– Не похож ты на умирающего, – задумчиво произнес Ефим, когда прошел первый шок.
– Справку показать? – снова вызверился Атаман.
– Я все равно не разберусь. Но на умирающего ты точно не похож. Я умирающих видел. Знаешь что, поедем к Сашке, моему бухгалтеру. У него жена – врач. И как раз по твоей части.
– Мне в больничке сказали, что полгода от силы.
– Где полгода, там и год. А где год, там и десять. – Ефим ни в грош не ставил лагерную медицину. Да, впрочем, и нелагерную тоже. Кроме того, он был фаталистом. С одной только добавочкой: прежде чем погибнуть по определению судьбы, предпочитал помахаться до упора. Жизненный опыт показал, что такая тактика иногда способна менять определения судьбы. – А даже если полгода, их все равно надо прожить. Перекресток – не дело.
– У меня своя голова есть.
– Я невысокого мнения о твоей голове, Атаман.
На этот раз Атаман стерпел молча. Его, конечно, бесили высокомерие и отстраненность Ефима. Еще с тех, пионерских, времен. За такой ответ другой и «перо» в живот мог схлопотать. Это случалось в богатой Атамановой биографии – своего рода плата за сохранность авторитета. Но Ефим – не другой. Он всегда говорит что хочет. И делает, как считает нужным. Он всегда адекватен, определил бы Атаман, если бы знал это слово. И место Атамана по сравнению с Ефимом – всегда второе.
А самое удивительное, что Атамана это никак не угнетало. После неудачного ночного визита с финкой он принимал все как должное. Вот и сейчас, неожиданно для себя, он смирился с тем, что его судьбой, может, впервые в жизни руководят другие.
Автомобиль свернул с шоссе во дворы и подъехал к отдельно стоящему старому девятиэтажному дому. Ефим намерился парковаться, как Атаман дернулся:
– Там менты!
– Где?
У подъезда стоял высокий парень в штатском. Метрах в двадцати, у угла дома, облокотился на стену второй. Оба внимательно осматривали приехавших.
Ефим вынужден был согласиться с Атаманом. На бандюков непохожи. А по деловитости и цепкости взгляда их сразу можно было отличить от праздношатающихся. Да они и не маскировались.
– У тебя справка настоящая? – уточнил Береславский.
– Да.
– А чего дергаешься? Мы ж не убивать приехали.
– По привычке, – смутился Атаман. – Мне хоть с десятью настоящими лучше к ним не попадать.
Они вышли из машины и направились к подъезду. Плечистый преградил им дорогу:
– Вы к кому, граждане?
– А почему вас это интересует? – удивился Ефим.
Парень вынул удостоверение и, не выпуская из рук, показал. «Сергей Терентьев, младший лейтенант СОБР».
– Товарищ младший лейтенант! – выпрямляясь, отрапортовал Ефим. – Мы намерены посетить квартиру номер двадцать четыре с целью нанесения дружеского визита супружеской чете Орловых.
На номере квартиры собровец дернулся. Это насторожило Ефима, отбив всякую охоту развлекаться. Еще больше ему не понравилось, что прислушивавшийся к разговору второй мент сунул руку под куртку.
– Там что-то случилось?
Собровец, не отвечая, достал рацию.
– Товарищ капитан, здесь к Орловым. Двое. Один… – он раскрыл протянутый Ефимом паспорт, – Береславский Ефим Аркадьевич, прописан в Москве, Сивцев Вражек, тридцать восемь, квартира двадцать.
– Вы Орлову кто? – спросил он у Ефима, получив инструкции.
– Я ему директор, – начиная злиться, ответил Ефим. – Он что, банк ограбил?
Лейтенант, не отвечая, проверил справку Атамана. Продиктовал в рацию установочные данные. Потом проверил служебное удостоверение Ефима.
– Что вас связывает с гражданином Митрофановым?
– Мы вместе сидели в детской колонии, – не удержался Береславский. – Сегодня у нас вечер воспоминаний.
– Орлов тоже с вами сидел?
– Нет. Он сторожил. – Ефим некстати вспомнил, что Сашка отслужил срочную в конвойных войсках. – В чем дело, можете объяснить?
Лейтенант, не удостоив ответом, бросил одно слово:
– Ждать.
Минут через пять, показавшихся Ефиму весьма долгими, рация снова пискнула, и лейтенант приложил ее к уху.
– Можете идти, – получив инструкции, сказал он.
«Что к чему?» – размышлял Ефим, поднимаясь на третий этаж. Все это не нравилось ему. Еще больше ему не понравились капли крови, то и дело попадавшиеся на лестнице. Последние ступеньки он одолел бегом.
Атаман не проронил ни слова.