– Попалась!
Элла вздрогнула. Она-то думала, у неё идеальное укрытие между тележкой и садовым сараем. Но горничной из Клифф-Лодж удалось подкрасться к ней сзади.
Хорошо хоть, её обнаружила не хмурая кухарка.
Девушка ухватила Эллу за плечо и встряхнула как яблоню.
– Чем это ты тут занимаешься? Всё утро что-то вынюхиваешь. Один полицейский как раз ищет таких, как ты.
Элла вырвалась из её рук, встала и поправила очки. Она глянула на девушку через запачканные стёкла. Её щеки раскраснелись, а рыжие кудри выбились из-под чепчика.
– Растяпа Джим?! – воскликнула Элла дерзко. – Меня он не ищет.
Горничная ухмыльнулась, с сомнением глядя на девочку.
– Ты грязная, как цыганёнок, и всё время ошиваешься у мусорных ящиков. Если ты голодная и ищешь объедки, я могу покормить тебя. Но если ты собираешься воровать…
Элла пришла в ужас от таких обвинений.
– Очень мило с вашей стороны, но я точно не голодаю. И не ворую. Вообще-то я…
Но она не могла признаться, чем занимается. Она не могла сказать: «Вообще-то я наблюдаю за вашим домом, словно вы племя индейцев с реки Амазонки. Я заглянула в окна и обследовала вашу чистенькую кухню и кладовку, где на полках царит идеальный порядок и стоят старые потрёпанные ботинки кухарки возле её кровати. Я видела, как твоя хозяйка приезжает и уезжает в автомобиле, и я следила за тобой, когда ты выгуливала собаку. Я видела, как ты съедаешь половину земляники, когда кухарка отправляет тебя за ней, и знаю, что ты читаешь дешёвые детективы в свободное время. И грызёшь кончик карандаша, когда пишешь!»
Вместо этого она сказала:
– Я живу в соседнем доме… и раньше часто приходила в этот сад. Вот и всё, – прозвучало неубедительно. – Я Элеонора Мэри Оттер. Дочь профессора Оттера. Известного археолога.
– А я махараджа[6] из Тимбукту, – сказала горничная, продолжая ухмыляться.
– Честное слово. Почему ты не веришь мне?
Девушка пожала плечами:
– Потому что твои очки держатся на капле клея. Потому что твой джемпер давно следовало бы зашить, – она показала на грязный, разодранный рукав Эллы. – Потому что вряд ли профессорские дочки выглядят так, словно спали в канаве.
– Вот как? Это лишний раз доказывает, как мало ты знаешь. Профессорские дочки плевать хотели на внешний вид – как и сами профессора!
На мгновение Элла подумала, что не знает больше ни одной профессорской дочки, – но других профессоров она точно встречала, и все они выглядят так, будто ни разу не смотрелись в зеркало. Отец никогда не замечал, как она одета, а миссис Преббл давно оставила все попытки приучить девочку к опрятности. Но говорить, что она грязная цыганка и попрошайка…
– Я провожу исследование, – продолжила она, осмелев. – Изучаю антропологию, то есть наблюдаю за поведением людей. Я ведь не могу это делать, сидя дома или в саду. Там только мой отец, и миссис Преббл, и Бернард, наш кот.
– Значит, антро-попа-логия – искусство совать нос не в своё дело, так?
– Нет. Не совсем. Не то чтобы. – Элла смахнула чёлку с глаз и сунула свисавшую нитку джемпера обратно в рукав. – Исключительно в научных целях. И судя по моим наблюдениям, ты прячешься в саду и читаешь книги вместо того, чтобы чистить ложки-вилки или вытирать пыль.
– Не твоё дело, чем я занимаюсь в свободное время.
Элла поняла, что взяла неверный тон. Она важно откашлялась, как викарий перед началом проповеди, и со всей серьёзностью произнесла:
– Для антропологии это важно. К тому же я рада, что ты любишь читать. Я сама этим увлекаюсь. В нашем доме масса книг. Вряд ли мне удастся перечитать их все, даже если читать каждую минуту, каждый день, целый год!
Девушка перестала улыбаться и глядела на неё удивлённо. Возможно, она перегнула палку. Но не смогла удержаться и добавила:
– А ещё я видела, что ты пишешь в большой красной книге.
– Правда?
– Да. Интересно, о чём ты пишешь.
– Может, я тоже провожу исследование, – ответила девушка. – Может, я изучаю всех пронырливых маленьких девочек, которые шатаются по Пустоши и суют нос куда не следует. Может, об этом я и пишу?