Отклонение от приличий едва ли избежит наказания.
Испанский стыд волной прокатился по телу Калли. Когда дядя Джон ушел успокаивать мистера Левесона, а Грация – к буфету с решимостью, обычно приберегаемой для занятий естествознанием, Калли хотелось лишь одного – провалиться сквозь пол. Как Грация могла говорить подобное джентльмену, занимающему такое положение, как мистер Левесон! А он – отвечать столь резко. Хотела бы Калли сказать, что Грация не может поступить так, но, по правде говоря, та могла быть катастрофически откровенной.
Со вздохом она отправилась вслед за кузиной. Тетя Гармония хотела, чтобы они оставались вдвоем, и, возможно, Калли сможет предотвратить еще одну катастрофическую встречу.
– Мисс Обри!
Она не успела догнать Грацию, когда увидела Генри… то есть мистера Солсбери, который пробирался к ней сквозь толпу, сестра Энн следовала за ним. Оба сияли, найдя Калли, и она остановилась поприветствовать их. Она украдкой понюхала рукав платья. От нее пахло лавандой и розовой водой: гораздо лучше кислого молока, которым маленький Солсбери облил ее в прошлый раз.
– Вы прекрасно выглядите, – сказала мисс Солсбери.
Калли думала, что выглядит довольно элегантно в платье цвета морской пены с бледно-голубыми нижними юбками – словно мифическое морское существо. Но было приятно, что это подтвердил кто-то, не являвшийся ее родственником.
– И как вам ваше первое лондонское мероприятие? – спросил мистер Солсбери.
«Довольно некомфортно, спасибо Грации и мистеру Левесону», – подумала Калли. И ответила:
– Тут столько людей! Я едва ли кого-то знаю.
– О, прекрасно помню это чувство. Так неуютно бродить по залу, полному незнакомцев, – заметила Энн Солсбери. – Но скрепите сердце… Уверяю, скоро вы будете знать стольких же здесь, как я и Генри.
– И мне хотелось бы, чтобы вы не знали и половины из них, – проворчал ее брат.
Калли рассмеялась, внезапно почувствовав себя намного легче.
– Уверена, что этого не случится. Я нахожу людей симпатичными, едва узнаю их ближе.
– Невозможно. Полагаю, все будет наоборот, – сказал мистер Солсбери.
– Похоже, ты ей действительно нравишься, Генри, – заметила Энн.
– Это потому, что она меня еще не знает, – ухмыльнулся мистер Солсбери. – Но я, должно быть, исключение из собственного правила. Светские дамы меня обожают. Мне часто говорят, что мое присутствие превращает вечер в настоящее зрелище.
– Потому что ты выставляешь себя на посмешище, – с притворной суровостью ответила его сестра, а затем оба Солсбери рассмеялись.
Зависть пронзила Калли, которая видела, как они дружны. Она скучала по шуткам с братьями и сестрами. Она любила Талию, но Талия отличалась серьезным характером, и ее трудно поддразнить, как Энн делала это с мистером Солсбери. Если Талия была не в настроении, это могло лишь оскорбить ее.
– Послушайте, почему у мистера Левесона такой вид, будто он только что надкусил лимон? – вдруг спросил мистер Солсбери.
Веселость Калли испарилась. Она так увлеклась разговором, что забыла приглядывать за Грацией. Она обернулась к кузине и обнаружила, что мистер Левесон оставил дядю Джона и – боже милостивый! – шел к Грации.
Калли, вероятно, следовало что-то предпринять. Присоединиться к кузине, попытаться смягчить раздражение мистера Левесона и помешать откровенным заявлениям Грации. Но ее ноги, казалось, приклеились к полу.
– Боюсь, моя кузина была с ним довольно невежлива, – призналась Калли.
– Невежлива? – эхом откликнулся мистер Солсбери. – С мистером Левесоном? Удивительно, как он не убил ее на месте.
