Низкое небо насупилось, будто перед дождем. Тарико вымыла стекла и стерла пыль с некогда белых блоков оконного проема, но в комнате не стало светлее.
«Как мог он по доброй воле оставаться здесь несколько лет. Глядеть на унылый двор через прутья решетки, как обычный узник. Может, сам выбрал такое наказание, совесть мучает за прошлую провинность».
Она старалась смотреть вперед и не вспоминать события ночи, иначе к горлу подступала тошнота. Субад – животное. Большое, сильное, говорящее по – человечески… От этого еще более отвратительное.
«Сколько я смогу притворяться? Надо привыкнуть, стать бездушной машиной с набором полезных функций. Кауми просил терпеливо ждать. Будет ли от него письмо? Что с моими картинами? Захочет ли госпожа Фалид их забрать и позволят ли ей… Совет Петри настороженно относится к Сиане».
В камине потрескивали крупные куски каменного угля. Тарико согрела вблизи пламени озябшие руки и продолжила уборку. Одну из ножек стола подпирала книга о геологических разработках в Дайоне. Размазывая по полу грязную воду, Тарико случайно сдвинула ее с места, а потом не могла засунуть обратно и принялась листать. Единственная книга в спальне начлагеря была вся испещрена карандашными пометками.
Недалеко от «Уригучи» протекала полноводная река, по ней в долину справляли бревна, а дважды в году проходили баржи с углем и торфяными брикетами. На севере провинции располагался невысокий горный кряж – древний, заросший стройной дайонской сосной. В тексте вскользь упоминались поселения шахтеров, лесорубов и рыбаков. На юге скрещенными черными мечами были обозначены карьеры с железной рудой. Мрачный край имел удивительную историю.
Затачивая притупившийся карандаш, Тарико вдруг подумала, что злая судьба ищет ее по всей системе, но какой-то могучий покровитель продолжает оберегать. Сначала Йори Сан увез ее с Гиды во время мора, потом двенадцать счастливых лет в богатом столичном доме, и вот проклятье накрыло всю Петриану, чтобы добраться до маленькой Тарико, – лишить приемной семьи, чести, свободы, волос… Дух-покровитель очнулся, пытается что-то исправить.
– Ну, где ты бродишь, на каких неведомых небесах треплет вихрь твои жемчужные крылья? Разве не видишь, как я погибаю здесь – слабая, униженная… Вернись ко мне. Сбереги. Защити.
Она запрокинула голову, тщетно пытаясь заметить на щербатом от пуль потолке хотя бы тень небесного посланца. Зато у порога послышался сдавленный кашель.
– Я нашел тебе кое-какую одежду. Риза сказала, ты еще не брала еду. Опять задумала голодать? Я тебе не Яримаки! Со мной эти штучки не пройдут. Живо пошла на кухню! Слуг у тебя здесь не будет.
– Благодарю, господин Субад.
Она поклонилась, расправляя собранные в узел края рубашки на бедрах. Но Субад успел оценить ее ноги и несколько изменил собственный распорядок дня.
– Сначала примерь то, что я принес.
Тарико замешкалась с кнопками на рубашке, и он благодушно подбодрил:
– Давай-ка быстрее. Ты мылась утром?
– Да, конечно.
– Я ж говорю – чистюля, – проворчал он.
– Вам это не нравится?
Субад сделал вид, что пропустил вопрос мимо ушей и принялся подавать детали одежды, взвешивая каждую на руке, наслаждаясь смущением заключенной.
– Сначала повязку на грудь, трусики позже.
Он смаковал зрелище обнаженной девушки в своих покоях. Бесцеремонно поворачивал Тарико за плечи, разглядывал при дневном свете каждый изгиб тела, каждую родинку.
– Волосы внизу надо убрать!
– Я не нашла в ванной средство… – на миг Тарико захотелось ответить ему грубо, сбросить чужую мозолистую ладонь со своего гладкого живота.
– Пойдем на кровать, – хрипло приказал Субад.
– Нет, пожалуйста, у меня очень болит там… прошу вас, не сейчас, – прошептала Таркио.
