисподней, чем у меня дома, – ответила Грация. Черт бы все побрал. Что такого в этом мужчине, что лишало ее всякого такта? Не то чтобы его было у нее много. Запоздало она сделала неуклюжий реверанс и добавила: – Сэр.
Мистер Левесон смотрел на нее, забавляясь.
– Уверяю, ничего столь ужасного не требуется, – вмешалась Талия. – Не хотите ли присесть, мистер Левесон?
Он сел на диван рядом с Грацией, и та немедленно переместилась на соседнее кресло. Ее не волновало, что кузина уставилась на нее широко раскрытыми глазами или что мистер Левесон ухмыльнулся. Она не станет загонять себя в ловушку, находясь в такой близости от него. Грация взяла журнал, но удовольствие от научных идей пропало. Она ограничилась тем, что написала на полях: «Существование модного лондонского джентльмена, у которого на уме лишь мода и лошади, доказывает мою точку зрения: иногда живые существа с течением времени скорее регрессируют, чем прогрессируют».
Дав таким образом характеристику мистеру Левесону, Грация сидела молча, пока Талия вела беседу, достойную похвалы, затронув погоду и детские воспоминания мистера Левесона об Индии, о семье его матери, живущей в Гуджарате на протяжении нескольких поколений.
По мере того как разговор продолжался, в Грации нарастало чувство вины. Папа хотел, чтобы она извинилась, да и ее совесть говорила, что она была не вполне справедлива к мистеру Левесону. Когда в беседе наступила пауза, она вмешалась:
– Я чувствую, что должна извиниться за некоторые вещи, которые наговорила вам вчера вечером. Даже будь это правдой, мне не следовало говорить это вам в лицо.
– Я бы предпочел услышать все в лицо, а не за спиной, – ответил мистер Левесон. – Но приму ваши извинения и отвечу тем же… Боюсь, что был несколько более резок, чем хотел.
Грация покачала головой.
– Вы не сказали ничего, что было бы неправдой. Я действительно отнеслась к вам предвзято, и мне не стоило этого делать. Тем не менее вы не обязаны поддерживать знакомство со мной или моей семьей, когда это доставляет вам так мало удовольствия.
– Мои друзья засвидетельствуют, я не делаю ничего, что не доставляет мне удовольствия, так что можете быть спокойны на этот счет.
Что он хотел сказать? Этот визит принес ему удовольствие?
Его пристальный взгляд задержался на ее лице, прежде чем опуститься на пол. Грация проследила за ним и увидела, что в спешке ее юбки немного задрались, на дюйм или два обнажив лодыжку. Еще одно из социальных правил, которое она не до конца понимала: почему молодой леди дозволительно обнажать часть груди в бальном зале, но выставлять напоказ лодыжки, даже прикрытые чулками, совершенно неприлично.
Но мистер Левесон, казалось, не испытывал ни смятения, ни отвращения. Он слегка улыбался.
Щеки Грации обдало жаром, и она быстрее спрятала ноги под юбкой.
– Может, начнем сначала? – спросил мистер Левесон, поднимая на нее взгляд. – Я забуду прискорбные слова, что вы сказали, если вы забудете то, что сказал я. Мы продолжим непринужденный разговор о погоде, и я сделаю вам комплимент по поводу… – Он снова взглянул на нее и слегка нахмурился. Грация почувствовала, что напрягается. – Вашего очаровательного платья.
Бледно-лимонное дневное платье, которое она надела, было модным и достаточно чистым – на нем не наблюдалось заметных чернильных пятен. Однако это был не самый удачный цвет: каштановые волосы и веснушчатая кожа Грации лучше всего сочетались с насыщенными тонами: золотистым, красновато-коричневым, зеленым и умброй. Но мама сказала, что эти оттенки совершенно не подходят юным леди, и Грация прикусила язык и не стала спорить.
