Черная вода была почти неподвижна. Крошечная рябь шла лишь от выступающей над водой коряги.
Это – в правом нижнем углу кадра. Левее и выше вода была такой же темной, но уже совсем без морщинок, как антрацитовое зеркало. В ней отражались небо, низкие серые облака и – ближе к краю – низкорослые, почти облетевшие березки, с трудом выросшие на болотине.
Все вместе это называлось – осень.
Ефим Береславский удовлетворенно хмыкнул и нажал на спуск. Вряд ли этот сюжет принесет ему славу, но он успел прочувствовать настроение момента и, если повезло, зафиксировать его. А коллекционирование моментов и было основной целью Ефима. Если копнуть глубже – с помощью «лейки» и трех «кэнонов» он, как умел, боролся с быстротечностью жизни.
В машине, оставленной на шоссе, зазвонил мобильный телефон. Ефим быстро, несмотря на свой пятьдесят шестой размер, выбрался по склону на дорогу, открыл дверцу и схватил аппарат. Но не успел. Мобильник отключился на мгновение раньше.
– Кому надо, еще наберут, – проворчал Ефим. Отрываться от камеры было обидно. Он подождал пару минут и, не дождавшись повторного звонка, пошел обратно. Спускаться было тяжелее. Девяносто пять килограммов нетто не способствовали аккуратности сползания по глинистой влажной земле.
Чертыхнувшись, Береславский стряхнул приставшие веточки и вновь приник к окуляру. Но настроения уже не было. Сделав пару дежурных щелчков, Ефим отвинтил камеру от штатива, аккуратно упаковал ее в фотосумку. Потом сложил штатив и окинул последним взором «поле боя». Болотина опять неуловимо изменилась. Солнце за облаками чуть набрало силу и, даже еще не пробившись, добавило в картинку желтого и красного, смягчило и утеплило ее. Это был совсем другой момент жизни, чем три минуты назад.
За что, собственно, Береславский и любил жизнь.
Он добавил новую картинку в свою личную память и, улыбнувшись, полез наверх.
Проезжавшие мимо машины чуть притормаживали, а их обитатели с интересом рассматривали грузного лысоватого мужчину в более чем цивильном прикиде, торжественно вылезавшего из кювета. Впрочем, его это никак не волновало.
«Ауди» завелась с полоборота. Ефим включил поворотник и, выждав момент, в один заход развернулся на нешироком загородном шоссе. Несмотря на внушительные размеры, «птичка» была весьма верткой. Теперь массивный нос его любимой игрушки был направлен в сторону столицы.
Ефим поддал газу, почти мгновенно добравшись до ста километров в час, и вновь довольно улыбнулся.
Машина не переставала радовать. Внешне – обычная «Ауди-100» пятилетней давности. Автомобиль, вполне соответствующий статусу его фирмы. Подержанная такая тачка стоит как два с половиной «жигуля», но комфортна, надежна, добротна. Короче, авто для бизнесмена того уровня, на котором еще не летают пули, но уже вкушают неких прелестей западной цивилизации.
В принципе все сказанное точно отображает уровень Ефимова бизнеса. Хотя и никак не определяет Ефимову суть. Даже те, кто хорошо его знает – а таких очень мало, может, десяток на всю Москву, – не рискнули бы точно определять Ефима. Слишком уж разный. Не сложный, а разный. Не такой, как все. Неопределяемый. Вот его главное отличие. Если уж он сам не знает, чего ему в этой жизни надо, то как его определишь?
А в машине действительно многое необычно. Например, двигатель. Четырехлитровый монстр с турбиной тесно занимает все подкапотное пространство и позволяет ездить со скоростью триста километров в час. Понятно, если бы было где так ездить.
Самое смешное, что Береславский быстро водит редко, хотя и умеет. Но четыреста шесть лошадиных сил под педалью греют его необычайно. И, обнаружив эту тачку в немецких каталогах, он искал ее три года.
Зачем? А кто ж его знает? И сам он не знает. Хочется – и все.
Это и есть его главный жизненный принцип.