Даже когда я вплотную подошла к старушке и встала над ней, сложив руки на груди, она без зазрения совести рассматривала мои чулки и платья.
– Вот это еще заберу, – сказала Верда, и платье из тонкого шелка скрылось в ее руках. – Остальное мне не нужно, тряпки какие-то.
Я стиснула челюсти. Очень медленно втянула носом воздух и сосчитала до десяти. Спокойствия, обещанного гуру дыхательных практик, не произошло.
– Кофту снимите и верните на место, – прошипела сквозь зубы. – Платье тоже.
– А платить ты мне собираешься за эту ночь? – Верда уперла руки в бока. – Я ничего почти не взяла, скажи спасибо, что не деньгами.
– Я предлагала вам деньги!
– А мне они к чему?
– Не знаю! – рявкнула я, окончательно рассвирепев. – Вещи мои верните. Мы не договаривались, что я буду рассчитываться одеждой!
Верда запихивала платье в коробку со своими вещами, потом сняла кофту и сунула туда же. Села сверху, и коробка замялась. Старушка сверкнула глазами, глядя на меня, и расхохоталась в голос:
– Не верну, не верну, не верну! – повторяла она со смехом.
Я в ужасе собрала все, что Верда успела раскидать, застегнула чемодан и выскочила на улицу. Мне стоило послушать Марка, прежде чем соглашаться жить у Верды.
– Амбер? – Марк махал мне синим полотенцем из своего двора. – Смотрю, ты с чемоданом… Что, не выдержала?
– Боги, Марк, – выдохнула я, быстрым шагом покидая двор Верды. – Ты не мог меня отговорить?
– Я предупреждал, что у старухи беда с головой. Что натворила-то она?
– Разворошила мои вещи, – поморщилась я, с раздражением обернувшись через плечо. Старушка носилась по кухне из угла в угол, и я могла видеть это через окно. – Карон тоже по этой причине от нее сбежал?
– Приезжий-то? Говорят, что Верда просила его на ней жениться. Выла, как обычно, в окно. Но Карон все стерпел, а потом произошло что-то, чего выдержать не смог.
Вышедшая на крыльцо мама Марка закончила наш с ним разговор. Мальчишка махнул мне на прощание и перехватил таз с бельем у родительницы, а та посмотрела на меня исподлобья. Перехватив настороженный взгляд женщины, я решила уйти. Не любят здесь приезжих, что ли?
Фиалку я забрала. Вела ее под уздцы одной рукой, второй тащила чемодан. Для лошади на ферме полно места и загон есть, и распрягу наконец-то. Седло нужно было снять еще вчера, да только не до этого мне было.
Лара ждала меня, повиснув на воротах. Девочка выглядела растерянной и испуганной, будто боялась, что я не вернусь, а завидев меня, обрадовалась.
– А я овечку выпустила! – воскликнула она. – А где ты лошадку нашла?
– Это моя лошадка, – улыбнулась я. – Пусть поживет с нами?
– А покататься на ней можно? – Лара с прищуром глянула на меня, потом на Фиалку. – Папа никогда не разрешал мне ездить верхом.
Я заглянула в глаза Фиалке – ей совершенно точно было все равно. Когда я покупала эту лошадь, ее хозяин сказал, что она – самая спокойная из всех.
– Можно, но потом. Фиалке нужно отдохнуть, она два дня провела в упряжке.
Договорившись, что завтра обязательно покатаемся, увели лошадь в стойло. Там обнаружилось восемь маленьких загонов, довольно чистых, надо сказать, но явно брошенных в спешке. В одном из них валялось седло, по проходу были разбросаны ведра и сбруи.
Альфред совершенно точно торопился уехать, но по какой причине?
Этот вопрос рисковал остаться без ответа.
Лара переоделась и умылась, пока я поила и кормила Фиалку, а после отвела меня к мистеру Римосу. Его дом стоял на выезде из деревни, совсем рядом с домом бывшего кузнеца и за поворотом от самой фермы.
Невольно я покосилась на кузню, и уголки губ сами собой дернулись в улыбке, стоило мне заметить Карона в распахнутом окне дома. Мужчина был без рубашки, на крепкой груди блестели капли пота. Он красил ставни в белый цвет и не замечал ничего и никого вокруг.
– А ты знаешь что-нибудь о Кароне? – спросила я у Лары тихим голосом, чтобы Карон не услышал. Дорога пролегала прямо у его двора.
– Только от папы слышала кое-что, когда он разговаривал с дядей Римосом.
– Что-то нехорошее?
– Ага, – Лара вздрогнула и тоже покосилась на кузню. – Этот человек убил свою жену. Он убийца, но почему-то не сидит в тюрьме. Папа говорил, что таких, как он, не наказывают.
По моей спине пробежал холодок. Двух убийц на территории одной деревни как-то слишком много, по-моему.
– Дядя Римос! – закричала Лара, сложив ладошки лодочкой у рта.
Я вошла во двор следом за девочкой, заперла калитку. У крыльца стояла резная лавочка, а от солнца ее прикрывал широкий тканевый навес. Получилось что-то вроде беседки. На бельевых веревках висели уже сухие вещи, а слева от них на грядках зеленели листья раннего салата и редиса.
