Тоскливый мрачный дух серым апрельским днем витал над мраморными крестами и черными оградками старого кладбища. В отличие от центрального входа, старая часть кладбища заросла высокими скрипучими кленами, скособочившими голые ветки над округлыми или рельефными могилками, сторожащими вечный сон умерших. Земля еще не согрелась, но у могильщиков работа такая – рыть ямы, независимо от времени года.
– Ох, Димка, вляпаемся мы, – сетовал один из гробокопателей.
– Вы оградку с памятником вывезли? – утомленно прикрикнул тот. – На эту могилу уже полвека никто не ходит, с чего бы нам попасться? А где еще погребать? Мест уже нет. А деньги заработать надо.
– Накажет нас всех бог, – ныл второй.
– Нет бога, – возразил Дмитрий. – Или, если есть, то наказал уже хуже некуда! Из нищеты выкарабкаться не можем. А сейчас деньги принесу, может, мамка на жене срываться не будет, потому что живем на ее пенсию…
Много еще бесцветных дней и темных ночей увидело это кладбище после захоронения нового мертвеца поверх старой могилы, прежде чем в рядом стоящий двухэтажный многоквартирный дом заселилась девушка с двумя детьми, а позже я. Там, где живут люди, есть кладбища. Но чтобы там, где были кладбища, жили впритык люди, удивилась я.
На нашей планете с кладбищами, конечно, все иначе! Правда, у нас редко кто умирает, но если и умирает, мы его обязательно хороним и на таких местах заряжаемся бессмертием. Почему же на здесь все так скверно? У нас кладбище святое место, а у смертных – самое страшное, полное всяких скверных историй и проделок нечисти.
Я ощущала как человек чувствует тяжелую некротическую энергию, что душит даже в солнечные деньки. Здесь царят иные законы и обстановка в отличие от городской. И хотя время на мертвом кусочке не остановилось, оно вместе с временами года менялось, сама среда здесь была мертва и умерщвляла все живое, что задерживалось на ее территории. Особый магический шарм здесь ощущала только я. И получала исцеление тоскливой души за счет мертвой энергии. Здесь царствует смерть, ворвавшись в каждую травинку, в каждое дерево и кустарник, пропитав собою все надгробия и отравив землю. А смертные здесь только гости, не больше.
У моей соседки не переставая болели дети. Неужели из-за кладбища по соседству? Вот как раз нам с Кириллом и предстоит выявить источник, не позволяющий выздороветь детишкам. Ведь дети не излечатся, даже если мы просто поможем сменить место жительства.
На пороге моей новой жилплощади, больше напоминающей одну небольшую комнату, где можно было разместить только спальное место и кухоньку, стоял Кирилл.
– Элла, прости меня? – звучно молил он. – Но что изменится от того, что ты здесь жить будешь?
– Дурацкий план, – нахмурилась я и, покачав головой, сложила руки на груди.
– Да ладно, тебе-то точно труда не составит скандал закатить, – шепотом настраивал меня коллега. – Мы же составили план: выйдет соседка, попросит нас быть тише. А ты потом к ней с пирожными, и так познакомитесь. Ну! Давай!
– Видеть тебя больше не могу, – постаралась я артистично.
– Громче. У нас скандал!
– Видеть тебя больше не могу! – как надо возразила я, и в глазах моих застыла ярость.
Просто стоило вспомнить внезапное вторжение нового «члена» в наш с Ниной союз. И еще сон…
Кирилл одобряюще закивал и произнес следующее:
– Но это не выход, я люблю тебя…
Как-то слишком правдоподобно он это заявил, подметила я про себя.
– А ты вжилась, – хвалил Кирилл, как будто на мысли мои отвечал.
– А я тебя нет! Все! Прошла любовь. В понедельник поеду на развод подавать. Иди…
Открылась соседняя дверь, и спустя пару секунд в проеме показалась взъерошенная голова замученной соседки:
– Пожалуйста, можно тише? – вежливо попросила она. И таким тоном, словно сама боялась нам помешать, продолжила: – У меня детки спят.
В подъезд тоже открылась дверь. Вошла бабушка и, не успела ступить на первую ступень, как запнулась упав на колени, отчего из пакета по старому дощатому полу просыпались продукты.
– Чертовщина какая-то, – огорчилась бабулька.
– Баб Римма, – поспешила вниз моя молодая соседка.
Кирилл намекнул остолбеневшей мне, чтобы я тоже отправилась помогать бабушке. Да я как всегда и сама бы догадалась, но Кирилл стопорил меня своим присутствием рядом. Я начинала плохо соображать. С Ниной я точно бы догадалась кинуться к бабушке, которая, поблагодарив нас за помощь, пригласила к себе на чай.
В отличие от моей комнатенки, апартаменты бабы Риммы можно было назвать квартирой. Две комнаты, отдельная кухня, санузел не за шторкой, а прямо-таки за дверью. Цветные половички, связанные из остатков ненужной ткани на чистейшем полу. В меньшей комнате – старинная кровать с необыкновенными пушистыми подушками в белоснежных наволочках, сложенными друг на друге. Кровать вызывала желание непременно лечь спать, наслаждаясь комфортом. Не то что наши с Ниной постельные принадлежности из холлофайбера, которые скатываются и заставляют потеть. Покрывало с узорами, застеленное без единой складочки. И ковер со сложным рисунком на чисто выбеленной стене. В зале пузатый телевизор, накрытый накрахмаленной салфеткой. Божница в углу. Черно-белые портреты под потолком с наклоном. И старенький низкий диван, но тоже зазывающий посидеть на нем. Уютно, аккуратно и чистенько. По-бабушкински. Не хватает свежеиспеченных пирожков и внуков.
После экскурсии по квартире баба Римма увела нас на кухню.