– Это еще возможно, – проговорила Калли, наблюдая, как кузина залилась светло-розовым румянцем, когда мистер Левесон заговорил с ней. Она действительно должна подойти к ним.
– Вашей кузине нужна помощь? – спросил мистер Солсбери, и его насмешливое выражение сменилось серьезным.
Наверное. Калли вздохнула.
– Не думаю, что она поблагодарит вас за попытку защитить ее. Грация любит вести битвы сама.
Она снова повернулась к Солсбери, не в силах смотреть, как кузина навлекает на себя беду. Мистер Солсбери пристально изучал ее, а затем сказал:
– Думаю, умело оскорблять – своего рода искусство. – Он начал рассказывать о недавней экскурсии в галерею одного художника. – Я увидел картину, где Елена спускает на воду тысячи кораблей, и она очень походила на мою тетю Агату. Я так и сказал. У тети было лицо, известное тем, что им пугали детей. Если она и спускала на воду корабли, то лишь те, которые стремились сбежать от нее.
Калли неохотно улыбнулась.
Энн склонилась к ней и произнесла:
– Чего Генри не упомянул, так это то, что художник стоял у него за спиной.
– И он вас услышал? Бедняга!
– В этом нет ничего плохого, – ответил мистер Солсбери. – Я почувствовал себя обязанным приобрести одну из его проклятых картин, и, скажу вам, это обошлось мне в кругленькую сумму.
Калли рассмеялась. Неужели мистер Солсбери так внимателен: увидел ее дискомфорт и попытался отвлечь рассказом? Или дело лишь в том, что он не мог оставаться серьезным дольше пары минут?
Ее смех подхватили люди вокруг. Звук распространился по залу и вернулся, становясь громче, и Калли поняла, что подобную реакцию не мог вызвать рассказ мистера Солсбери. О, нет. Она обернулась к кузине и увидела, как мистер Левесон уходит от столика с закусками – выглядя ужасно довольным собой – а Грация бежит к дверям. Казалось, она вот-вот заплачет.
– С вашей кузиной все в порядке? – спросила мисс Солсбери, озабоченно сдвинув рыжевато-золотистые брови.
– Не знаю, – ответила Калли. – Извините, я должна пойти к ней.
На этот раз ей не потребовалось усилий, чтобы протолкнуться сквозь толпу, отделяющую ее от дверей. Беспокойство за кузину придало ей сил. К моменту, как она добралась до террасы, Грация уже исчезла. Но в какую сторону она пошла? От террасы отходили две изогнутые лестницы, заканчивающиеся по сторонам мощенной камнем площади. Сад простирался во всех направлениях, украшенный живыми изгородями и розовыми кустами.
Калли показалось, будто она заметила что-то розовое у высокой живой стены. Грация? Спустившись по лестнице, она позвала ее, но кузина не ответила.
Приглушенный звук рыданий донесся неподалеку. Калли побежала вдоль изгороди, та уходила по направлению к массивной каменной стене, но Калли не могла разглядеть, чем она заканчивалась. Она добралась до стены и вернулась обратно, напряженно прислушиваясь. С террасы донеслись голоса, и она услышала то, что, как подозревала, было не слишком скромным поведением какой-то пары, но рыдания стихли.
Раздвинув заросли, Калли, прищурившись, всмотрелась во тьму. Ей хотелось, чтобы фонари, которые ярко сверкали возле дома, горели и здесь. Она не могла разглядеть кузину. Может, лучше позволить Грации разобраться в своих чувствах и самой вернуться в дом? Если она ушла куда-то в глубь сада, это ее выбор, и она вернется, когда захочет.
Нет… Калли не могла поступить так. Будет неправильно позволить кузине бродить по саду одной, но, что более важно, нехорошо оставить ее в одиночестве, когда она так расстроена.
Калли прошла вдоль изгороди еще несколько шагов.
– Грация?
До нее донеслись легкие всхлипы. Было что-то печальное в этом звуке, в том, каким тихим он был, будто кто-то старался, чтобы его не услышали и не подняли на смех.
