Вниманию читателей мы предлагаем не совсем обычную книгу о наследовании. Она столь плотно пронизана сравнением с англо-американским правом, что в названии монографии последнее закономерно поставлено первым.
Для анализа именно наследования и именно в таком – сравнительно-правовом – ракурсе есть множество причин.
Писать книгу о последних изменениях законов в сферах, которые многие сочли бы наиболее актуальными, едва ли есть смысл, учитывая то, что Интернет и справочные правовые системы предложат массу информации заведомо раньше, но самое главное – к моменту, когда читатель откроет книгу, такие новеллы уже безнадежно устареют, законы успеют измениться, судебная практика сделает ряд радикальных изгибов, а в таких «подвижных» отраслях, как, скажем, налоговое, предпринимательское или банкротное право вообще произойдет очередная «правовая революция», камня на камне не оставляющая от достижений – зачастую сомнительных – революций предыдущих.
Книга как стабильный источник знания более расположена к таким отраслям права, которые живут совсем в других измерениях и мыслят категориями куда более долговечными. И, пожалуй, наиболее подходит под такие эпитеты как раз наследственное право: опираясь не только и не столько на сиюминутную прихоть законодателя и чей-то внезапный коммерческий интерес, но прежде всего на мало поддающиеся регулированию социальные категории, традиции и мораль, из всех подотраслей права оно в наибольшей степени стабильно. И коль скоро многие наследственные нормы из римских Законов XII таблиц двадцатипятивековой давности вполне адекватны нашему времени, то научные изыскания, сделанные по темам наследования цивилистами конца XIX века, вполне понятны и даже актуальны в начале века XXI-го.
С другой стороны, может создаться впечатление, что такой консерватизм стесняет возможность сказать свое слово. Ведь наследственную проблематику уже основательно исследовали как классики К. П. Победоносцев, К. И. Малышев, А. Г. Гойхбарг, М. Корецкий, Л. А. Лунц, И. С. Перетерский, Д. Х. Гольская, А. А. Рубанов, Р. О. Халфина, Ю. К. Толстой, Б. Л. Хаскельберг, так и современные ученые В. А. Белов, О. Е. Блинков, В. В. Гущин, Е. Ю. Петров, В. В. Ровный, О. Ю. Шилохвост и многие другие. Чем доскональнее изучаешь старые фолианты, равно как труды ведущих цивилистов современности, тем больше ощущение того, что белых пятен в науке наследственного права осталось не так много, а некоторые темы исследованы практически беспробельно.
Однако такое впечатление обманчиво, и для продолжения исследований в области наследования есть три веских основания.
Первое связано с тем, что по ряду объективных причин по сей день отсутствует комплексный анализ нашего наследственного права в аспекте его сравнения со своего рода альтернативной системой общего права. Отечественные положения о наследовании нечасто исследуются в соотношении с выполняющими аналогичные функции институтами и нормами права зарубежного, а тем более не только в статике, но и в исторической динамике. Наиболее глубоким сравнительно-правовым трудом, на наш взгляд, так и остается Курс гражданского права К. П. Победоносцева 1896 г.[1], однако изданный еще до кодификации германского права и уделивший английскому праву весьма скромное место, а о праве Северо-Американских Соединенных Штатов и вовсе не упомянувший.
«Большое видится на расстояньи», – писал Сергей Есенин. Так и привычные нам правовые институты, кажущиеся вполне (и единственно) логичными и обоснованными (либо наоборот нелогичными и неисправимыми), предстают в совершенно ином виде, если оценивать их не изнутри, а снаружи, то есть с позиций права иных стран, а лучше – принципиально иной системы права, роль которой в отношении к романо-германским юрисдикциям традиционно принадлежит общему праву 38 стран мира, которое именуют также англо-американским.
Разумеется, не менее интересно, чем исследование особенностей российского законного наследования с точки зрения общего права, и глубокое изучение методом погружения наследования в самом общем праве.
О том, насколько важна эта задача для науки, расскажем чуть позже, тем более она очевидна, ведь система общего права с его последовательным развитием и своими институтами-эндемниками крайне интересна и состоятельна. Здесь же укажем на ее важность для практических целей. Осмелимся даже утверждать, что получение достоверных знаний о праве собственности и наследовании в Великобритании, США и остальных странах общего права, включая все офшоры – это вопрос национальной и экономической безопасности нашей страны. Ведь Россию с этими юрисдикциями связывают тысячи и тысячи нитей: родственных, экономических и финансовых. Причем, что характерно, они делают зависимыми от англо-американской политики и правоприменения именно российские правящий класс, общество и экономику, а не наоборот. Введенный же в 2014–2015 годах и действующий поныне режим экономических санкций против России актуализировал вопросы, казалось бы давно забытые. И ограничения, усложненные стандарты доказывания и удержание имущества, причитающегося российской стороне, – лишь малая толика.