– Сильно больно? – присела близко с ней моя соседка, которая представилась Верой.
Я же вызвалась поставить на плиту чайник – алюминиевый, с толстым покровом голубой эмали и нарисованными клубничками по бокам. Такой брутальный кухонный предмет без свистка.
– Может, скорую помощь вызвать? – волновалась Вера.
– Нет-нет, я выпила таблетки. Скоро давление упадет, и станет лучше, – отказалась бабушка.
– Ой, а у меня пирожные есть и печенье, – сделав вид, что спохватилась, я поспешила к себе.
И только я покинула порог квартиры добродушной бабушки, как мертвецкая атмосфера охватила меня холодом и слабым освещением. Как будто прямо в коридоре начиналось то самое кладбище. Особенно моя комната веяла небывалой пустотой. Да и сам-то дом со времен построек не ремонтировался ни разу – об этом говорили запах плесени, дощатые облезлые полы, потресканные стены с закругленными углами и черные потолки, затянутые паутиной.
Я открыла дверь в комнату, замерла и вгляделась в темноту, из которой вышел Кирилл.
– Ты чего так рано? – опешила я. – Мы только чай сели пить…
– Просто уже нашел, кому продать дом. Один ипэшник откроет здесь ритуальные услуги, и все пойдет по правилам. Для магазина здесь лучшее место, нежели для людского жилья.
– Ого, как быстро, я даже не ожидала! А квартиры он жильцам возместит?
– Естественно. Не хоромы, но вариант вполне себе подходящий.
– Ой, Кирилл, не торопись так. Здесь витает проклятие и нужно его снять перед их переездом.
– Эль, все не так просто. Для начала ипэшнику придется выкупить дом у муниципалитета. Подготовить документы, это не за один день делается. Так что ты все успеешь. Иди, пей чай и не беспокойся о переезде своих новых знакомых, – Кирилл протянул мне пустую ладонь, на которой тут же образовался бумажный сверток со свежими пирожными и печеньем.
– Спасибо, Кирилл.
Да, он всегда на шаг впереди меня, призналась я сама себе. Но только в этом! А еще и молодец… Так, стоп! Хватит! Кирилл проворный молодец и точка. Кто знает, куда еще могут завести меня мои мысли.
Пытаясь сдержать свои внутренние изречения, что разом хлынули из каждой клеточки моей бедной головы, я все-таки согласилась еще и с тем, что наш союз созрел как спелое яблоко. Налился глянцевым блеском. Но больше всего меня стал нервировать вопрос – и как мы раньше без Кирилла справлялись?
Когда я вернулась к бабушке Римме, у нее на кухне уже горел свет. Окно было зашторено. Открытая форточка оттопыривала плотную темно-желтую шторку. А за окном стояла мертвецкая тишина. Ни пения птиц, ни шума крон деревьев. Только отдаленный вой кладбищенских собак и возникшие ниоткуда порывы ветра, тормошившие железо на старой крыше.
На круглом столике с клеенкой стояли три кружечки красного цвета, в крупный белый горох, наполненные чаем.
– Ну вот, – положила я сверток на стол. – Угощайтесь!
– Ой, Эллочка, спасибо, – широко улыбнулась бабушка с пустыми тревожными глазами. – Давайте пить скорее чай!
Мы с Верой устроились за столом по сторонам от бабушки.
– Как же мне повезло с соседями, – Римма вздохнула и пододвинула ближе маленькую красную коробочку с рафинадом. – Только не повезло нам с местом жительства. Надо же, парадокс. Бывает, люди грызутся друг с другом. Одному мешает плач или топот ребенка. Другому лай собаки. Не ценят хорошего места жительства и вида из окна. А мы так хорошо сдружились и вынуждены выживать в мертвом месте. Видимо, общее горе сближает. Неизвестно еще, как бы мы дружили, окажись все вместе в новостройке.
– Ну, баб Римма, – возразила Вера с улыбкой и, приобняв старушку, положила голову ей на плечо. – Я бы вас любила, даже если бы мы жили в коттеджах!
– В коттеджах! – мечтательно ахнула бабушка.
Решив вернуть тему в нужное русло, я задала главный вопрос:
– Почему выживать? Здесь утром не разбудит шум машин и остальные городские шумы. И транспортная развязка недалеко. Правда, нет детских площадок для ребятишек… Или вы про кладбище рядом?
– Да, Элла, – тяжело вздохнула Римма.
Я заметила, как милую старушку охватила волна беспокойных эмоций. Дышать Римма стала медленнее, казалось, что даже вовсе перестала, приоткрыв рот. Глаза расширились, отчего морщины в центре лба стали более выразительны. Сдавалось мне, бабушка сорвалась бы в любой момент со своего стула и бежала без оглядки из этой уютной квартирки.
– Ты что, Элл, – нарушила тишину Вера. – Жить на кладбище нельзя! Но я не жалуюсь.
Ветерок, ворвавшийся через форточку и просочившийся сквозь штору, разнес запах страха по светлой приятной кухоньке. И воздух стал вовсе не свежим, а спертым. У бабушки Риммы и Веры на лбу выступили капли пота. Бабушка уставилась в свою чашку безнадежными глазами, а сам страх исходил от Веры. Ощущение опасности терроризирует девушку каждую ночь, и с виду не понятно, что ему нужно от бедняжки. Кто управляет фобией, и что хочет забрать такого, чего девушка никогда не отдаст?
– К сожалению, с такой пенсией, как у меня, я не могу позволить себе другое жилье, – вздохнула Римма. – Как и Верочка. Но что тебя толкнуло поселиться в забытом богом доме на кладбище?