Сердце Калли сжалось. Она бы никому не позволила плакать в одиночестве.
Она вновь вгляделась в темноту. Казалось, звук доносился из-за кустарника, но трудно было сказать наверняка. Там. Калли почти не сомневалась, что видела розовый проблеск ткани. Что ж, если кузина смогла пробраться туда, то и она сможет.
– Я иду, Грация! – Расправив плечи, Калли протолкнулась сквозь живую изгородь, выбрав место, где ветви казались более редкими, и их было легче проломить.
Прутья царапали ей лицо и цеплялись за платье. Она вошла глубже и остановилась. Она не могла продраться дальше, пойманная будто в ловушку. Она застонала и попыталась ретироваться. Но крепко застряла. Ее рукав запутался так, что она не могла пошевелить плечом, и тонкие, полупрозрачные юбки оказались в крепком плену. Что-то острое вонзилось ей в зад.
Черт бы все это побрал.
– Грация! – позвала она громким полушепотом, не осмеливаясь кричать, чтобы кто-нибудь не нашел ее в столь затруднительном положении. – Грация!
Никакого ответа. Действительно ли она пряталась в этих зарослях, или Калли только показалось? Она попыталась высвободиться, но преуспела лишь в том, что еще крепче поймала себя в ловушку.
Калли выругалась – отборными словами, позаимствованными у брата Фредерика. Тетя Гармония упала бы в обморок, узнав, что племяннице знакомы такие выражения, не говоря уже о том, что она использует их.
Звук приближающихся шагов резко затих.
– Тут есть кто-то?
Калли застыла. Она не переживет, если ее найдут в столь унизительном положении.
Несколько долгих мгновений она не дышала, но затем порыв ветра пронесся сквозь живую изгородь, и веточки защекотали ей нос.
У нее вырвался оглушительный чих.
– Тут кто-то есть.
Прутья возле ее лица раздвинулись, и Калли обнаружила, что смотрит в широко распахнутые глаза Адама Хетербриджа, лунный свет отражался в его очках. Она вздохнула с облегчением, испытывая счастье оттого, что видит знакомое лицо, и готова была расцеловать его. Адам мог насмехаться над ее затруднительным положением, но никогда не выставил бы ее на позор перед лондонским обществом.
То есть на самом деле она не хотела его целовать. Просто у нее закружилась голова от благодарности.
Внезапно она вспомнила. Однажды в детстве она играла в прятки с Талией, Грацией, Фредериком и Адамом. Она так хорошо спряталась под большим цветущим кустом, что никто не мог ее найти. Но потом остальные отвлеклись на что-то – она не помнила, что именно – и забыли о ней. Именно Адам вспомнил первым, он раздвинул кусты, услышав ее плач, и обнаружил, что она дрожит вся в слезах, а затем помог ей выбраться и отнес домой на спине.
Несколько месяцев после она считала его самым замечательным человеком на свете. Но потом, конечно, они подружились с Талией, и Калли тихо отказалась от поклонения своему герою. Забавно… она почти забыла об этом.
– Калли? Что, черт возьми, ты тут делаешь?
Она вздохнула.
– Ищу Грацию.
– А Грация… прячется в живой изгороди? Это слишком даже для нее.
– Мне показалось, я ее видела. Но должно быть, ошиблась.
Адам начал осторожно распутывать ветви, пытаясь высвободить из них нежный шелк ее платья. Калли вздрогнула, услышав треск рвущейся ткани.
– И волосы запутались, – сказала она, после чего его руки в перчатках скользнули по ее шее к темным кудрям, высоко собранным на голове. Его пальцы нежно касались ее кожи, вызывая странный трепет. Несколько ловких движений, и ее голова была свободна.
После долгих минут работы, когда Адам отстранил от нее часть веток, она оказалась почти на свободе. Но что бы ни держало короткий пышный рукав платья, оно отказывалось поддаваться.
