Поздняя осень в середине 50-х. Городок потерялся в вековых елях уральских отрогов. Отца недавно перевели сюда служить. Оставив младшего брата с бабушкой, Женька с матерью приехали к нему в конце лета и поселились на огороженной территории возле небольшого посёлка. За колючей проволокой установлен военный порядок, хотя проживают сплошь штатские, по утрам за ними приезжает чёрный автомобиль. Чем они занимаются, мама толком не знает, только всякий раз почему-то шёпотом повторяет, что это государственная тайна. Иногда вечерами взрослые собираются у них за чаем с домашними пирогами и вполголоса спорят до хрипоты. От неплотно прикрытой двери в Женькин закуток проникают обрывки фраз:
– Залог любого успеха – гениальное предвидение. Академий для этого заканчивать не нужно. Оно присуще молодым, не отягощённым замшелыми догмами умам!
– Талантливых одиночек в России всегда было пруд пруди. А вот реализовывать их идеи, для этого необходим высокий уровень общей научно-технической культуры, чего нам недостаёт. Поэтому и зовём побеждённых немцев учить уму-разуму…
Всё это так необычно, что Женька, бросив «Всадника без головы» Майн Рида, жадно ловит каждое слово. Обычно первому надоедает спорить импозантному мужчине с длиной седовласой шевелюрой, и он тихонько заводит трофейный патефон…
– «Донесла случайная молва милые ненужные слова: Летний сад, Фонтанка и Нева»,… – седовласый вздыхает и негромко вторит картавящему тенору:
– Это было, было и прошло, всё прошло, и вьюгой замело…
Переборы фортепианных клавиш напоминают веер брызг ленивого прибоя, споткнувшегося о волнорез Ялтинского пирса. Прошлым летом Женька часами наблюдал за ним, примостившись у самой кромки причала. Кружение звуков убаюкивает, и он крепко засыпает. Будний день, завтра рано вставать …
Вообще-то он вполне мог остаться вместе с братом у бабушки и посещать обычную городскую школу. Но ему скоро уже 15, и мать забрала старшего сына с собой, чтобы не расхолаживался. По вечерам они занимаются дополнительно, налегая в основном на немецкий, которым мама владеет свободно.
Школой служил потемневший от времени одноэтажный бревёнчатый барак со скрипучими лавками и выщербленными столами вместо парт, располагавшийся километрах в полутора. Путь к нему пролегал через посёлок. Казалось, поселковых всюду сопровождал кислый запах овчины, от которого у Женьки первое время постоянно свербило в носу. На чистенького городского юношу они посматривали с нескрываемым любопытством. Всякий раз девчонки хихикали при его появлении, но запросто подойти побаивались. Он же, привыкший в городе к мужской школе, чувствовал себя не в своей тарелке, невольно пялясь то на одну, то на другую. Особенно часто взгляд задерживался на рослой созревшей девице с румянцем во всю щёку, жгучими тёмными глазами и роскошной косой до пят. Её везде сопровождали брат-погодок во главе табунка поселковых пацанов. Девушка делала вид, что ничего не замечает, но иногда, как бы между прочим, останавливала на нём мечтательный взгляд.
В самом конце осени в класс привели новенькую. Если бы не заштопанный тулупчик с чужого плеча, большущие синяки под глазами на продолговатом, явно не местном лице, с тонкими чертами, её вполне можно было принять за обычную городскую школьницу. Бросив брезгливый взгляд, учительница уставилась в окно, а девчонки отворачивались, делая вид, что подле них всё занято. Женька сидел один, место рядом было свободно, и она примостилась на краешке.
– Ты кто? – когда улеглось волнение, шепнул Плесков с любопытством.
Девчушка окинула соседа изучающим взглядом небесно – васильковых глаз:
– Я здесь с тёткой поселились…
Во время перерыва соседка повернулась к классу спиной и уставилась в окно. Плесков достал из портфеля завтрак и неслышно приблизился к ней.
– Слушай, мама опять яйца вкрутую дала и хлеба с маслом. А я их терпеть не могу. Не выручишь?
Новенькая оценила случайную оговорку, и вместо протеста из-под ресниц брызнула искорка интереса. Тут кто-то сзади не выдержал и нагло рассмеялся:
– Ухажёр хренов, мать твою,…с шалашовкой детдомовской связался!
Девочка сжалась, словно от внезапного удара. В момент развернувшись, Женька окинул поселковых стальным взглядом:
– Кто?
Другому чужаку-выскочке деревенские сорванцы за такое мигом устроили бы взбучку, но он был оттуда – из-за колючей проволоки, один вид которой приводил в трепет их родителей.… Оцепенев на мгновенье, они вытолкнули остряка на середину комнаты.
– Извинись перед ней, – брезгливо распорядился Плесков, глядя с негодованием на остальных, – не стыдно, человеку плохо, помогли бы чем!