И здесь мы подходим ко второму основанию для освоения заново и даже ревизии всего старого багажа научных знаний о наследовании и для радикального обновления существующих подходов, что на самом деле крайне болезненно может быть воспринято как научным сообществом, так и практиками, ибо выводит нас из своего рода зоны комфорта.
Мы стоим на пороге по-настоящему масштабных проблем с малопредсказуемыми, но очевидно очень серьезными последствиями. То поколение, которое получило в 1990-е-2000-е годы все российские богатства и вывело их часть либо нити управления частью их за рубеж, еще на начало массово умирать. Когда же в ближайшей перспективе процесс естественной смены поколений станет всеобщим явлением, мы неизбежно станем свидетелями настоящей драмы крушения состояний как в России, так и вывезенных за рубеж в тщетной (как правило) надежде обрести там стабильность, покой и полную предсказуемость для капиталов.
Немногочисленные пока примеры наследования по-настоящему огромных состояний в России, равно как зарубежных активов российской буржуазии, показывают, что ни одного удачного примера получения «заводов, газет, пароходов» законными наследниками нет. Более-менее спокойно наследуется потребительское имущество – пресловутые советские «квартира, машина, дача» (с чем вполне справлялось и весьма компактное советское наследственное право), но крупнейшие корпорации или даже просто большие предприятия и сложные имущественные комплексы достаются отнюдь не наследникам. Вопрос об их новых владельцах решается скорее политическим путем с выдачей растерянным наследникам какого-нибудь «утешительного приза» в виде «свечного заводика», и это в лучшем случае. Как правило же «безутешной вдове» и «золотой молодежи» приходится из волшебной сказки возвращаться все к тому же советскому набору.
На противоположном конце социальной лестницы – десятки миллионов «рядовых граждан», получивших формально от буржуазной приватизации то, что они в принципе и так имели фактически при Советской власти – собственость на свою же квартиру и «дачную амнистию» своих же садовой делянки и гаража с погребом. В этой среде уже сейчас обозначается не менее актуальная проблема своего рода массового посмертного дефолта – прекращения исполнения десятков миллионов больших и мелких обязательств в связи со смертью донельзя закредитованных должников, к числу которых ныне относится большинство населения страны.
Призванные решать вопросы ответственности по долгам наследодателя две сверхлаконичные статьи Гражданского кодекса РФ – 1174 и 1175, доставшиеся от эпохи необеспеченных денег при дефиците товаров и отсутствии кредитования населения («накопил и купил», а поскольку купить было особо нечего, то продолжил копить), не решают ни проблем кредиторов, ни чаяний наследников, а представляют ребус для непредсказуемой ситуативной разгадки. Что, между прочим, повлекло экономически не обоснованное раздувание личного псевдострахования жизни в пользу банков у аффилированных с ними страховщиков и вещного залогового обеспечения как быстрой альтернативы нерасторопному институту ответственности наследников по долгам наследодателя.
Наконец, хотя и отрицая ответственность наследников по пассивам наследства сверх полученных активов, наше право остается совершенно равнодушным к давным-давно принятому в странах капитала «отстранению» части причитающегося семье наследодателя-должника имущества от требований кредиторов, эффективно позволяющему большей части малообеспеченных слоев населения и среднего класса перескочить без материальных потерь смерть родственника и сохранить основное имущество в семье, оставив кредиторов ни с чем.
Коренная (хотя и не единственная) причина таких явлений, на наш взгляд, в том, что передача крупной государственной собственности – результата векового многопоколенного и зачастую подневольного труда многих в пользу совсем немногих даже спустя почти три десятилетия после массовой приватизации так и не получила ни социальной легитимации, ни внятного и честного отражения в праве. Общественный характер производства и частный характер присвоения, о котором писал еще Карл Маркс, усугубляется в России такой самобытной «находкой», как приватизация прибыли и национализация убытков, при которой богатые неизбежно становятся еще богаче, бедные – еще беднее, а средний класс истончается до узкой прослойки, вместо того чтобы стать ведущей стратой общества. А отсутствие в стране пресловутых социальных лифтов и аварийное состояние социальных лестниц вместе с отмененной с 2021 года уникальной плоской шкалой налогообложения (а по факту буржуазия по упрощенной системе обложения платит вовсе в два с лишним раза меньший налог, чем беднота) увековечивают воспроизводство как богатства, так и бедности. Последняя же с неизбежной институциализацией инструментов посмертного взыскания долгов все чаще будет переходить в нищету, содействуя пауперизации и люмпенизации общества, ибо открытие наследства открывает наконец кредиторам возможность обращать взыскание на «неприкосновенные» при жизни должника активы – прежде всего на самый ценный, а чаще и единственный актив – жилье.
