В подполе я ожидала увидеть все что угодно: могилу Лариной мамы, памятник, могильную плиту, алтарь с ее вещами и украшениями… Да что угодно!
Но не жирного ленивого кота. Серенького, в черную полоску.
Лара зажгла лампу, и теплый свет разлился по пустому помещению. Здесь не хранились овощи, наверное, уже давно. Пол и стены были покрыты темными досками, а стеллажи, ранее стоявшие по всему периметру, сейчас были свалены в угол в кучу.
Девочка поправила пуховое одеяло в большой коробке, в которой жил котик. Ласково говорила с ним, гладила промеж ушек, и кот довольно мурлыкал.
– Кот? – неуверенно спросила я, будто не веря своим глазам.
– Буся, – отозвалась Лара. – Ты не удивляйся, это и правда моя мама. Только дядя Римос сказал, что мама обернется кошечкой, а пришел кот. Буся – мальчик. Может быть, мама на небе попросилась сделать ее котом…
– Погоди-ка, – я опустилась прямо на пол и уставилась на Лару: – Давай расскажешь все с начала? Я ничего не поняла.
Девочка склонила лицо к котику, и тот обхватил малышку за щеки мягкими лапками. Лизнул в нос, и Лара засмеялась.
Почти все коты и кошки ведут себя так, никакой мистики. Но если сказать шестилетнему ребенку, что его родной человек после смерти стал ласковым котиком, он запросто в это поверит.
– Мама и папа поругались,– начала рассказывать Лара, и тут же ее глаза наполнились слезами. – Папа запретил мне заходить к ним в комнату, и я всю ночь ждала, когда мама сама ко мне придет. Но она не проснулась. Пришли какие-то люди, унесли маму, а со мной остался дядя Римос. Я плакала, и дядя сказал, что моя мама ко мне обязательно вернется, но уже кошечкой. И она правда вернулась! – Лара смахнула слезы и изо всех сил стиснула Бусю в объятиях. Кот от пылких проявлений любви истошно мяукнул, но когти не выпустил. – Я нашла его под забором на следующий день, – заключила Лара.
Я хлопнула глазами. Молодец, Римос, сумел успокоить девочку… пусть и таким способом. Только интересно, кота он собственноручно под забор принес?
– А почему Буся живет в подполе?
Лара недовольно сморщила носик:
– Я его здесь спрятала от папы. Говорила папе, что это мама, просто она стала котиком, но он все равно запретил приносить домой Бусю. Тогда я спрятала его тут. Папа все равно никогда в подпол не спускался. А теперь уже и не запретит… – девочка доверчиво заглянула мне в глаза: – Ты разрешишь мне взять Бусю в мою комнату?
Конечно же, я разрешила. К тому же и дом не мой, а Ларин, если Альфред оставил его ей. С наследством ничего не ясно, надо бы полазить по шкафам, найти какие-нибудь документы. Но это потом.
Пока счастливая Лара показывала Бусе дом, я разглядывала настойки. Все они были подписаны – не перепутаешь. Мяту заварила сразу, потому что Ларе пора было ложиться спать, и отвар как раз успеет остыть к тому времени.
Настойки для коровы я сунула в карман, накинула на плечи теплую шаль и вышла на улицу.
Березка уже не пыталась поднять голову. Ее живот надулся еще больше, пена изо рта прекратилась. Вот-вот умрет, если лечение не поможет.
Я судорожно влила в нее целый пузырек, с трудом сумев разжать ее челюсти. Березка не понимала, что происходит, и препятствовать не стала. Из второго пузырька половина пролилась по губам, а содержимое третьего я развела в кадке с водой. В целом, я сделала все, что могла, оставалось только ждать.
Проверила и Маньку. Овечка мирно спала в углу на соломе, и, пока я чистила граблями ее жилище, ни разу не пошевелилась. Я постелила ей свежей соломы и натаскала воды в кадушку.
Никогда бы не подумала, что буду получать удовольствие от ухаживания за животными.
Эта мысль мелькнула и исчезла, оставив после себя странную рассеянность. Я то и дело начинала думать о домашнем хозяйстве, хотя совершенно не представляла, с чего начать. Чтобы купить еще одну корову нужны деньги или что-то, на что можно поменяться с местными. Но дать им мне нечего, а купить корову в городе и привести ее сюда не представляется возможным. От Вивьена до Дворецкого несколько суток пути, одной мне не справиться, а нанимать кого-то, чтобы помогли, никаких денег не хватит.