Я остолбенела, уставившись на соседей округленными глазами, совсем не ожидая, что нить разговора так просто повернет на меня. Как бы я не серьезно отнеслась к плану Кирилла, пропустив некоторые пункты-легенды о себе. Вот дура!
Пожав плечами, я замедленно перевела взгляд на полупустую кружку, а после, растянув губы в полосочку, снова посмотрела на вопросительные лица бабушки и молодой женщины, уставившихся на меня.
– Развожусь с мужем, – пожала я плечами. – По объявлениям в газете здесь самое дешевое жилье. Пока до зарплаты большее себе позволить не могу.
– Это с тем красавчиком? – с укором уточнила Вера. – Да он ангел! Ты моего не видела…
Красавчик, возмутилась я про себя и вдохнула.
– Здесь у нас редко обходится без происшествий, – сказала бабушка. – Мой сын работал на кладбище, что напротив, и вот недавно умер. Хотя и был здоров.
– Тогда какому идиоту пришло в голову построить дом рядом с могилами? – изумилась я.
– Дом построили не для постоянного жилья, а для работников кладбища. Что-то типа времянки, – пояснила бабушка. – Кладбище себя исчерпало, вокруг разросся город, работники съехали. Кто-то решил нажиться и стал сдавать эти чертовы комнаты. А что, недорого и сердито.
– Но я здесь месяц живу и все нормально, – шла вразрез с бабушкой Вера.
Со стороны девушка выглядела так, как будто больше спорила сама с собой и себя же пыталась убедить в том, что все нормально.
– Конечно, мало приятного, каждое утро слышать похоронный марш, – безнадежными глазами Вера бегала по кухне в поисках выхода из сложной ситуации. – И условия в этом доме не коттедж, ну, а куда деваться? Жизнь моя не задалась с самого замужества. Муж у меня Димка был. И тоже работал на кладбище за окном, а деньги проигрывал в карты, пил много, к тому же руки распускал. А свекровь во всем этом меня обвиняла. И тут он пропал без вести… Просто не вернулся домой и все! Свекровь до сих пор считает, что я любовников наняла, чтоб сыночка ее извести.
– Да как же так, – заохала бабушка и с сожалением посмотрела на соседку. – Я всегда мечтала о такой хорошей снохе, как ты, Верочка! Вот мы с тобой бы зажили!
Римма положила свою руку поверх руки Веры и сжала ее ладонь.
– Ты же ей внуков подарила… Таких прекрасных ребятишек! И за очагом следила, а не по клубам шлялась… Как же так можно?
– Вера, тебя выгнали, что ли, на улицу с детьми? – опешила я.
– Да ну не совсем и выгнали, – из груди Веры вырвался тяжелый выдох. – Свекровь разменяла трешку. Себе приобрела благоустроенную двушку, а нам с детьми комнату здесь.
– Вот мымра, – не сдержалась баб Римма. – Справедливости в ней с гулькин…
– Да и ладно, – махнула рукою Вера. – А я и этому рада. Зато живем в спокойствии, и это все наше!
– А я вам помогать буду, – настаивала бабушка.
– Ой, да ну что вы, у вас и так пенсия маленькая!
Пришла и моя очередь попутешествовать по кухне глазами в поисках ответа. Из рассказов, что изложили мои милые соседи, ничего не было понятно! У одной сын умер, у второй пропал абьюзер муж, и оба они работали на кладбище…
Авантажно, одиноко и безлюдно кладбище ночью! В погосте хочется укрыться… Спрятаться… Раствориться! Здесь я могу быть сама собой, делать все, что хочу, и меня никто не осудит. Здесь влечет черное-черное небо с россыпью ярких переливающихся точек над сухими ветвями деревьев, полных воронов. Туманный мрак загородных кладбищ спрячет тебя и все мысли похоронит в себе навсегда. Ночное кладбище бесподобно и загадочно. В уйме венков покосившиеся кресты и мраморные памятники, с которых умершие встречают меня и провожают безжизненными глазами.
Я стояла у высокой сетки-рабицы, преграждающей путь к первой полосе могил, и ощущала, как кладбище зовет, желая втянуть в мертвецкую атмосферу и наполнить энергией. Вытащив руки из карманов кожаной куртки, я с легкостью преодолела преграду в один прыжок и поспешила вглубь мертвецкой тишины, виляя меж надгробий.
Ладонью тронув толстый морщинистый ствол старого клена, я закрыла глаза от наслаждения. Так же я прикасалась и к холодным оградкам могил, поглощая отрицательную энергию, переваривая ее в себе и наполняясь положительной. Когда вдруг заметила за собой слежку…
Я резко обернулась. Никого… В радиусе видимости все так же я была одна, окутанная туманом, средь холмиков и неприветливых памятников, заросших деревьями. И, вздернув голову, я медленно отправилась дальше, изучая каждую могилку.
Белая материя возродилась из тумана и последовала по тому же пути, развевая в воздухе длинные прозрачные волосы. Существо впилось мутными глазами в удаляющуюся кожаную куртку, вытянуло костлявые руки вперед, настигая все быстрее и быстрее. Сжимало длинные пальцы в предвкушении схватить…
Но тут я обернулась:
– Любка! – закатила я глаза. – Все пытаешься меня напугать? Когда, наконец, ты угомонишься и поймешь, что на меня не действуют ваши жмуриковские штучки?
– Элька! – расхохоталась неокрашенная материя. И выражение ее черепа стало радушным, но, тем не менее, все равно напугало бы любого смертного. – Я и не думала, что это ты.
– Вы прям получаете фантомный дофамин, напугав человека? Вот поэтому ваши и бояться кладбищ, слагая страшные легенды о нем, – усмехнулась я.
– Понятия не имею. Став призраком, мне вдруг резко захотелось немного поозорничать. Лишнее время на сон и еду тратить не нужно. Так чем здесь еще можно заняться?