Он порывисто вздохнул, расстегивая ремень на брюках.
– Есть же другой способ, ты неплохо справилась вчера. Повторим урок.
– Можно мне сначала одеться?
– Ты совсем дурочка?
Субад сел на стул и приглашающее похлопал себя по колену.
– Иди ко мне! Потом будешь полдня отдыхать, пришлю Гуну, пусть осмотрит, даст какую-нибудь мазь, чтобы не так саднило после вчерашнего.
Тарико растерянно повела взглядом по комнате.
– А-а… минеральной воды больше нет?
Субад досадливо кивнул на ящик у окна.
– Быстрее, принцесса! Меня ждут другие дела, кроме того, чтобы совать тебе в ротик.
– Так не суйте, займитесь делами, – пробормотала Тарико, напрасно пытаясь открыть бутылку с водой дрожащими пальцами.
От ее дерзости он оцепенел на секунду, но в следующее мгновение бросился к окну, выхватил из рук Тарико воду, а саму ее уронил животом на стол.
– Ты… маленькая, капризная дрянь, еще будешь указывать, как удобнее трахать тебя!
Субад слышал, как она всхлипывает под ним, и долго не мог получить желаемое, мысль о том, что причиняет ей боль, мешала сосредоточиться на собственных ощущениях.
– Заткнись, сучка! Иначе навсегда успокою.
Он не подозревал, что Тарико нельзя было напугать смертью.
– Ненавижу тебя, тупое животное! – прошептала она, не заботясь о том, как расценят ее слова.
Субад вышел из нее, резко развернул на спину и влепил пощечину. А потом наклонился, чтобы посмотреть прямо в лицо.
– Ну, что уставилась? Теряй сознание, у тебя хорошо получается отключаться в нужный момент.
Тарико слабо пошевелила губами, и ему пришлось наклониться еще ниже, чтобы расслышать.
– Ночью я не нарочно это сделала. А сейчас не могу… Ты меня изменил. Сейчас я хочу все знать, все чувствовать и помнить. Боги накажут тебя, Субад Багери. Они уложат тебя в самый красивый гроб. Мне нужно только немного исправить рисунок.
– А если я переломаю тебе все тонкие пальчики? – с жуткой лаской в голосе спросил он, целуя ее плечо и опускаясь к груди. – Ты не сможешь держать карандаш и совсем рехнешься от горя, что любимую игрушку забрал.
– Тогда придется и голову разбить, потому что все мои черновики там.
– Гиданская ведьма!
Он действительно колебался, не придушить ли ее прямо на столе. Какой в ней прок? Но тогда придется искать новую исполнительницу для наброска Камы. Поднимать списки заключенных, показывать фотографии и объяснять, что ему нужно. Опять же провал статистики. Никто не должен покидать унылый ад лагеря слишком скоро.
И еще стол шатается, левый край ниже, наверно, опять ножка подогнулась. Субад раздраженно бросил скомканную одежду в лицо Тарико и подошел к стене, где находилась кнопка вызова.
– Скоро принесут еду на двоих. Потом сядешь за работу, набросок мне нужен к вечеру. Не справишься, выгоню в барак.
Требовалось починить стол и Субад нагнулся, чтобы осмотреть ножку.
– Здесь была книга или какая-то другая подпорка. Ты убрала?
Путаясь в длинных рукавах теплого платья, Тарико сдавленно отвечала:
– Простите, она выскользнула, когда я мыла пол. Там скопилась куча ореховой скорлупы и разного мусора. Я сдвинула совсем немного… Вот она ваша «История геологических изысканий…».
– Я помню, что это за книга! – рявкнул Субад. – Не прикасайся больше к моим вещам.
– Еще пару лет и страницы сгниют, – укоризненно сообщила Тарико. – Издание очень хорошее, библиографическая редкость.
– Может, через пару лет и нас здесь не будет, а ты беспокоишься о грязной книжонке.
– Когда-то ее листы были сочной древесиной с ходами для невидимых рек, текущих в обе стороны – с земли до неба и обратно. Они помнят шум ветра на холме и перекличку птиц.
