Глава 13

Адекор Халд уже забыл, на что похожи Последние Пять. Он чуял их, чуял всех женщин. Менструация ещё не наступила – осталась самая малость. Её начало, которое совпадёт с новолунием, будет означать окончание Последних Пяти, окончание текущей луны и начало следующей. Но менструация будет у всех; он знал это, ощущая запах витающих в воздухе феромонов.

Ну, не у всех до единой, конечно. У подростков – девочек из поколения 148 – не будет, равно как у тех женщин поколения 144, у которых наступила менопауза, и также практически у всех представительниц более ранних поколений. И если бы какая-то из женщин была беременна или кормила грудью, у неё бы тоже не было менструации. Но до поколения 149 оставалось ещё много месяцев, а поколение 148 отлучено от груди давным-давно. Также было небольшое количество женщин, которые обычно не по своей вине были бесплодны. Но остальные, живущие вместе в Центре, постоянно обоняющие феромоны друг друга, давно синхронизовали свои циклы, и у них у всех вот-вот должен был начаться новый период.

Адекор прекрасно знал, что эти гормональные изменения делают женщин раздражительными в конце каждого месяца и что именно поэтому пращуры-мужчины задолго до того, как начался отсчёт поколений, в эти дни собирались и уходили в лес.

Водитель высадил Адекора возле дома, который он искал, – простого прямоугольного строения, наполовину выращенного из дерева, наполовину построенного из кирпича и раствора, с солнечными панелями на крыше. Адекор глубоко вдохнул через рот – успокаивающий вдох, минующий носовые синусы и обонятельные рецепторы. Он медленно выпустил воздух и пошёл по узкой тропинке мимо цветочных клумб, травяных газонов, кустов и живописно расставленных камней, заполняющих пространство перед домом. Добравшись до двери, которая оказалась приоткрыта, он громко позвал:

– Эй! Есть кто дома?

Мгновение спустя из-за двери появилась Жасмель Кет. Она была высокая, гибкая, и ей только-только исполнилось 250 лун – возраст совершеннолетия. Адекор различал в её лице черты и Понтера, и Класт; Жасмель повезло, что она унаследовала его глаза и её скулы, а не наоборот.

– Чт… Что… – Жасмель запнулась. Она замолчала, с заметным усилием взяла себя в руки и заговорила снова: – Что ты тут делаешь?

– Здравый день, Жасмель, – поздоровался Адекор. – Давно не виделись.

– Тебе хватает нахальства заявляться сюда, да ещё в Последние Пять.

– Я не убивал твоего отца, – сказал Адекор. – Честное слово, не убивал.

– Но его нет. Если он жив, то где он?

– Если он мёртв, то где тело? – спросил Адекор.

– Не знаю. Даклар говорит, что ты избавился от него.

– Даклар здесь?

– Нет, она ушла на курсы обмена мастерством.

– Я могу войти?

Жасмель взглянула на свой имплант, будто хотела удостовериться, что он по-прежнему функционирует.

– Ну… думаю, да, – сказала она.

– Спасибо.

Она отступила в сторону, и Адекор вошёл в дом. Внутри было прохладно – большое облегчение в летнюю жару. В углу возился домашний робот, поднимая с пола разные мелочи и удаляя с них пыль маленьким пылесосом.

– Где твоя сестра? – спросил Адекор.

Мегамег, – Жасмель произнесла имя сестры с нажимом, словно упрекая Адекора за то, что он, по-видимому, забыл его, – Мегамег играет в барсталк с друзьями.

Адекор раздумывал, стоит ли ему показать, что он прекрасно осведомлён о жизни Мегамег, – ведь Понтер постоянно рассказывал о ней и Жасмель. Будь это просто визит вежливости, он не стал бы развивать эту тему. Но от этого визита многое зависело.

– Мегамег, – повторил Адекор. – Да, Мегамег Бек. Из 148-го, да? Для своего возраста маловата, но драчлива. Хочет стать хирургом, когда вырастет.

Жасмель молчала.

– А ты, – продолжал напирать Адекор, – Жасмель Кет, учишься на историка. Особо интересуешься Эвсоем до начала отсчёта поколений, но тебе также нравится эпоха тридцатых поколений на этом континенте…

– Хватит. – Жасмель оборвала его на полуслове.

– Ваш отец часто о вас рассказывал. Он вас очень любил и гордился вами.

Жасмель приподняла бровь, явно удивлённая и польщённая.