– Ах вот оно что. То есть вы, призраки, пугаете человека тупо от безделья?
– Не все Эль, у некоторых тупо миссия или месть. Я сама же новенькая, еще не разобралась до конца.
– В общем все как я и догадывалась.
Дружелюбная эфирная сущность обратилось в тело привлекательной девушки, медленно приземлившись на ноги. И мы обнялись.
– Какими судьбами к нам? – спросила Люба.
– Видишь тот дом? – я, не оборачиваясь, указала большим пальцем в сторону своего временного жилья. – Я теперь в нем живу.
– О! – обрадовалась Любка. – Теперь мы соседи и будем видеться чаще?
– Ну не совсем и соседи, – хохотнула я. – Это временное жилье. Мне нужно разобраться с проклятием живых людей.
– Может, тебе поможет тот призрак бабки, что как раз и трется возле второго этажа? – указала Люба.
Я возмущенно обернулась, открыв рот от негодования. Вот блин! То есть, пока я ищу ответ на кладбище, отгадка прогуливается рядом с домом?!
***
Вновь очнувшись от скрежета в стекло окна с той стороны, Вера присела в кровати, вытирая со лба потоки холодного пота. Не успела бедная девушка прийти в себя, как новое, пробирающее до костей, скрежетание в стекло заставило Веру широко распахнуть глаза и руками впиться в перекладину кровати, сжавшись.
Придорожные фонари, освещая местность, заставляли увидеть, как за зашторенным окном квартиры на втором этаже кто-то суетился…
***
– Эй, бабуля! – я, стоя у дома под окном Веры, окликнула бабку, вылизывающую длинным языком из гигантской многозубой дыры на лице стекло окна своей жертвы. – Твое место на кладбище!
***
На ватных ногах, проглатывая ком, вставший поперек горла, Вера, не моргая, медленно подошла к окну, дрожащими руками распахнув шторы. Но по ту сторону окна никого не было. Только памятники на могилках, озаренные ярким светом фонарей, тягостно смотрели на нее.
Поглаживая себя по рукам, покрытым мурашками, Вера глубоко вдохнула и спешно запахнула занавески снова.
***
Бабушка, одетая в строгое платье темных тонов с подолом до колен и черный платок на голове, красными глазами пристально и со злобой смотрела на меня.
– Зачем ты здесь всех прокляла? – напрямую пошла я. – Что они сделали?
– Их родственники совершили захоронение над моей могилой ради денег, мне дышать трудно под новым гробом, – с ненавистью прошипела старушка. – Но я уже свела со свету причастных. Очередь отпрысков, которые скоро подохнут один за другим от неисцелимой болезни. И ни лекарства, ни врачи им не помогут! А затем сойдет с ума его женушка и вслед за ними отправится. Потом примусь за бабку…
– Пойдем со мной? – перебила я беспощадного призрака и поманила за собой обратно на кладбище. – Покажи, где твоя могила?
По мере приближения к могиле бабушки я уже видела два гроба в земле, закопанные друг над другом. Но стоило нам дойти к месту, новое захоронение уже обосновалось рядом вместе с памятником и оградкой. Так же я вернула бабушке ее крест и оградку, которые те работники кладбища сдали на металлолом.
– Я понимаю теперь твое недовольство, ведь даже на нашей планете так делать было нельзя. У каждого умершего почтительно должна быть своя территория, – сказала я. – Я возместила повинную за них? Теперь сними свое проклятие.
И бабушка, утеряв в эти минуты всю ненависть, покаянно закивала головой:
– Но только я не знаю как снимать проклятие, оно вышло само от моего гнева.
– Что? Серьезно? – опешила я.
Услышав в своей голове глухой стук, я сообразила, что барабанят в дверь моей комнатушки.
– Я полагаю, истреблять тебя не нужно? – уточнила я у бабушки. – Не стоит мстить и превращаться в злобную тварь. У нас здесь веселая атмосфера, поверь. Все дружны.
Я посмотрела бабушке за спину, и она обернулась. В метрах двух от нас из-за дерева выглядывала Любка и махала нам рукой.
– Надеюсь, вы подружитесь, а мне пора, – добавила я и поторопилась к себе.
А дверь уже открыла в халатике, щурясь от яркого подъездного света, будто проснулась от шума, а не вернулась с кладбища.
– Элла-Элла, прости, пожалуйста, что так поздно… – затараторила обеспокоенная Вера, утирая слезы.
– Что случилось? – я положила ладони на плечи соседки.
– Элла, у тебя случайно не будет парацетамола? У меня же сегодня еще в автобусе кошелек украли, я не могу купить лекарство детям… А меня вообще уволили, – девушка взревела, уткнувшись в мою грудь. – Я до последнего убеждала себя, что все хорошо, но, кажется, я больше не выдержу и сойду с ума!
– Верочка, прошу тебя, успокойся, я вам помогу, все будет хорошо! Парацетамол у меня есть, – убеждала я.
– Мы тебя разбудили кашлем?
– Ничего страшного! Вера, иди к детям, я сейчас приду с аптечкой.
В Вериной квартире, что была зеркальна квартире бабушки Риммы, свет горел только на кухне. А в темной комнате хрипели попеременно дети во сне.
– Я медик по образованию, – начала я с порога. – Можно осмотрю детей? Сходи на кухню и принеси два стакана воды.
– Хорошо… – держалась из последних сил Вера. – Господи, как хорошо, что ты у нас поселилась!
– Иди, – поторопила Веру я, а сама ринулась к детям.
Когда в комнату вошла Вера с двумя стаканами воды в трясущихся руках, дети с испариной на лбу от недавно высокой температуры лежали в своих кроватках и не спали. А я, довольная благополучным исходом, улыбалась, стоя рядом.