После занятий Женька демонстративно на глазах у всех пошёл её проводить…
Дома шокированная матушка устроила Женьке разнос:
– Как ты мог забыть, кто мы и кто она! Что теперь люди вокруг думать станут?
– Разве сильный не должен протянуть руку слабому? – возразил сын. – Это ведь не тюрьма! Если дальше так пойдёт, я туда больше ни ногой.
– А если б они тебя избили до полусмерти, да ещё, не дай бог, покалечили бы? – матушка неожиданно расплакалась.
Женька угрюмо смолк. О возможных последствиях своей выходки он явно не задумывался. Мать тоже замолчала, отрешенно глядя в окно.
– Я больше так не буду…
– Что ты как маленький, буду, не буду, станешь постарше, ещё, как будешь! Она хоть приличная девочка?
Женька облегченно кивнул головой:
– Только очень худая, подкормить бы немного…
– Хорошо, я ей кое-какие тёплые вещи соберу, зима на дворе…
Через пару дней местная красавица, улучшив момент, подошла к Женьке на переменке:
– Слышь, мальчуган! Деньги маманя тебе даёт? – Женька вспыхнул и с готовностью позвенел мелочью в кармане. – Пацаны предлагают в решку сразиться. Выиграешь – все твои, а проиграешь, …дам себя потрогать, только больше ни-ни, мы не городские, до свадьбы себя блюдём.
– А как же твои кавалеры? – смешался он.
– Пусть рожи чумазые отмоют, тогда у них спрошу,…ну так, что?
Она придвинулась совсем близко, стараясь поймать его взгляд, а когда, наконец, поймала, зрачки её глаз зазывно расширились, и в них сверкнуло такое, чему, ещё мгновение, и Женька не смог бы противостоять. Покраснев, как ошпаренный рак, от макушки до пят, он вытряхнул перед ней всю мелочь из карманов и молча удалился.
Своей соседке он не сказал ни слова, но та по косым взглядам соперницы и не смотрящему в сторону поселковых Женьке, догадалась сама.
– Дружбу предлагала? – неожиданно спросила девочка, когда после уроков они по обыкновению шли в сторону её дома.
– Что-то в этом роде, – выдавил из себя Женька и, вспыхнув, отвернулся, – в решку на интерес сыграть.
– А интересом будет она. Логично, городской парень, наверняка, при деньгах, зачем добру зря пропадать. И перед подружками потом форсить можно. Ни к чему тебе всё это, успеешь ещё, – нахмурившись, девочка ускорила шаг. – Давай прощаться, у меня дома дел невпроворот. Тётка с работы такая усталая приходит….
– Пройдёмся ещё немного, – умоляюще попросил Женька, – а потом я помогу тебе.
– Сама разберусь, не мужское дело по хозяйству хлопотать, – она приостановилась, – послушай, у вас дома какие-нибудь книжки есть? – Женька недоуменно кивнул. – Тётка затемно на работу встаёт и ложится очень рано. По вечерам даже поговорить не с кем, – жалобно пояснила девушка, – у нас в детдоме хоть библиотека была. А ты сам читать любишь?
– Школьная программа – такая скука. Мама из библиотеки Жюля Верна и Майн Рида приносит. Мне приключения больше по душе.
Соседка наморщила лобик:
– А мне Лермонтов нравится, особенно, «Мцыри». Там про таких как я, написано…
Подоспел Новый год с крепким январским морозцем, за ним закрутил метелями февраль. Бывало, что вьюжило по несколько дней кряду. На это время посёлок погружался в спячку, напоминая о себе жидкими дымками печных труб и еле теплящимися огоньками в подслеповатых окошках.
«Двадцать тысяч лье под водой» и «Таинственный остров» дочитаны до конца, Женька слоняется из угла в угол, пытаясь выдумать себе ещё какое-нибудь занятие. У отца рядом с кроватью массивный трофейный «Телефункен». В закуток родителей, за ширму, вход строжайше запрещён, но скука смертная, и Женька наконец, решается. Чтобы отец не догадался, он замечает место ползунка на шкале, и начинает крутить ручку настройки. За окнами метёт позёмка, из динамиков доносятся таинственные шорохи и свисты, сквозь которые иногда слышны разноязыкие голоса. Женьке начинает казаться, что он дрейфует на льдине по бескрайним северным просторам. На материке его давно считают погибшим, и только одна-единственная девочка продолжает ждать…
За этим занятием Женька напрочь, забывает о времени, и его застаёт рано пришедшая с работы матушка. Сделав вид, что ничего особенного не произошло, она подсаживается к сыну:
– Какой огромный мир нас окружает, и всюду такие же, как мы, люди. Обидно прожить жизнь, так ничего о них и не узнав. У меня не получилось, война помешала, – мать задумчиво умолкает. – Кем ты теперь хочешь быть? – неожиданно интересуется она.