– Тебе придется потянуть, – сказал Адам. – Я буду отгибать ветви, насколько смогу.
Не без усилий Калли выбралась из живой изгороди. Никогда раньше она не была так счастлива стоять на мощеной дорожке и чувствовать, как неровные камни впиваются в грязные и исцарапанные подошвы туфель. Бедный рукав порвался и беспомощно свисал с плеча. Она надеялась, что горничная тети Гармонии сможет его починить.
Адам взял ее за руку, и она вновь поразилась его росту: она не доставала ему даже до плеча.
– Нам придется незаметно провести тебя назад в дом. Если доберешься до дамской комнаты, там могут найтись нитки и ножницы, чтобы подшить рукав. Я найду Талию, чтобы она принесла тебе накидку на случай, если платье нельзя будет починить.
Калли покачала головой.
– Рукав слишком порван, чтобы привести его в порядок за пару минут. – Она задумалась. – Вероятно, мне лучше вернуться домой. Не хочу, чтобы меня видели в таком виде.
– Тогда я найду твоих тетю и дядю и тихое место для тебя, где ты сможешь дождаться экипажа.
– Спасибо. – Калли попыталась улыбнуться Адаму, но ее губы дрожали. Она не будет плакать. Дрожь пробежала и по телу.
Адам сбросил фрак и протянул его Калли. В этот момент их прервало фырканье. Это было очень красноречивое фырканье, сумевшее передать и раздражение, и порицание. Адам в рубашке и жилете и Калли со свисавшим с плеча оторванным рукавом обернулись на звук. Веточка выпала из волос Калли и упала к ее ногам.
Ее полный ужаса взгляд остановился на потрясенном лице женщины, стоявшей перед ними в шелковом головном уборе, который предпочитают матроны. Миссис Драммонд-Баррел была не только одной из патронесс «Олмака», но, по слухам, и самой требовательной из них. Ее взгляд метнулся от растрепанных волос Калли к ее разорванному и помятому платью, а затем к рубашке Адама. Нетрудно было догадаться, к каким выводам пришла леди: Адам и Калли скандально целовались в саду.
– Прошу прощения, – ледяным тоном произнесла миссис Драммонд-Баррел. Она развернулась, ее длинные юбки зашуршали.
– О, господи, – пробормотал Адам.
Калли быстро заморгала. Их мог бы найти кто угодно, но… пропуск в «Олмак», который тетя Гармония добыла с таким трудом, наверняка будет аннулирован. И что скажут о ней? Об Адаме?
Правила диктовали, что молодая незамужняя девушка никогда не должна оставаться наедине с джентльменом – за исключением мест и обстоятельств, где они находились бы у всех на виду, например в парке или следуя в открытом экипаже. Это якобы предотвращало интимную близость до брака, и малейшее подозрение, что эти установления были нарушены, хотя бы одним недозволенным поцелуем, могло с позором отправить молодую женщину обратно в деревню, поскольку сплетни о ней разлетались со скоростью лесного пожара, и все двери для нее закрывались.
Калли должна была все исправить.
Она побежала вслед за известной покровительницей.
– Миссис Драммонд-Баррел? Пожалуйста, это не то, что вы подумали.
Знатная дама остановилась и повернула голову. Статуя могла бы быть более приветливой.
– Поскольку мы не представлены друг другу, вам нечего мне сказать. А поскольку вы явно отличаетесь распутным поведением, смею заверить, мы никогда не будем представлены.
Она продолжила идти к дому.
– Я пыталась найти кузину! Она была расстроена, и я решила, что она плачет, спрятавшись в изгороди, – сказала Калли тонким от отчаяния голосом.
Миссис Драммонд-Баррел не обратила на нее внимания. Выпрямив спину, леди продолжала медленное шествие к дому.
Адам снова попытался вручить Калли фрак, но она отпихнула его, будто, отказавшись, могла изменить то, что только что случилось. Ее руки покрылись гусиной кожей. Сердце в груди сжалось. Она уже слышала, как скандальные сплетни доходят до леди Джерси, которая не станет молчать.