Вот уметь бы мне лечить свое физическое тело, как это получается с обычными смертными! Захотела сама себе зуб нарастила и избавилась от кариеса, захотела сердце… На нашей планете мы излечивали друг друга, и это считалось обыденностью, на планете людей – чудом.
Дети вскоре поправились окончательно. И даже в достаточной мере быстро. Вере я еще успела посодействовать с работой до переселения в новую квартиру. Вера и баб Римма хотели попрощаться со мной, но я уже не жила в доме у кладбища. А стояла у кладбища в соседнем городе, который мы с Ниной покинули второпях после нашего обнаружения.
Мягким золотым покрывалом вечер опускался на землю, отдавая права на властвование ночью темным силам. Легкие облачка собрались кучкой на закате, отражая на себе последние блики дневного светила, наставничество над которым принадлежало дню.
Что-то внутри трепыхалось и сжималось от боли, искажаясь на лице в маске истязания. Метрах в десяти была могила любимого, но я никак не решалась подойти к захоронению близко. Издалека я видела знакомое надгробие, переворачивающее мое нутро вверх тормашками. Видела знакомое черно-белое фото, глядящее на меня любящими глазами. Но до сих пор оказалась не в силах сделать и шагу навстречу…
Никогда в жизни мне еще не хотелось уничтожить себя за вину в смерти любимого человека. Мой приоткрытый рот с опущенными уголками, брови, сведенные к переносице, и подергивание подбородка выражали страдание, от которого мне никогда и ни за что теперь не избавиться!
А вместе с этим легкая вибрация в области живота начала отвлекать. Это невидимая родственная золотистая нить, которой я связана с Ниной, трепетала. Такими нитями на нашей планете еще связывались супруги, а потом и с детьми, и их дети меж собой.
Меня потеряли. Меня звали, пытаясь найти. И я не могла оставить это без внимания. Иначе Нина сейчас перевернет весь мир. Хотя мне и без того уже влетит… Я как непослушный подросток постоянно сбегаю и живу своим.
Я достала из кармана куртки сотовый телефон. Сто пропущенных от Нины. Рука, лицо! Ни минуты пребывания с собой наедине, а так хотелось. С другой стороны, я так рада, что не единственная спаслась и привыкаю к новому для меня месту с противоположными правилами и порядками. Иначе мое положение было бы схоже, как у Веры с детьми и бабушкой Риммой в доме у кладбища…
Глава 6. Любка
В теплом натопленном стволе знакомого мне дерева на уютной маленькой кухоньке мы с Лешим пили чай. Я задыхалась от приступов кашля. А возлюбленная хозяина леса шерстила по дому, собирая в холстяной мешочек разные высушенные травки, что пучками висели по стенам.
– Элла, ты себя не жалеешь, – сочувствовал мне Леший. – Вот и твоя физическая оболочка заболела.
– Но я ничего с этим не могу по-де-ла-ть…ть…ть, – на последнем слове закашляла я, покраснев от нехватки воздуха и сжигающей боли в груди. И, переведя дух, смахнула с глаз слезы и добавила: – Вот и сегодня у нас с Кириллом дело в одной из больниц. Где смертные мрут толпами.
– Вот это точно поможет! – радушная девушка положила передо мной на стол наполненный мешочек. – Заваривай в кипятке и пей почаще.
– Тебе нужно спешить? – тоскливо переспросил Леший, глядя, как в вибрациях разрывается мой телефон.
– Нет, вовсе нет, – с приступом кашля заверила я, игнорируя девятый звонок от Нины. – Время еще есть! Расскажите лучше, как вы объяснили излечение Варвары ее родителям? Появление вашего чудесного малыша и столь долгое отсутствие?
Нет, я прекрасно понимала, что мне необходимо приниматься как можно скорее за новое дело. Меня так и разрывало оттого, что у меня не имеется ни секундочки свободной. И чем сильнее был напор, тем больше я стремилась воспротивиться. А еще до дрожи не хотелось разбираться в мистике вместе с Кириллом. Я привыкла работать одна, я сама себе хозяйка! Меня пугало сотрудничество с мало знакомым мне занудным коллегой.
Я попыталась улыбнуться и, покашливая, приготовилась слушать, подперев лицо рукой.
– Элла, человеческие создания необыкновенны, – вдохновлено начал Леший.
Пока я пыталась отключить негодующий мозг, вникая в слова Лешего, лесной дух продолжил:
– Родители Варвары, конечно, догадались поверхностно, но уточняющих вопросов не задавали.
***
В первую городскую, выхоленную снаружи и запущенную внутри больницу Павел попал со сложным переломом левой ноги. Каждый божий вечер он мучился от диких головных болей после наркоза. Но что было еще страшнее головной боли с наступлением сумерек, так это пациенты больницы, которые к утру покидали свои покои ногами вперед. Да и ладно, если бы со страшными диагнозами или после сложных операций… Так нет! Роли не играло, ушиб это ноги или перелом позвоночника, приступ эпилепсии или воспаление левой пятки. После двух недель, которые придется провести в стенах стационара, ты не выйдешь из него живым! Причем пациенты гибли в шахматном порядке – Павел сумел вычислить это, страдая от боли бессонными ночами.
Единственный, кому удалось выйти отсюда живым с момента поселения в палату Павла, был старик. Он-то и поведал байку про ночные цоканья каблучков по тихому, едва освещенному коридору и скрип колес каталки.
Темнело. Соседи по палате засыпали, выключив свет. Лишь светлая полоса больничного коридора едва прорезала мрак обреченной палаты, где от страха мучился Павел. Парень знал, что сегодня черед его палаты, от этого и не мог уснуть. Когда издалека послышалось цоканье каблуков и рокотанье каталки…
Перестав дышать, Павел прислушался, покрывшись потом. Но нагоняющее жуть цоканье только усиливалось. Парень накрылся простыней, что прилипала к вспотевшему телу.