Дверь звякнула засовом, и на крыльце появился забавный мужичок. Я заулыбалась при виде его: мужчина был низкорослым, тощим, с большими рыбьими глазами и тонюсенькими волосиками. В коричневом комбинезоне имелось едва ли не с десяток карманов, и почти в каждом что-то лежало.
– Мелкая, – рассмеялся Римос, протягивая худые руки к девочке. Лара с визгом бросилась обниматься. – Ну, кого привела?
– Я Амбер, – представилась я, протянув руку для приветствия. Римос легонько сжал мои пальцы, второй рукой с трудом удерживая девчушку. Та обхватила мужичка за шею так крепко, что мне на какой-то миг показалось, что она не выдержит и переломится.
– Дядя Римос, мы за лекарством пришли, – тоненьким голоском сообщила Лара. – Березка совсем плоха, помирает.
– Никто у Римоса еще не умирал, – мужчина шутливо нахмурился, а в моей голове промелькнула мысль, что на колдуна он точно не похож. – Амбер, проходите в дом, располагайтесь.
Я благодарно кивнула. В гостиной без мебели, с одним только столом и двумя стульями у камина, я выбрала просто постоять. Римос усадил Лару за стол, принес ей стакан холодного молока и кусок горячего хлеба.
Пока девчушка с аппетитом завтракала второй раз за утро, Римос повел меня в кладовую. Маленькую, утопающую в полумраке, и сплошь заваленную мешками трав.
– Я травник, не более того, – объяснил он, переступая через ящик с бутылочками. – Кем меня только не называют: ведьмаком, колдуном, кикимором.
– Кикимором? – не поняла я.
– У кого на что фантазии хватает, – фыркнул Римос. – Так… Что там с Березкой? Мне не обязательно смотреть на нее, можешь просто сказать, что необычного в ней.
– Пищевое отравление, – пожала я плечами. – Я ветеринар, но, увы, без лекарственных препаратов ничего сделать не смогла.
Римос глянул на меня с толикой восхищения:
– Врач, говоришь? А откуда ты к нам приехала? Раньше я тебя здесь не встречал.
– Два дня назад прибыла из Дэймоса.
Я обернулась на выход из кладовой и, снизив голос, рассказала мужчине об Альфреде.
– Лара сказала, что он уже не вернется, – добавила я шепотом.
Римос в это время собирал маленькие пузырьки в небольшую коробочку, туда же кинул пучок сушеной мяты, да так и замер в неверии:
– Как это, не вернется?
– Не могу знать. Я не была знакома ни с ним, ни даже с его дочерью. Так получилось, что Верда отправила меня за творогом к фермеру, а там Лара – одна одинешенька. Ну, я не смогла уйти и теперь живу с ней.
– На ферме?
– Своего дома у меня нет.
– И скотину Альфред тоже оставил?
– Нет, – я покачала головой. – Продал, думаю. Как угнал столько коров и лошадей незаметно для всей деревни, не представляю, но…
– Да проще просто, – взволнованно перебил меня Римос. – У него забор проходит по части леса, как раз там, где есть заброшенная дорога в Вивьен. Честно сказать, я не мог подумать, что Альфред говорил тогда серьезно. Неделю назад он выпил больше обычного и проболтался, что должен бежать. Я решил, что бред несет, и внимания не обратил.
– От чего бежать и куда?
– Да кто его знает? Пришел я к нему овец проверить, те плохо себя чувствовали несколько дней, а Альфред второй бочонок пива глушит. Сидел на крыльце и ревел как баба… – тьфу ты, прошу прощения, – как женщина. Я к нему с вопросами, а он мычит и все про приезжего Карона талдычит. Мол, мужик даже жену свою жизни лишил, его уж точно не пощадит.
– Он у вас тут маньяк какой-то местный? – хриплым от страха шепотом спросила я. Из кладовой выходить уже не хотелось, не приведи боги, с Кароном встретиться.
– Да ну какой маньяк? Недавно он здесь живет, а приехал как раз после того, как жену убил. Зачем и почему никто не знает, да и сплетни об этом пошли по деревне только от Альфреда. Знакомы они были, что ли… Не знаю я. Альфред не распространялся ни о себе, ни о нем. Мужик как мужик, живет особняком, в конфликты не вступает, по соседям не ходит. В общем, никакого волнения он деревне не несет, и на том спасибо. Бабы… то есть, женщины, его стороной обходят, мужики стараются держаться подальше, а мне что? Не боюсь я его.
Римос покачал головой, упаковал все необходимое в коробочку и протянул ее мне:
– Все бутыльки подписаны, а мяту завари и пои Ларку перед сном. Девчонку батя бросил, как бы не свихнулась.
– Не понимаю, как он мог ее оставить, – пробормотала я, забрав коробку. – Может, все-таки вернется?
– Не вернется, – глухо ответил Римос. – Лара не его дочка, не нужна она ему. Но что теперь об этом говорить? Что случилось, то случилось.