Самое простое решение – найти что-то, что пригодится местным, в счет чего мне отдадут корову, свинью или молочную козу.
Птицы, оставленные Альфредом, жили сами по себе эти два дня. Я только заглянула к ним и убедилась, что травы на их огороженной территории достаточно. Зачерпнула зерна из бочки и высыпала его в траву, чтобы курицы утром поели. Всего я насчитала двенадцать куриц и одного петуха, все они имели удобные насесты в просторном курятнике.
– Что ж, – пробормотала я самой себе, – хоть что-то Альфред оставил, с голоду не умрем.
Я собиралась вернуться в дом и с утра проверить, снесли ли курицы яйца, но пришлось встретить Верду. Старушка внезапно появилась во дворе, даже калитка не скрипнула.
– Зачем пришли? – любезничать с ней я не хотела. Даже подумала, не сбежать ли в дом и не запереться ли на замок.
– Ты мне за ночь не заплатила, – Верда уперла руки в бока. – Думала, пила мой чай, спала на моей кровати бесплатно?
– Что вам нужно, Верда? – вздохнула я устало. – Денег не берете, одежду я бы вам отдала, если бы попросили, но вы ее своровали!
– Творога миску неси, – проворчала она. – Что мне твои деньги?
Творога мне было не жалко. К тому же его в холодной кладовой полно, а хранится он недолго. Я вынесла Верде довольно большую миску с творогом, в надежде, что после этого старушка отстанет.
Верды во дворе не было. Я хмуро вглядывалась в темноту и даже негромко позвала ее, но старушки и след простыл.
Первой мыслью было, что Верду вдруг замучила совесть, и она ушла.
Ржание Фиалки разнеслось на всю округу. Я не привязывала лошадь, оставила ее в сбруе в загоне и собиралась утром отвести на поляну.
Фиалка била копытами, Верда орала, а я оставила миску с творогом на крыльце и бросилась к загону. Калитка была распахнута настежь. Фиалка неслась в мою сторону на всех парах, Верда крепко держалась за узду, лошадь волочила старушку по земле, и как остановить ее я не представляла.
– Отпусти узду! – крикнула я Верде, но та меня вряд ли услышала.
Мне пришлось отпрыгнуть, чтобы не быть растоптанной. Поднятый шум разбудил соседей, в их окнах загорелся свет. Я кричала, звала на помощь, а Верда орала где-то уже вдалеке. Страшно представить, что стало со старушкой.
В панике я металась по двору. Лара выскочила из дома и с плачем бросилась ко мне. Я успокоила девочку, взяла ее на руки.
Из дома напротив, где жил незнакомый мне мужчина лет пятидесяти, донеслось грубое:
– Заткнитесь!
Его сосед, и по совместительству сосед семьи Марка, молча наблюдал за происходящим из окна.
Фиалку я больше не слышала, как и Верду. Заливались лаем псы, из леса донесся одинокий вой, в высокой траве наперебой пели сверчки.
Я прислушивалась к звукам, стараясь уловить среди них топот копыт.
– Фиалка сбежала? – грустно спросила Лара.
– Сбежала, – эхом отозвалась я.
Две сотни фунтов я отдала за эту лошадь, но не из-за денег расстроилась, а потому, что у меня теперь нет средства передвижения. Вот соберусь поехать в город, и что делать?
– Ларочка, иди в дом. Ложись спать, а я приду позже. Мне нужно поискать Фиалку, – я не стала говорить, что искать собираюсь не лошадь, а Верду. Не хватало еще гибели старушки на моей совести.
Лара убежала, а я, ругаясь на чем свет стоит себе под нос, вышла за ворота. Вновь раздался леденящий душу вой со стороны леса. Я вернулась во двор, вооружилась вилами и двинулась туда, куда, по моим предположениям, ускакала Фиалка.
– Как часто ты гуляешь ночами? – хриплый голос за спиной заставил меня резко дернуться вперед и обернуться.
– Карон! – испуганно воскликнула я, выставив перед собой вилы. – Боги, почему вы каждый раз подкрадываетесь со спины?!