Павел слышал, как со скрипом распахнулась дверь в палату, как каблуки прошли вовнутрь, втащив за собой громоздкую каталку. Парень закрыл глаза и притворился спящим, когда каталка остановилась между его кроватью и кроватью соседа.
Морозное дыхание обдуло все онемевшее тело прямо через простыню, отчего Павел непроизвольно дернулся.
– Не спишь… – шепнул на удивление приятный голос. И одним своим звучанием обволок парня жутью и трепетом, после чего вдруг наступило умиротворение и спокойствие.
Павел, перестав ощущать бренность собственного тела и прежний страх, уже готов был сдаться. Распахнуть простыню…
Но голос в дверях вернул все на круги своя:
– Можно вас на минуточку?
И существо проворно зацокало в коридор. А Павел, покрывшись новой волной холодного пота, слышал, как колотилось в груди сердце, вновь ощутив прежний страх. Да еще и головная боль, о которой Павел забыл, думая о жутком существе с каталкой, вернулась с удвоенной силой.
Едва выглянув из-под простыни, Павел увидел прежнюю обстановку. Соседи все до единого в целости и сохранности похрапывали на кроватях. А дверь все так же была еле приоткрыта, как будто ее никто до этого не распахивал.
В длинном коридоре с дверями по обе стороны мягкий свет настольной лампы постовой медсестры слегка падал на стены и потолок. Сама же медсестра в розовом медицинском брючном костюме застыла, уставшая, в одном положении. Чуть поодаль напротив меня стояла благовидная выхоленная девушка с бледной кожей. Брюнетка с лоснящимися волосами в длинном, чуть ниже плеч, каре, одетая в белую майку и того же цвета короткую юбку-клише. Но вот ноги у нее были козлиные, покрытые серой шерстью, что никак не мешало существу передвигаться на шпильках. И я – в длинной хлопковой сорочке в мелкий цветастый меандр, поверх накинут распахнутый халат. Опираюсь одной рукой о стену, задыхаясь от кашля. В общем, выгляжу хреново. Но у меня сохраняется боевой настрой!
– О, Элла, – не удивилась и даже не испугалась девушка на козлиных ногах. – Чего тебе?
– Хотелось бы тебя отшлепать, но это будет насилием над животными… – возмутилась я, попытавшись провозгласить это сердито и громко. Но приступ кашля сразил меня тут же.
– И вот в таком состоянии ты хотела бросить мне палку, которую я должна принести и встать перед тобой на задних лапках?
– Да меня хоть за уши подвешивай, я… – осипшим голоском заспорила я и вновь закашлялась.
– Знаю-знаю! Наслышаны, – приостановила меня она и вздохнула. —И ты не имеешь возможности меня убить или заточить в свой жалкий пузырек, который сжимаешь в руке за спиной. Я – цепь загробного мира. Я не нечисть. Понимаешь, есть порядок доставлять грешные души напрямую сразу в Ад, без участия Смерти. Вот я как раз ими и занимаюсь.
– Прозорливо! Тогда мне придется найти способ тебя уничтожить, если не объяснишь, почему ты так много забираешь душ из этой больницы?
– Они сами или их предки заключили договор с Сатаной! Их ушибы – это просто стечение обстоятельств, в результате чего они обязаны расплатиться своей душой, – растолковала высокомерная девушка.
– А не лишкуете ли вы разом? – взбунтовалась я. – Только за прошедшие сутки двенадцать человек.
– Этак не я за них договоры заключала! Кстати, у меня все контракты на руках… Слушай, Элла, иди лечись и не мешай мне!
– Звучит как «вали отсюда, свободна!»
– Я не хотела грубить.
– А душами самоубийц, ты тоже занимаешься?
– И ими в особенности!
– Мне нужна одна душа девушки, которая вчера спрыгнула с окна больницы!
– С чего ты взяла, что я пойду против правил и приведу тебе эту душу? Ты кто такая? Явилась с другой планеты, делаешь зачистку среди нечисти, а теперь еще решила поменять порядки, устроенные здесь с создания человечества?
– Я больше ничего менять не собираюсь. Мне нужна только эта одна душа. По-хорошему, конечно.
– Эх, суровая Элла, – усмехнулась непоколебимая противница. – Не знаю… Не знаю, смогу ли тебе помочь. Сидит ли твоя подруга в зале ожидания или уже в Аду.
– Она же не подписывала никаких контрактов…
– Ну да, не успела. Так как стремительно летела вниз, – покачала головой она и исчезла.
– Ушла такая по-английски! – разъярилась я, не заметив, что время пошло своим чередом.
Подняв голову и продолжая спешить вперед, медсестра увидела перед собой меня и вздрогнула от неожиданности:
– Что-то случилось? Вы в отделение хирургии, не припомню вас среди пациентов…
– Да вы что? Я, кажется, заблудилась, – через кашель наигранно удивилась я.
Вся в думах о нахалке, я резко затормозила у ординаторской в моем уже отделении пульмонологии и постучала в дверь:
– Мне сюда. Спасибо, что проводили.
Но медсестра усомнилась в моем решении и даже попыталась силой отвести в палату. Пока из ординаторской не выглянул Кирилл:
– Машенька, она и вправду ко мне.
И, схватив меня под руку, вволок в кабинет, закрыв за нами дверь.
– Кирилл…
– Я знаю, почему ты долго не выздоравливаешь! – заявил он, перебив меня. В белом халате поверх ежедневной одежды, Кирилл подошел к столу и принялся сортировать бумаги. – Не пойму куда уходит финансирование в больнице и почему проходит мимо закупа необходимых лекарств. Врачам некуда деваться и поэтому вместо бронхолитика тебе один раз подсовывают натрия хлорид.