В таких условиях утверждать вслед за Александром III, что всякая собственность священна, уже не приходится – своего рода общественный заказ на справедливость влечет совершенно разное и даже противоположное отношение общества к наследованию обычных и буржуазных состояний. И в этом смысле приходится констатировать, что крупная собственность в России – это скорее зыбкое владение длиною в жизнь своего обладателя, но не далее. Впрочем, и потребительская собственность, как выше сказано, в отсутствие норм об обеспечении семьи наследодателя станет легко и массово превращаться в доступный актив для профессиональных кредиторов миллионов должников. То есть в некотором смысле справедливость «торжествует»: проблемы с переходом собственности естественным наследникам неизбежны и для богатых, и для бедных, поскольку правовое регулирование не отражает насущных требований времени и реальных чаяний – весьма различных – как буржуазии, так и бедноты.
Меж тем, еще в начале XX века профессор Михаил Яковлевич Пергамент точно отметил, что максимум своей пользы право собственности приносит только в связи с правом наследования. «И в этом смысле справедливо сказать, – продолжал он, – что наследственное право – естественное дополнение права собственности, что, подобно последнему, и оно коренится в глубочайших свойствах человеческого духа, что здесь заключается объяснение и оправдание наследования как всемирно-исторического явления»[2]. А за несколько мгновений до Октябрьской революции 1917 г., перевернувшей в нашей стране все отношения собственности и отменившей наследование вовсе, другой профессор – И. А. Покровский – пророчески указал: «Вопрос о судьбе имущества после смерти лица имеет огромное как личное, так и общественное значение, поскольку в нем сталкиваются самые разнообразные интересы, самые противоположные течения, которые дают эволюции наследственного права то одно, то другое направление»[3].
Наконец, есть и третье основание для развития наследственно-правовой теории. Это – взрывное развитие технологий, которое ставит перед обществом ряд проблем, о которых не только во времена Рима, но и еще недавно мало кто задумывался. Развитие биотехнологий, позволяющих в любое время появляться детям тех родителей, которых уже нет в живых. Криогенное замораживание людей с возможностью их будущего вывода из состояния криогенеза. Цифровизация не только информационной, но и имущественной сферы, перевод баз данных, правоустанавливающей и правоподтверждающей документации с материальных носителей на цифровые, хранящиеся удаленно от обладателя, причем зачастую у лица, объективно имеющего свою заинтересованность в благах, подтверждаемых этой информацией. Увеличение доли неовеществленного имущества в активах людей и замена наличных активов в собственности на безналичные права требования. Многочисленные парадоксы времени как побочный эффект применения старых правовых фикций в условиях глобального 24-часового и одновременно «двухсуточного» общества. Сама динамическая концепция времени испытывает изрядное напряжение от немыслимой прежде возможности человека юридически вернуться (пусть и ненадолго) из наступившего уже своего будущего в чужое прошлое, становящееся своим настоящим…
По объективным причинам странам с более высоким уровнем технологий, экономического развития и жизни все эти вопросы приходится решать раньше, чем остальным государствам, и у России появляется уникальная возможность урегулировать соответствующие отношения, опираясь не на свои ошибки, а на чужой опыт.
Впрочем, подробно обо всем этом – по ходу книги, а сейчас вернемся с небес на землю, к реалиям политэкономическим. Фундаментальные изменения в отношениях собственности и социума в России, лакмусовая бумага которых – универсальный переход состояний по наследству, все еще не осмыслены по-настоящему нашим обществом и его научной элитой (хотя и наскоро освоены элитой коммерческой). А раз не осмыслены, значит и не приняты, что, в свою очередь, будет продолжать таить опасность политической и социальной катастрофы, не воспроизводство благотворного для общества богатства, а разрушительную борьбу за каждый отдельно взятый переход обладания им.
Произошедшая в нашей стране в начале 1990-х революция сверху, перевод государственной собственности в буржуазную, резкая социальная и имущественная поляризация общества, усложнение имущественного оборота и неполнота обновления наследственного права обусловливают необходимость глубокого и всестороннего изучения институтов имущественного правопреемства как имеющего решающее значение для существования правового государства и общества, основанного на частной собственности, его стабильного поступательного развития.