– На ком-то другом оно смотрелось бы очаровательно, – признала она. – Это прелестное платье, но мне не идет цвет, и я не могу убедить маму, что мне не стоит носить оборки.
– Никому не стоит носить оборки, – ответил мистер Левесон. – Но я считаю, что правильный ответ на этот комплимент – «спасибо».
Талия сжала губы, будто сдерживала смех.
– Даже если комплимент – ложь? – Черт возьми, она только что решила быть милой. – То есть спасибо, – добавила Грация, заслужив ухмылку мистера Левесона. – Полагаю, я также должна поблагодарить за удовольствие, доставленное вашим визитом?
– Это откровенный намек закончить этот визит? – Его ухмылка стала шире.
«Да», – подумала она.
– Конечно нет.
– Тогда я задержусь ненадолго. По правде говоря, я пришел главным образом для того, чтобы остановить поток слухов, – сказал он. – Не выношу сплетни, а сегодня в отношении мисс Каллиопы Обри появились самые прискорбные предположения. Я решил, что мой визит может приуменьшить их силу.
Грация украдкой взглянула на кузину, которая больше не выглядела так, будто пытается сдержать смех.
– Почему вы решили, что ваш визит может развеять слухи? – тихо поинтересовалась Талия.
– Когда станет известно, что я навещал вас, свет, возможно, не придаст особого значения этим сплетням. Если я не стану избегать вас, то и многие из приличного общества последуют моему примеру, что бы ни говорила миссис Драммонд-Баррел.
– Значит, вам стало жаль нас? – спросила Талия.
Грация напряглась. Этот джентльмен производил прямо-таки ошеломляющее действие на ее осанку.
– Я бы предпочла, чтобы нас не опекали, но все равно спасибо.
Мистер Левесон сжал губы. Очень красивые губы. Дрожь пронзила Грацию при виде гнева, вспыхнувшего в его глазах.
– Было бы лучше, чтобы я солгал, сказал красивую правду, которая польстила вам? Меня привела сюда не жалость, а сострадание.
– Моя сестра не сделала ничего плохого, – сказала Талия.
Мистер Левесон кивнул ей, и его взгляд смягчился.
– Вам не надо уверять меня в этом. Мое доверие у вас уже есть. Но поскольку мое присутствие, по-видимому, причиняет боль вашей кузине, я откланяюсь.
Как только за ним закрылась дверь, Талия повернулась к ней.
– Грация… я понятия не имела, что ты сделала такое завоевание.
– Если под завоеванием ты подразумеваешь досадную помеху, то да. – Грация вздохнула. Она хотела быть вежливой. Она снова взяла журнал и открыла его на возмутительной статье. Мысли о письме в журнал ослабили прошлым вечером ее разочарование в мистере Левесоне… может, сработает снова.
– Грация… – начала Талия.
Непривычная неуверенность в голосе кузины привлекла внимание Грации. Она подняла взгляд.
– Думаю, я тоже должна перед тобой извиниться, – сказала Талия.
– За что? Ты не оскорбляла меня и не покровительствовала мне.
– Нет, но я была плохой кузиной и еще худшим другом. Когда ты сказала о своем письме в журнал, мне следовало что-то ответить, поздравить или подбодрить. Но моя первая мысль оказалась наполнена завистью, потому что письмо всегда считалось моим умением, талантом, который определяет меня. Я – поэт, ты – ученый, а Калли – домашнее создание. Если ты и ученый, и писатель, то что я?
– Все еще поэт, надеюсь, – ответила Грация. – У меня нет дара к стихосложению. Как бы там ни было, будь я тоже поэтом, это ничуть не умалило бы тебя. Безусловно, мы обе можем творить великие, добрые вещи для мира, ничем не преуменьшая друг друга?
Талия вскочила и бросилась через комнату обнять кузину.
– Я люблю тебя, Грация. Ты меня простишь?
– Только если ты никогда больше не станешь говорить со мной о моем завоевании.