– Да? А я подумала это болезнь такая сильная которую я забрала у невинного проклятого. Хотя тебе виднее. Ты у нас врач… А не типа стоматолог. Как ты все успеваешь?
– У стоматологов неполный рабочий день из-за большой нагрузки на позвоночник, – изложил Кирилл. – Я до обеда-то редко задерживаюсь, а после незамедлительно сюда. Да ведь все это ненадолго. Едва тебя выпишут, и мы разберемся со смертями, вернется прежний главврач… Правда я тут подделал кое какие бумаги и будем надеяться, что новый заведующий все будет делать во благо больных. А о нас даже не вспомнят.
Я вдохнула. На этот раз все оказалось не так и сложно, как казалось. Вроде вместе мы друг другу не в напряг. О, только бы не сглазить.
Я отвела глаза в сторону, разглядывая светлое логово Кирилла, где он воссел как главврач.
– Да тут и выяснять нечего, – я присела за стол напротив Кирилла. – В больнице хозяйничает посредник. Ты же в курсе, что против них мы ничего не можем предпринять или нет?
– Тогда нам больше здесь нечего делать. Значит, будем лечить тебя более ускоренными методами, нет смысла прикрываться твоей болезнью. Давай ложись!
– Куда?
– На кушетку.
– Зачем?
– Ты много задаешь вопросов, – нетерпеливо закатил глаза Кирилл, сложив руки на груди. – Будем лечить твои легкие.
Я встала со стула и исполнила его просьбу.
– И чего? – еще оставалось неудовлетворение на лице коллеги. – Сорочку поднимай!
– Что? – мои глаза расширились от возмущения, когда я нерешительно задрала сорочку.
– Так надо! – настаивал Кирилл. – Через одежду не получится.
Мужчина, согнув в колене ближнюю ко мне ногу, определил ее у меня меж бедер. И, оказавшись надо мной, чуть нагнулся, положив ладонь на грудь.
– Нее, так тоже не пойдет, – нахмурил брови Кирилл и самовольно расстегнул впереди застежку на бюстгальтере. – Где же ты так простыла?
– Открыла нараспашку окно, когда ты душнил… – процедила я сквозь зубы, возмущенная его действием.
– Что?
– Я говорю – ты ничего не попутал?!
Я в жизни никого не стеснялась, словно стриптизер на шесте. Только к Кириллу это не относилось. Хотя проскакивала некая мысль о том, что, когда мне станет комфортно с напарником, Кириллу придется приготовиться к какой-нибудь безумной дичи с моей стороны. И меня пугала эта мысль и заставляла щеки краснеть еще больше, чем само чувство стыда от того, что в эту минуту я неглиже лежу под ним.
– Тихо, – безмятежно и в то же время настойчиво попросил Кирилл, пристально посмотрев в мои глаза. – Ты излечиться хочешь?
Вцепившись пальцами в подол сорочки, задранный до шеи, я повернула голову к стене. И, закрыв глаза, ощутила приятный жар у себя на грудной клетке от его огромной ладони, большой палец которой разместился у меня в ложбинке меж грудей.
Общеизвестно, что мужчины жадны на чувства, но именно руки выдают своего обладателя по полной. Но если бы страсть и была, я все равно не хотела ее замечать, недавно установив в себе блокиратор. Я ощущала взгляд Кирилла, что меня прожигал, испепелял… И вместе с неловкостью чувствовала себя под надежной защитой рядом с новым напарником. Надо же, как все вышло… Как обернулось! Вот я уже сдалась. Как быстро… А совсем недавно и мысли не допускала работать вместе с занудой.
Как ни странно, остаток ночи я проспала как младенец. И откуда у смертных взялось такое выражение? Став матерью недавно рожденного сына, я с уверенностью заявляю, что дети вовсе не спят по ночам. А писаются и просят кушать. Но, тем ни менее, пароксизмы в результате лающего, обдирающего горло кашля уже не беспокоили. Даже наутро, когда я стояла у больничного окна, всматриваясь в серую пасмурность вешнего пейзажа за окном.
Я вспоминала о Любке, о той подвижной поджарой девчонке, которая и секунды не могла мирно просидеть, демонстрируя крутой нрав. Нет, это было вовсе не недовольство и понты, а жажда исправить несправедливость. К примеру, как она в столовой вытребовала мне перекус, ведь в первый день еда была мне не положена. Но под маской сильной женщины, которая на раз-два справлялась с любой, казалось бы, сложностью, пряталась мающаяся девушка, потерявшая свою дочь. Отчего Любка готова была в любую секунду наложить на себя руки. Что и сделала…
Я подняла глаза к растрескавшемуся серому потолку и так глубоко вздохнула от сожаления, что, казалось, лишу воздуха всю палату. Не отдам ее Люциферу! И если понадобится, отправлюсь в Ад! Суицид – это, конечно, не по-человечески, когда высшие силы презентовали жизнь. Но Любка слишком страдала, а особенно когда загремела в отделение невралгии. Еще и в Аду проходить круги мытарства.
– Элла! – наконец докричалась до меня соседка по палате.
Я поспешила обернуться, встретившись взглядом с Кириллом в белом халате со стетоскопом на шее.
– Как вы себя чувствуете, Алексеева? – спросил деловой главврач с намеком подыграть. – Давайте я вас послушаю.
Я закатила глаза, бросив про себя пару возмутительных слов.
– Нежели стесняться меня вздумала, после того, что я с тобой ночью сделал? – ответил Кирилл так же про себя.
– Ты что, мысли читаешь? – вскрикнула я возмущенно.
Соседки по палате, занятые разговорами, уставились на нас.