Важным в связи с этим представляется критический анализ регулирования наследственных отношений как в России, так и в иных юрисдикциях, в т. ч. относящихся к системе общего права, сравнение решения аналогичных задач правом России и других стран, установление возможности и необходимости восприятия им тех или иных институтов, рецепции норм и их корректировки.
Россия заинтересована и в обеспечении наследственных прав своих граждан, имеющих имущественные интересы за рубежом, в эффективном и успешном развитии русского зарубежья как инструмента своего влияния, в сохранении его самоидентификации и преемственности, в т. ч. имущественной, важнейшим инструментом которой является наследование.
Актуальность сравнительного наследственного права стран англо-американского мира и России обусловлена целым рядом причин научного и практического порядка.
Во-первых, изучение чужого опыта посмертного перехода крупной буржуазной собственности позволит упорядочить наследование таковой в России, что объективно полезно в интересах всего общества.
Во-вторых, освоение западного опыта наследования потребительской собственности в условиях общества, опутанного массовым кредитом и иными обязательствами, ничуть не менее, а скорее даже еще более ценно в условиях российских реалий, к которым существующие нормы ГК РФ попросту не готовы. Более того, создается впечатление, что и законодатель, и доктрина словно отказываются даже ставить на обсуждение вопрос о введении норм, позволяющих классу бедных вообще суметь передавать из поколения в поколение то немногое, что удалось нажить и сохранить, без страха перед все более многочисленными – и причем профессиональными – кредиторами.
Исследование англо-американского регулирования перехода прав и обязанностей от закредитованных наследодателей к закредитованным же наследникам позволяет воспринять порядок, учитывающий противоположные по сути интересы должников и кредиторов, кредиторов наследодателя и кредиторов наследника.
Последние наследственно-правовые новеллы, связанные как с первой, так и со второй группой вопросов, однозначно связаны с рецепцией институтов, происходящих из общего права: трастоподобные наследственные фонды, наследственный договор, отказ от римской цивильной посуточной компутации времени в пользу реального времени в отношении коммориентов и банкротство наследства.
Одновременно заметна и классовая сущность российских новелл, обеспечивающих имущий класс все новыми инструментами передачи богатств, и столь же старательно обходящих рецепцию англо-американских институтов гарантированного наследования для бедных.
В-третьих, изучение норм наследования в общем праве позволяет вскрыть незамеченные еще доктриной пробелы в российском праве, что создает основу для их упреждающего заполнения правовой тканью, что находится в русле совершенствования ГК, предусмотренного Указом Президента России от 18 июля 2008 г. № 1108[4], тем более что последние реформы наследования в России и США близки по времени: в 1960–1964 и 2001 гг. у нас и в 1969 и 1990 гг. в США.
В-четвертых, интерес обусловлен многочисленностью в США и Великобритании населения, связанного с Россией происхождением, что делает США пятой страной мира по величине русского населения, а Лондон – местом массового пребывания российской буржуазии; немало американцев имеют российские корни, а иммиграция по-прежнему имеет место[5].
В-пятых, сравнительный анализ вызван необходимостью использовать его в случае применения общего права в России, если это предписано национальной коллизионной нормой международного частного права (далее – МЧП) – ст. 1224 ГК РФ[6], по которой наследственные отношения определяет право страны последнего постоянного места жительства наследодателя (lex domicilii), а наследование недвижимости – право страны ее нахождения (lex situs), что соответствует и коллизионным нормам как США, так и Великобритании, отказавшейся (наряду с Ирландией и Данией) перейти вместе с остальной Европой на единую коллизионную привязку. «В правовой науке считается общепризнанным, что коллизионные нормы не могут быть правильно поняты без изучения норм внутреннего законодательства. Лишь в совокупности с материально-правовой нормой, к которой она отсылает, коллизионная норма образует правило поведения»[7].
В-шестых, для правильного применения понятия публичный порядок в МЧП. Если иностранная норма, применение которой предписано коллизионной нормой по праву суда (lex fori), имеет отрицательные последствия для национального правопорядка, это препятствует ее применению. Выяснить это можно, лишь сравнив ее с ближайшим аналогом в национальном праве.
В-седьмых, для применения ответных ограничений-реторсий к гражданам стран, которые ввели специальные ограничения для граждан России, что тем более становится актуальным в связи с режимом санкций в отношении России. Для их применения необходимо знать закон и практику его применения в отношении наследственных прав наших граждан в тех же США и Британии, учитывая непростую судьбу заграничных наследств советских граждан в XX веке.
В-восьмых, знать порядок наследования в общем праве необходимо в гражданском процессе при установлении юридически значимых фактов – родственных отношений (ст. 264 ГПК РФ)[8].