– Я его не убивал, – снова повторил Адекор. – Поверь, я тоскую по нему так, что не выразить словами. С того… – Он оборвал себя, едва не сказав, что со дня исчезновения Понтера Двое ещё не становились Одним, так что у Жасмель ещё не было шанса ощутить его отсутствие. Действительно, при обычных обстоятельствах она бы всё равно не виделась бы с отцом в последние три дня, с тех пор как Двое перестали быть Одним. А вот для Адекора пустота в доме, отсутствие партнёра, который всегда был рядом, было реальностью его жизни каждое мгновение с того момента, как он пропал. Однако глупо спорить о том, чьё горе сильнее; Адекор осознавал, что, как бы он ни любил Понтера, но его дочь Жасмель связана с ним генетически, его плоть и кровь.

Вероятно, Жасмель подумала о том же самом.

– Я тоже по нему скучаю. Уже. Я… – Она отвела взгляд. – Я не слишком много времени с ним проводила, когда Двое становились Одним. Понимаешь, есть парень, с которым мы…

Адекор кивнул. Он не был уверен, что полностью понимает, каково быть отцом молодой женщины. У него самого не было детей поколения 147. Они с Лурт тогда уже образовали пару, но как-то так получилось, что Лурт не смогла забеременеть. Пришлось услышать массу шуток о том, как физик и химичка не смогли одолеть биологию. От поколения 148 у Адекора был сын Даб; он был мал и ещё жил с матерью, но стремился проводить с отцом каждое мгновение во время его ежемесячных визитов.

Но Адекор слышал и Понтеровы… ну, не сказать, что жалобы; он понимал, что таков естественный порядок вещей. Но всё же у Жасмель оставалось для отца так мало времени, когда Двое становились Одним, и Адекор знал, что Понтера это расстраивало. И теперь, похоже, Жасмель осознавала, что никогда больше не увидит отца, жалела о том времени, которое могла бы провести с ним, понимала, что уже ничего не исправить, не наверстать, что отец уже никогда её не обнимет, что она никогда не услышит его голос, одобрительный, или весёлый, или просто спрашивающий, как дела.

Адекор осмотрелся и нашёл себе стул. Он был деревянный, сработанный той же мебельщицей, что и понтеровский, на котором тот любил сидеть на их веранде, – та женщина была знакомой Класт.

Жасмель присела в противоположном углу комнаты. Позади неё робот-уборщик тихо исчез, направившись в другую часть дома.

– Ты знаешь, что будет, если меня признают виновным? – спросил Адекор.

Жасмель закрыла глаза, вероятно, чтобы не дать взгляду метнуться вниз.

– Да, – тихо сказала она. Но потом продолжила, будто защищаясь: – Но какая разница? Ты уже оставил потомство, у тебя двое детей.

– Не двое, – уточнил Адекор. – Один, с 148-го.

– О, – тихо вздохнула Жасмель, видимо, пристыженная тем, что она знала про партнёра отца меньше, чем партнёр отца знал про его дочерей.

– И кроме того, речь не только обо мне. Моего сына Даба тоже стерилизуют, и мою сестру Келон – всех, у кого по крайней мере пятьдесят процентов генов моих генов.

Конечно, сейчас не старые времена; сейчас – эра генетического тестирования. Если бы Келон и Даб смогли показать, что не унаследовали аберрантных генов Адекора, то их могли бы помиловать и не подвергать операции. Но хотя некоторые преступления были результатом какого-то хорошо изученного генетического изъяна, убийство подобных маркеров не имело. К тому же убийство было преступлением настолько отвратительным, что возможность, даже самая малая, передачи склонности к нему последующим поколениям будет пресекаться всеми возможными средствами.

– Я сожалею об этом, – сказал Жасмель. – Но…

– Нет никаких «но», – отрезал Адекор. – Я невиновен.

– Тогда арбитр признает тебя таковым.

Ах, наивность юности, подумал Адекор. Это даже могло показаться милым, если бы речь не шла о нём самом.

– Это очень необычный случай, – сказал Адекор. – Даже я это признаю. Но нет ни единой причины, которая заставила бы меня убить близкого человека.

– Даклар говорит, что тебе было тяжело всё время находиться в тени моего отца.

Адекор почувствовал, как его спина напряглась.

– Я бы так не сказал.

– А я бы сказала, – возразила Жасмель. – Мой отец, скажем честно, был умнее тебя. Тебе не нравилось быть на побегушках у гения.

– Мы делаем вклад, на который способны, – ответил Адекор, цитируя «Кодекс Цивилизации».

– Истинно так, – кивнула Жасмель. – И тебе хотелось, чтобы твой вклад был главнее. Но в вашем проекте вы проверяли идеи Понтера.

– Это не причина его убивать, – огрызнулся Адекор.

