Тая ехала так, как будто за ней гнались зомби, и уже через полчаса звонила в дверь к Инессе Валентиновне. Та встретила ее в домашних тапочках на платформе, красном халате-кимоно и с накрашенными помадой губами.
– Привет, бабуль. Я сегодня пораньше освободилась. Решила помочь тебе по хозяйству. Может, окна надо помыть? – девушка аккуратно поцеловала пожилую женщину в нарумяненную щечку. Та поморщилась.
– Окна мне уже клининг помыл, не волнуйся. Чем ко мне ездить, лучше бы делом занялась. Например, испекла бы Андрюше пирог.
– Бабушка, я же уже говорила, что Андрей не ест мучного. У него нормативы в полиции, и поправляться строго запрещено.
– Ну, мясо приготовь мужику. Хватит уже шляться к старухе.
Таисия смутилась:
– Он же мне не муж.
Инесса Валентиновна налила Тае чашку слабого чая и села на табуретку, скрестив стройные лодыжки.
Таисия как обычно позавидовала ее балетной осанке.
– Печенье не предлагаю, а то растолстеешь, и грудь обвиснет, – бабушка бесцеремонно пощупала упругий бюст внучки. – Пока все нормально. Но помни, бабий век короток.
Таисия вдруг обратила внимание на кеды с розовыми шнурками, которые аккуратно стояли в прихожей.
Девушка закрыла глаза, вспоминая, как бабушка уехала на дачу, а они с Ветром пригласили на сходку целую кучу подростков-неформалов.
Тогда чисто вымытый пол квартиры захватили около двадцати пар разномастных кед с розовыми, зелеными и голубыми шнурками. Впрочем, на обувной подставке красовались и несколько пар тяжелых ботинок, берцев, обладателям которых, видимо, было плевать на тридцатиградусную жару.
Тогда Джезарет в первый раз поцеловал ее на балконе, когда они курили одну сигарету на двоих. А потом оттолкнул и выбежал прочь из квартиры.
– Откуда здесь взялись мои кеды? Думала, я их давно выбросила.
– Наверное, я их ношу на занятия скандинавской ходьбой, – бабушка невинно захлопала ресницами. – А если серьезно, понятия не имею, откуда они взялись. Нравится – забирай, но, Тась, они тебе не по статусу. Ты все-таки дамочка бальзаковского возраста, а не эмо. Интересно, дождусь ли я момента, когда ты повзрослеешь и станешь нормальной женщиной?
– Бабуль, Джезарет сегодня сделал мне предложение, если это можно так назвать, – сообщила Тая, пропустив колкость мимо ушей.
– Чудо чудное, диво дивное. Ты все-таки его дожала?
– Нет, это его инициатива и только его. Я думаю, что нам не стоит торопиться.
– Как это не стоит? Внучка, очнись! Тебе почти тридцать! Через пару лет твоя грудь отвиснет, волосы потускнеют, и кому будешь нужна? Мужикам, которые тебе в отцы годятся? И чего ты хочешь выждать? Ты же знаешь Андрея с детства, он – лучший друг твоего брата.
– Бабушка, да что ты такое несешь? – со слезами в голосе воскликнула Тая. – Я по-твоему товар со сроком годности? Я – живой человек, подверженный сомнениям и тревогам. Сегодня меня чуть не убил собственный пациент, а ты даже не дала рассказать об этом, сразу начав читать нотации.
– Я лишь забочусь о твоем благе, – сухо ответила Инесса Валентиновна. – Твое молодое лицо – лишь фикция. Видела бы ты меня в молодости… А что теперь?
– Но ведь тебе семьдесят три, а мне двадцать девять, бабуль, – вздохнула Тая.
– Дорогая внучка, зачем нужны родственники? Чтобы говорить нелицеприятную правду. Конечно, ты хороша собой. Уж куда красивее, чем была в семнадцать. Меня оторопь брала от твоего пирсинга в языке и зековских татуировок. Хорошо, что свела. Так вот, ты добилась благосостояния, заработала на квартиру. Стала уважаемым врачом. Молодец, браво! Но ты не состоялась как женщина, что меня расстраивает, ведь я хочу увидеть твое продолжение, понянчить правнуков.
Таисия проглотила слезы:
– Мы лишь отложили свадьбу на некоторое время, а не расстались. Бабуль, а разве я не имею права на твою любовь, даже если представить, что у меня нет квартиры, машины и Центра? Если предположить, что у тебя не будет правнуков?
– На любовь – имеешь по праву рождения. А вот буду ли я тобой гордиться – другой вопрос.
Таисия глотнула чаю и проглотила слезы. Затем подошла к бабушке и нежно погладила ее по плечу:
– Пойду домой. Наверное, ты права. Я должна испечь пирог для Джезарета, даже если он не хочет его есть.
– Ты обиделась? Ну и зря. Ты еще скажешь мне спасибо, солнышко.
Тая молча пошла одеваться в прихожую, но там без сил опустилась на пол. Взгляд девушки упал на вскрытое письмо из деревни Водяновичи, той самой, где жил брат. Впервые за долгое время Таисия заинтересовалась его жизнью.
«Любимая бабуля, сообщаю тебе новость, что обручился с прекрасной девушкой Зоей – учительницей рисования. Она шлет тебе привет. К сожалению, приехать не смогу…»
У Таисии затряслись руки, и слезы мгновенно высохли. Она вдруг вспомнила тихие семейные вечера, когда они с Ветеринаром и Джезаретом вместе изучали турецкий язык. Как терпеливо выполняли упражнения и пытались выговорить длинные слова со множеством окончаний.
Тая едва удержалась от крика. Она вышла в подъезд и набрала номер Чайны.
Ей не было страшно. Ей было жутко. Потому что письма из Водяновичей писал вовсе не ее брат. Таисия вспомнила, что у Ветра был необычный почерк с наклоном влево. А письмо написал кто-то другой, почти каллиграфически выводивший буквы.
Ветеринар не был счастлив в глухой деревеньке с учительницей рисования. Наверное, он вообще не был счастлив. Кажется, это он двигал светлые зоны, пытаясь нарушить равновесие в Верене.