Эти обстоятельства вместе с развитием российских отношений со странами англо-американского мира, в т. ч. инвестиций и частных контактов, влекут возникновение множества вопросов, связанных с международным частным правом, применить методы которого можно лишь с учетом выводов сравнительного права. Это вызывает, в свою очередь, необходимость сравнения наследственно-правовых институтов России и этих стран, что делает необходимым достоверное и детальное их изучение.
Убедительный пример этому – теория конфликта квалификаций, связывающая толкование правовых понятий с применением национальных норм МЧП. Согласно п. 1 ст. 1187 ГК РФ при определении применимого права юридические понятия толкуются, если иное прямо не предусмотрено законом, по закону суда – lex fori, т. е. по праву России. Но если требующие квалификации понятия ему не известны, известны в ином словесном обозначении или с другим содержанием и не могут быть определены путем толкования в соответствии с российским правом, то п. 2 ст. 1187 ГК позволяет при определении применимого права для их квалификации применять иностранное право.
Наследование в странах общего права изобилует такими понятиями, и точно знать его в целях реализации указанной нормы важно по ряду причин. Прежде всего чтобы определить, известно ли понятие нашему праву, а если да, то в аналогичном или ином словесном обозначении, сходно ли его содержание нашему, а если понятие неизвестно, то можно ли определить его путем толкования в соответствии с нашим правом. И если сделан вывод о невозможности определить его терминами нашего права, то знание общего права необходимо для его правильного применения в целях квалификации понятий.
В работе разрешены вопросы адекватного перевода множества англо-американских понятий, возникших вследствие любой из четырех причин: отсутствия в нашем праве подобных институтов, несовпадения границ существующих институтов, разных наименований одних и тех же институтов и расщепления или наоборот укрупнения, консолидации в общем праве известных нам институтов.
Перечисленные особенности, современная динамика развития экономики и правовой сферы, роль США как страны с наибольшим в дальнем зарубежье населением российского происхождения, а Великобритании и офшорных юрисдикций – как стран вывода российских капиталов и их реинвестирования в Россию, наличие значительных имущественных интересов российских граждан в этих странах, несхожесть институтов наследования в двух системах права и необходимость защиты наследственных прав за рубежом обусловили актуальность темы исследования.
При наличии в книге значительного объема английского правового материала, все же заметно преобладают сведения об американском праве. Это произошло просто ввиду того, что автор долго жил, учился и стажировался именно в США. Но в силу известного единства общего права все сказанное в книге в значительной степени относится не только к соответствующей юрисдикции, но и вообще к странам общего права. Впрочем, выбор США в качестве государства, на примере которого проводится изучение доктрин наследования, закономерен и потому, что американское право не только опосредует основные традиции стран общего права, но и содержит новеллы, позволяющие определить перспективы эволюции наследственных прав во всем современном мире.
Думается, эта книга может стать хорошим советчиком всем, имеющим имущественные интересы в США, Великобритании и других странах общего права, русскоговорящим жителям этих стран и их родственникам. Небезынтересна будет она и для российских юристов, преподавателей и студентов юридических вузов, исследователей-американистов и, разумеется, инвесторов.
Поскольку содержание книги охватывает всю программу курса общих положений о наследовании и наследования по закону в американских юридических вузах и значительно ее превышает, то эта работа может быть рекомендована и как пособие тем студентам школ права США, которым удобнее изучать этот предмет на русском языке.
При цитировании текстов применяется современная орфография и пунктуация. Некоторые иностранные термины в работе приводятся в правильной транскрипции, например сейзина (saisine) или траст (а не доверительная собственность), тогда как в цитатах они сохранены в оригинале.
Автор выражает благодарность за помощь в работе заведующему кафедрой гражданского и предпринимательского права Всероссийского государственного университета юстиции (Российской правовой академии Минюста России) д. ю. н., профессору, заслуженному юристу России Марине Николаевне Илюшиной, заведующему кафедрой гражданского права Новосибирского государственного университета д. ю. н. Тамаре Викторовне Шепель. Кроме того, автор признателен за помощь и поддержку, оказанные Бюро образовательных и культурных программ (ECA) Государственного департамента США и Американскому Совету по международным исследованиям и обменам (IREX).
Поскольку автор отдает отчет в том, что не все предлагаемые решения безукоризненны, то заранее благодарен юристам и иным читателям, как в России, так и за рубежом, за критические замечания и конструктивные предложения, которые просит направлять в издательство «Проспект» либо автору по адресу: 650000, Россия, Кемерово, ул. Терешковой, 40, кафедра гражданского права Кемеровского государственного университета, panslavic@mail.ru.