Тарико сама с собой разговаривала, наводя на столе прежний порядок, будто забыла, что жизнь ее только что висела на нитке. Крепкой, шелковой нитке в руках Субада. Ему еще не приходилось встречать таких женщин – спокойных внешне с бурями внутри. Выдержанных и натянутых, как струна.
– В ванной я нашла куски разбитой плитки. Можно ими стол подпереть, а книгу оставить в покое. Вы позволите?
Субад не сдержал насмешливого возгласа. Девчонка поражала его на каждом шагу. Только что сыпала проклятьями и обещала уложить в ящик для подземного спуска, а сейчас как ни в чем не бывало просит сберечь бумажную рухлядь. Будто надев длинный балахон, приняла его за броню, которую и пулями не возьмешь. Но платье комнатной работницы ей очень идет, отложной закругленный воротник подчеркивает тонкую шею и гордую посадку головы.
Тарико подвязала волосы платком и спрятала кончики назад. Стала выглядеть, как скромная служащая. Вот только ее глаза – непокорные, бесстрашные, вызывающие. Ничего не умеют скрыть.
Толстуха Риза принесла обед, и пока почтительно расставляла парящие блюда, Тарико стояла у камина, чинно сложив руки внизу живота, как хорошая горничная.
Попробовав горячий суп с кореньями, на которых настоял доктор, Субад отпустил кухарку и жестом велел Тарико сесть за стол.
– Попробуй, должно быть вкусно. Раньше Риза готовила для крупного фабриканта. Ему отрубили голову за измену, а всю дворню сослали в здешние болота.
– Благодарю, господин Субад!
Он с удовольствием наблюдал, как из общей миски она берет на свою тарелку разваренные овощи и тонкий лепесток соленой рыбы. «Поняла, что нельзя спорить со мной!»
Но дальнейшие действия Тарико заставили его отложить вилку и гневно сжать кулаки. Девчонка уселась со своей порцией на матрас у камина и лишь там, ловко орудуя палочками, приступила к обеду.
– Что такое? – глухо спросил Субад, – тебе общество мое не подходит или ниже твоего достоинства сидеть за перекошенным столом?
Тарико шмыгнула носом и поспешно проглотила кусочек тушеной моркови.
– С вашего позволения мне хотелось бы занять место Камы.
– Что-о-о?
– Свою собаку вы не били и не насиловали. Вы вместе гуляли в лесу и вечерами сидели молча у огня. Я бы не отказалась от такой жизни. Я хочу стать вашей новой Камой. И еще немножечко рисовать.
– В жизни не слышал такого бреда.
– Вы еще не старый человек и впереди могут ждать новые открытия. Надо быть ко всему готовым. И стараться честно исполнять свои обязанности. Вы легко можете найти женщину для постели, но не вторую Каму. Я обещаю очень стараться.
Субад натянуто рассмеялся, собираясь с мыслями. Она сейчас была очень забавная с поднятыми коленками и зажатой между ними миской. Длинные мягкие рукава трогательно прикрывали ладони до кончиков пальцев. Можно снять мерки и ей сошьют платье по размеру. И не такое скучное, причем, вырез на груди можно сделать больше и снабдить застежкой до пояса. Субад даже представил, как сам ее медленно расстегнет.
– Твой план только с виду прост, птичка! А ты уверена, что все знаешь про мои отношения с Камой?
Она глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
– Я уверена, что вы очень любили ее и берегли, а она отвечала взаимностью.
– Я вырастил ее почти с рождения. Я был для нее богом.
– Если вы будете хорошо ко мне относиться, я тоже попробую…
– Молиться на меня? – хмыкнул Субад, нехотя возвращаясь к еде, лишь бы не показывать, как заинтересован беседой.
– Полюбить, – тихо сказала Тарико. – И нарисовать для вас самое светлое будущее. Это удивительно, господин Субад, но позвольте мне поделиться… Дома, среди изящной мебели, фарфора и гобеленов мне хотелось изображать ужасы войны и скитания одиноких душ, а сейчас перед глазами цветущий сад. Когда нас везли в Дайон, я смотрела в узенькое окошко и мне чудились табуны диких лошадей, мчащихся в густой жирной траве. А трубы заводов дымились, словно вулканы… Сам «Уригучи» показался муравейником.
