Бобби и Джулия пообедали в ресторане «У Оззи», в Ориндже, потом перебрались в бар. Музыкальное сопровождение обеспечивал Эдди Дей, певец с сильным приятным голосом. Исполнял в основном современные песни, но перемежал их хитами пятидесятых и начала шестидесятых годов. Не эры больших оркестров, но раннего рок-н-ролла, в котором еще чувствовались веяния свинга. Они могли танцевать свинг под «Любовника-мечту», румбу под «Ла бамбу». В репертуаре Дея нашлось место и ча-ча-ча, и песням в стиле диско, так что Бобби и Джулия отлично проводили время.
Джулия всегда любила потанцевать после поездки к Томасу в «Сиело виста». Уходя с головой в музыку, ей удавалось забыть обо всем, и прежде всего о чувстве вины. Она растворялась в танце, думая лишь о последовательности движений. Музыка успокаивала, танец наполнял сердце радостью и вызывал анестезию в тех его местах, что ранее испытывали особенно сильную боль.
Когда музыканты ушли на перерыв, Бобби и Джулия пили пиво за столиком у танцплощадки. Говорили о разном, только не о Томасе и в конце концов добрались до Мечты, точнее, речь пошла о том, как обставят они бунгало на берегу океана, если когда-нибудь купят его. И хотя они не хотели тратить на мебель целое состояние, оба сошлись на том, что должны побаловать себя двумя предметами из эпохи свинга: бронзово-мраморным комодом в стиле ар-деко Эмиля-Жака Рулмана и, безусловно, музыкальным автоматом «Уэрлитзер».
– Модель девятьсот пятьдесят, – уточнила Джулия. – Великолепная машина. Трубки с пузырьками. Прыгающие газели на передней панели.
– Их изготовили меньше четырех тысяч. Вина лежит на Гитлере. Компания переключилась на военную продукцию. Модель пятисотая тоже ничего… или семисотая.
– Ничего, но с девятьсот пятидесятой им не сравниться.
– Они не так дороги, как девятьсот пятидесятая.
– Ты считаешь центы, когда мы говорим об идеале красоты?
– Идеал красоты – «Уэрлитзер – девятьсот пятьдесят»?
– Конечно. А что еще?
– Для меня идеал красоты – это ты.
– Спасибо, милый. Но я все равно хочу девятьсот пятидесятую.
– Разве для тебя идеал красоты – не я? – Он захлопал ресницами.
– Для меня ты всего лишь упрямец, который не позволяет мне прикупить «Уэрлитзер – девятьсот пятьдесят». – Она наслаждалась игрой.
– А как насчет «Сибурга»? «Паккард Пла-Мор»? Ладно, а «Рок-ола»?
– «Рок-ола» изготавливала прекрасные музыкальные автоматы, – согласилась она. – Мы купим один из них и «Уэрлитзер – девятьсот пятьдесят».
– Ты собираешься тратить деньги, как пьяный матрос.
– Я родилась, чтобы быть богатой. Аист заблудился. Не отнес меня к Рокфеллерам.
– Тебе не хотелось бы добраться сейчас до этого аиста?
– Я с ним рассчиталась давным-давно. Зажарила и съела на рождественский обед. Вкус отменный, но я предпочла бы стать Рокфеллером.
– Ты счастлива? – спросил Бобби.
– Не то слово. И дело не только в пиве. Не знаю почему, но давно уже мне не было так хорошо, как в этот вечер. Я думаю, мы добьемся всего, что наметили, Бобби. Я думаю, мы рано уйдем на пенсию и будем долго и счастливо жить у самого синего моря.
Пока она говорила, улыбка сползала с его лица. Теперь же он хмурился.
– Чего ты такой кислый?
– Ничего.
– Меня не проведешь. Ты весь день сам не свой. Ты пытаешься что-то скрыть, но мысль эта не выходит у тебя из головы.
Он отпил пива.
– Видишь ли, у тебя возникло хорошее предчувствие, что все у нас сложится в лучшем виде, а у меня – плохое.
– Плохое? У тебя?
Он продолжал хмуриться.
– Может, тебе какое-то время поработать в офисе, подальше от передовой?
– Это еще почему?
– У меня плохое предчувствие.
– И о чем речь?
– Я потеряю тебя.
– Только попробуй.