– Так ли? Моего отца нет, и ты был с ним, когда он пропал.

– Да, его нет. Его нет, и я… – Адекор чувствовал, как в глазах набухают слёзы, слёзы горечи и отчаяния. – Мне так тоскливо без него. Я говорю с откинутой головой: я этого не делал. Я не мог.

Жасмель посмотрела на Адекора. Она видела, как раздуваются его ноздри, обоняла его запах, его феромоны.

– Почему я должна тебе верить? – спросила она, скрещивая руки на груди.

Адекор нахмурился. Он не скрывал своей скорби; он пытался апеллировать к чувствам. Но у девушки от Понтера были не только глаза, но и ум – острый, аналитический, ставящий во главу угла рационализм и логику.

– Хорошо, – сказал Адекор, – подумай вот о чём. Если я виновен в гибели твоего отца, будет приговор. Я потеряю не только способность к воспроизводству, но и свой статус, и всё, чем владею. Я не смогу продолжить работу: Серый Совет наверняка потребует от осуждённого убийцы более прямого и осязаемого вклада, если ему вообще будет позволено оставаться частью общества.

– И это правильно, – подтвердила Жасмель.

– Ага, но если я невиновен, если никто невиновен, если твой отец просто пропал, потерялся, то ему нужна помощь. Ему нужна моя помощь; я – единственный, кто, возможно, способен… вытащить его. Без меня твой отец пропал навсегда. – Он посмотрел в её золотистые глаза. – Ты не понимаешь? Самым разумным сейчас будет поверить мне: если я лгу, если я убил Понтера – тогда никакое наказание его не вернёт. Но если я говорю правду, если Понтер не убит, то его единственная надежда в том, что я продолжу его искать.

– Шахту уже обыскали.

– Шахту – да, но… – Решится ли он ей сказать? Даже звучащие лишь в его голове, слова казались безумными; он мог представить, каким бредом они покажутся, будучи произнесёнными вслух. – Мы работали с параллельными вселенными. Возможно – лишь теоретически, конечно, но, когда речь идёт о человеке, который так важен для тебя и меня, такой возможностью нельзя пренебрегать – так вот, возможно, что он, так сказать, каким-то образом провалился в одну из этих вселенных. – Он умоляюще посмотрел на неё. – Ты должна знать хоть что-нибудь о работе отца. Даже если ты проводила с ним мало времени – он видел, как уязвили её эти слова, – он должен был рассказывать тебе о своей работе, о своих теориях.

Жасмель кивнула.

– Да, он мне рассказывал.

– Так вот, есть шанс… вернее, он может появиться. Но сначала мне нужно разобраться с этим дурацким доосларм басадларм; мне нужно вернуться к работе.

Жасмель долго молчала. Адекор знал по редким спорам с её отцом, что дать ей молча обдумать ситуацию будет эффективнее, чем продолжать уговаривать, но уже не мог остановиться.

– Пожалуйста, Жасмель, пожалуйста. Это наиболее разумный выбор. Предположи, что я невиновен, и появляется шанс вернуть Понтера. Предположи, что виновен, и он пропал навсегда.

Жасмель сидела молча ещё некоторое время. Потом спросила:

– Чего ты от меня хочешь?

Адекор моргнул.

– Я… э-э… я думал, это очевидно, – пробормотал он. – Я хочу, чтобы ты говорила от моего имени на доосларм басадларм.

– Я? – воскликнула Жасмель. – Но ведь я одна из тех, кто обвиняет тебя в убийстве!

Адекор повернул к ней своё левое запястье.

– Я тщательно изучил документы, которые мне вручили. Мой обвинитель – партнёрша твоей матери, Даклар Болбай, действующая от имени детей твоей матери: тебя и Мегамег Бек.

– Именно.

– Но она не может действовать от твоего имени. Тебе уже 250 лун; ты взрослая. Да, ты пока не можешь голосовать – как и я, разумеется, – но ты уже сама за себя отвечаешь. Даклар может быть табантом Мегамег, но не твоим.

Жасмель нахмурилась.

– Я… я не подумала об этом. Я так привыкла, что Даклар заботится о нас с сестрой…

– С точки зрения закона ты теперь совершенно независимая личность. И никто лучше не убедит арбитра в том, что я не убивал Понтера, чем его собственная дочь.

Жасмель закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выпустила воздух в долгом, судорожном выдохе.

– Хорошо, – сказала она, наконец. – Хорошо. Если есть шанс, хоть какой-нибудь шанс, что папа до сих пор жив, я им воспользуюсь. Я должна. – Она кивнула. – Да, я согласна говорить от твоего имени.

Загрузка...