Но, возможно, миссис Драммонд-Баррел не узнает, кто она? В конце концов, в саду темно, и, как та заметила, их не представили друг другу.
Калли задрожала.
Адам нахмурился.
– Ну же, ты замерзаешь. Уверена, что не хочешь надеть фрак? По крайней мере, он прикроет твое платье.
– Но начнут сплетничать… – Калли запнулась.
– Сплетничать станут в любом случае, – сказал он. – Так почему бы не позволить себе немного комфорта?
Калли взяла фрак, набросив на плечи. Стало тепло, и она почувствовала себя немного лучше, будто фрак был броней против страхов, начавших заполнять ее разум. От него приятно пахло бумагой, чернилами и чем-то слегка мускусным, запах принадлежал исключительно Адаму. Фрак ощущался как ободряющие объятия.
Они были почти у дома, когда Калли услышала, как ее окликнули.
– Мисс Каллиопа? Это вы?
Встревоженная, она повернулась на голос. Одна из подруг тети Гармонии – пухленькая вдова средних лет, чье имя Калли не могла вспомнить, – махала ей, торопливо догоняя.
– Каллиопа, дорогая моя, вы все это время находились в саду? Может, вы видели… о, это такой шок, возможно, мне не стоит рассказывать. – Но глаза женщины ярко сверкали нетерпением, и история полилась рекой. – Миссис Драммонд-Баррел только что прогуливалась по саду и застала молодую пару ин флагранти[2]. Представьте, они настолько забыли о приличиях, что обнимались на дорожке у всех на виду. Каково! – Ее последнее восклицание прозвучало одновременно оскорбленно и с удовлетворением, будто этот скандал был конфеткой, которую можно посмаковать.
Калли не знала, что значит «ин флагранти», но заметила окаменевшее лицо Адама, и ее сердце дрогнуло. Что бы это ни означало, это было плохо. Неужели эта дама пошла в сад в надежде застать скандальную пару, чтобы пополнить свой запас сплетен?
Адам покровительственно положил руку на спину Калли и попытался увести ее.
– Если извините нас, мэм, мисс Обри неважно себя чувствует, и я должен проводить ее к тете.
Леди моргнула, ее взгляд стал холоднее, когда она, наконец, заметила растрепанные волосы Калли и фрак Адама, наброшенный на плечи девушки.
– О, мисс Каллиопа… – выдохнула она, и в ее тоне прозвучало восхищенное понимание. – Конечно. Я позову вашу тетю, хорошо?
«И разнесешь по пути сплетню, злобная гарпия», – подумала Калли. Но разве у нее оставался выбор? Тетина подруга могла бы остаться с Калли, пока не уйдет Адам, но Калли не думала, что сможет вынести ее назойливые расспросы, замаскированные фальшивым сочувствием.
– Спасибо, – сказал Адам, и женщина бросилась к дому. Он помог Калли дойти до скамейки и сел рядом.
Она хотела лишь насладиться своим первым вечером и помочь Грации. Справедливо ли, когда что-то невинное и великодушное воспринимается как нечто грязное? В горле у нее защипало, и она крепко обхватила себя руками, чтобы сдержать слезы.
Сидящий рядом Адам неуверенно приобнял ее. Калли на мгновение напряглась, а затем расслабилась в его объятиях. Ее уже подозревали в том, что она обнимала его гораздо более интимно, так что могло ли стать хуже? Она нуждалась в утешении. Но старалась не замечать, как приятны объятия Адама, как хорошо от него пахло. Это были лишь объятия брата, такие подарил бы ей Фредерик.
– Все будет хорошо, Калли, – сказал Адам.
Калли не поверила ему.
Холодный ветерок откинул спутанные волосы с ее лица. Впервые с тех пор, как она приехала в Лондон, она пожалела, что вообще покинула дом.