– Голосовое сообщение отправляю, – выкрутилась я, улыбнувшись по-идиотски и показав девушкам сотовый телефон. – Муж… Радует меня мелочами…
А затем, повернувшись к соседкам спиной, озлобленно уставилась на напарника, сложив руки на груди.
– Поторопитесь, пожалуйста, Алексеева, – вслух добавил Кирилл и похлопал ладонью по моей кровати, на которой расположился, невинно улыбаясь. – У меня еще восемь палат.
– И злобные будни сверления глазами пациентов до того, как они сядут в кресло.
– И злобные будни… Что, Элла?
В последний день моего присутствия в больнице ничего не изменилось. И даже люди перестали умирать – на удивление. А Посредницу я так больше и не встретила…
– Эль, хочешь, по щелчку пальца доставлю тебя домой? – предложил Кирилл, когда я сидела в его кабинете с сумкой и тянула время, скрестив руки на коленях, а голову опустив вниз.
– Нет… Не знаю, я сама!
– Эль, нам пора сворачивать лавочку, новый главврач уже поднимается по лестнице, – с сожалением произнес Кирилл и, сложив бумаги в стопку, встал из-за стола. – Да и вечер уже. Я тебя выписал, к тому же.
– Спасибо…
– За что? Эль, давай домой? – протянул Кирилл руку. – Видимо, подруга твоя уже в преисподней. И Поставщица ничего не смогла сделать.
Я с удивлением посмотрела на напарника. В отличие от Нины, он не ныл по поводу моих интересов, позволяя им быть в нашем едва зародившемся альянсе по истреблению нечисти.
– Кирилл, ты это… Возвращай все на свои места, – отчаялась я. Но тут же взяла себя в руки. – Я сама доеду до дома.
– Эль, ну все уже…
– Я сама! – я встала и направилась вон из кабинета. Но, не успев выйти, столкнулась в дверях с медсестрой.
– Кирилл Михайлович? – позвала Маша.
Я обернулась, глядя в ординаторскую из коридора через плечо медсестры. Но в кабинете уже стоял новенький заведующий. Мужчина был ниже ростом Кирилла, худее и намного старше.
– Ой, – встряхнула головой та и все забыла окончательно. – Петр Сергеевич, вы теперь будете работать с нами? – скрылась она в кабинете.
А я безнадежно зашагала вперед по коридору к лестнице. Меня терзало будущее Любки, отчего я с мертвыми глазами, без улыбки, отстраненная шла вперед и со стороны походила на пластиковую куклу. Я недавно потеряла любимого. Впереди еще ждет потеря Нины. Мне даже не удалось спасти невинную душу, к которой я, сама того не ожидая, прикипела душой.
Вдохнув прерывисто, я не сразу заметила, как источник света над моей головой замигал. А за спиной все лампочки поочередно принялись тухнуть и зажигаться вновь.
– Элла-а-а… – окутал меня нечеловеческий чарующий легкий голос.
Я обернулась и увидела в коридоре застывших в одном положении пациентов и докторов. А прямо передо мной стояла прекрасная девушка в белом и с блестящим каре на голове.
– Элька! – выскочила у нее из-за спины Любка, кинувшись ко мне обниматься.
Не может быть!!! Я не верила своим глазам, наполняясь радостью. И крепко обняла призрака, отчего даже зажмурилась.
– Я навела о тебе справки, – начала Посредница. – Оказывается, они идут вразрез с поверхностным мнением, которое я раньше слышала о тебе. Ты дружишь со Смертью, с ведьмами и многими другими. Я тоже хочу иметь такого друга, как ты!
– С удовольствием, – откликнулась я, и мы пожали друг другу руки. – Подожди-ка!
Я посмотрела на ее козлиные ноги которые вдруг стали человеческими:
– Так удобнее?
Поставщица обрадовалась, разглядывая свои новые стройные ножки, так подходящие к ее юбочке.
– Если Люц вздумает возмущаться, отмажься мной. Кстати, могу и фирменные кеды подогнать! Я просто не знаю, как тебя благодарить…
– Кеды не стоит, спасибо за ноги, – остановила меня довольная Поставщица. – У каждого человека перед смертью должны быть предвестники. В моем случае это цоканье каблуков и скрип каталки.
Я стояла у окна в детской комнате и, провожая взглядом уходящее солнце, кормила на руках Антошку. Давным-давно, когда я была еще совсем маленькой и любовалась такими же закатами на моей планете, Нина рассказывала мне одну легенду про парня с девушкой, с их неистовой любовью друг к другу. Но соперница прокляла их, обратив мужчину в море, дарящее песни, а его любимую девушку в закат, ласкающий любимого теплыми лучами в ярких красках.
– Элла! – ворвалась в детскую Нина. – Как ты могла так безрассудно смотаться в другой город на могилу…?
О, только не это! Я закатила глаза и развернулась к ней.
– Ты в своем уме? А если бы тебя раскрыли? Мы вдвоем новому Злу противостоять не можем, а ты одна столь бестолковые путешествия совершаешь!
– Как ты узнала?
– По приложению!
– Ну, ептить, – вдохнула я тяжело.
– Элла, перестань так со мной поступать!
– И я все же найду это Зло раньше, чем тебе придется пожертвовать собой.
– Не вздумай этого делать!!! Никогда!!! Ты меня слышишь? Успокойся немедленно.
– Я пока спокойна. Если верить вашим же утверждением о том, что нужного земляка мы еще не нашли.
Нина потупила взгляд и поспешила покинуть комнату.
– Что? Ты передумала возражать? – поразилась я, укачивая засыпающего сына, привыкшего к нашим громким спорам. – Надо же. Уже Нина практически не выступает против моих планов. Эх, не нравится мне все это…