– А я? – перебил Субад. – Что ты думаешь обо мне?
Тарико склонила голову набок, почему-то разглядывая решетки на окнах.
– Вы – лев, томящийся в клетке, которую сам же и выбрал для себя. Когда-нибудь ее стены станут для тебя малы и ты выскочишь на свободу.
– В ближайшее болото? – язвительно бросил Субад, потешаясь над тем, как простодушно она сокращала дистанцию, переходя на "ты".
– Нет-нет, – убежденно вскрикнула Тарико. – Ты будешь крылатый лев, как на гербе Чантаса. В Антарес много планет и стран. И каждый год открываются новые земли. Пираты и военные, космические искатели приключений и странствующие мошенники, торговые флотилии, разведчики. Столько путей и обличий…
– А чем ты займешься, когда кончится срок заключений? – вдруг резко спросил Субад.
– Я? Не думала еще… не уверена, что выдержу здесь семь лет – это очень долго, – она заметно смутилась. – Но в Хорсаки возвращаться не хочу. И даже если пропадут картины – не жалко. Здесь истязают людей взаправду. За правду – послушай, как это странно звучит! На мне нет никакой вины, я никого не предавала. Почему с меня сорвали одежду и дальше жестоко, несправедливо унизили. Но нельзя жаловаться и ныть. Меня больше никто не ждет в городе, а у других могут остаться родные, возможно, дети.
Субад видел, каких душевных сил стоит ей непростой разговор. Он понимал, что Тарико попала сюда по надуманному, нелепому обвинению, а значит, страдает зря. Как и добрая четверть петрианок в соседних бараках.
– Я надеялась, что смогу прекратить это быстро, а потом увидела доктора Яримаки, узнала историю Гуны. Они не сдаются. Они не превратились в животных, а стараются помогать остальным. Мне…
Субад слушал ее, помешивая остывающий суп и замечая, как поднос с приправами съезжает на край стола. «Проклятая ножка! Угораздило же девчонку вытащить книгу. Кстати, я уже и забыл о ней, а в первую зиму читал каждый вечер. Как быстро меняются интересы и цели в этой гнилой дыре…».
Он подхватил поднос и, держа его у груди, обошел стол, чтобы присесть на матрас к Тарико. Какое-то время оба молча брали еду, глядя в пасмурное окно.
– Могу я спросить? Вы не рассердитесь?
– Ну, попробуй, – лениво процедил Субад.
– Вы кладете слишком много острых приправ и обильно льете в тарелку соус. Это… это не очень правильная привычка. Вы перебиваете вкус рыбы.
– Ворчишь, как старый Яримаки! Я совсем не чувствую вкуса и запаха еды. Только жар или холод, а в остальном как мокрые тряпки. Только специи и спасают. Ну, и тело надо поддерживать.
– Значит, ваш интерес к жизни гаснет. Нужно что-то менять.
Субад отодвинул поднос ногой и разлегся перед камином, упираясь головой в теплое бедро Тарико. Смотрел в потолок, слушал шипение догорающих угольков.
– Я все здесь перепробовал. Даже внес кое-какие инновации в работы по добыче торфа и упаковке брикетов. Лично участвовал в сплаве, поднимал затонувшую баржу. В первый год мне хотелось добиться максимальной эффективности лагеря. Выйти на полное самообеспечение, построить крепкую трудовую колонию. Мы разбили теплицы и собирали два урожая овощей в год. Я разрешил открыть маленький театр для заключенных, потом что-то вроде музея. Пытался сделать их пребывание полезным… копался в судебных делах, представлял судьбы.
– Тебя не устроили результаты или просто охладел, устал?
– После второго покушения стало ясно, что она никогда меня не отпустит.
– О ком ты говоришь?
– О моем личном демоне с внешностью богини.
– Ты очень ее любил? – тихо спросила Тарико.
– Ни одной минуты! – жестко ответил Субад. – И пока я жив, она мне этого не простит.