– Лётчиком или моряком, – немного помедлив, отвечает Женька.
Матушка шутливо морщится:
– Это раньше юноши из приличных семей шли исключительно на военную службу. Отец говорил: сейчас самых талантливых ребят посылают учиться на физико-математические факультеты. Представляешь сынок, станешь учёным с мировым именем. И на международной конференции лет через пятнадцать-двадцать будешь делать доклад. А я буду слушать радио и хвалиться соседкам: это наш старший сын, наследник, – она мечтательно вздохнула.
– Для этого физику с математикой надо знать хорошо. Вот если б мы жили в Москве или Ленинграде, а здесь, сама видишь, какая школа…
– А как Ленин со Сталиным и остальные революционеры учились? – Женька недоумённо пожал плечами. – В тюремных библиотеках книги брали, и не просто читали – вникали в суть написанного. Потом обсуждали, спорили, чтоб отстоять свои убеждения…
У Женьки загорелись глаза:
– Не в тюрьму же мне садиться! Вот если бы ты меня как-нибудь эти книжки принесла.
Немного подумав, мать кивнула и поднялась:
– Это лучше, чем без дела слоняться и попусту мечтать. Надо только с отцом посоветоваться. Пойдём обедать, и приёмник выключи, отец вернётся скоро…
Как только метель немного утихла, Женька, стремглав побежал в школу. Барак стоял почти пустой, поселковые сидели по домам.
– Тётка мужчину привела, – сообщила ему девочка. – Вечерами самогонку приносит, выпьют, потом он у нас ночевать остаётся, – в её глазах появилась тоска. – По утрам так недобро поглядывает на меня. Тётка срывается, чуть что, куском хлеба попрекает, дескать, лишний рот. Боюсь, скоро за самогонку и меня под мужиков подкладывать начнёт. Пока не поздно, надо ноги делать, а куда? – Детдом закрыт давно…
– Вы ведь с ней родственники, – удивился Женька. – Только никогда понять не мог, как ты к ней из детдома попала?
– Очень просто: не тётка она мне вовсе, чужая совсем. Своих детей отродясь не было, мужик из-за этого к другой ушёл. Сама полжизни по съёмным углам мыкалась. Когда детдом расформировывали, уговорила меня, мол, вдвоём веселей. Нам комнатку в бараке выделили прошлой осенью, – девочка окинула Женьку осторожным взглядом. – Сначала удочерить меня хотела.
– Давай моей маме всё расскажем, – предложил он, – может, они с отцом смогут помочь, напишут куда следует.
– Только с письмом не затягивай, я так долго не протяну…
Когда в мартовском снеге появились первые прогалины, оказалось – мать девочки жива, и обосновалась в Средней Азии. Плесков-старший отдал ответ на официальном бланке жене, а та показала его Женьке.
– Твоей подруге надо помочь собраться в дорогу, – озабоченно заметила она. – Вот только как отправить, ума не приложу. Сама она несовершеннолетняя, да и женщина, с которой живёт, может быть против.
На следующий день Женька, чтобы успеть, проснулся раньше обычного и пулей понёсся в барак. На полдороге он внезапно остановился, как вкопанный. «Она ведь уедет насовсем, и я никогда её больше не увижу, – дошло до него. – Может, пока ничего не говорить? – Это будет подло, – решил Плесков после мучительных раздумий. – Кто я ей? – Просто знакомый, протянувший однажды руку помощи. А там мать»…
– Не переживай, доеду как-нибудь, не впервой, – философски заметила девчушка, когда Женька показал ей бумагу и объяснил ситуацию. – Помоги только на поезд сесть. Знаешь, где у матери деньги лежат? – Он покраснел и кивнул. – Много не бери, чтоб незаметно было. Завтра с утра вместо школы дойдём скоренько до станции, сам билет купишь, а то мне не продадут. Потом посадишь, будто брат сестру, и вернёшься, не спеша. Пока хватятся, да разберутся, что к чему, я уже далеко буду, – не прощаясь, она сосредоточенно потопала по натоптанной тропинке к себе…
На счастье мать отошла к соседке, а когда вернулась, деньги уже лежали среди страниц учебника истории, а сам Женька с невинным видом пил чай. В билетной кассе на подростков не обратили внимания, лишь проводница в ответ на длинное путаное объяснение, бросила на Женьку изучающий взгляд.
– Сегодня ночью мне сон приснился, – вдруг произнесла девчушка, держась за поручень. – Будто пошла за грибами в лес, и сама не заметила, как заблудилась. Вокруг сплошная чащоба, тропинки травой поросли. И вот, когда уже отчаялась совсем, впереди забрезжила полянка. Пробираюсь сквозь бурелом поближе – на ней дворец, будто из сказки. Я опрометью туда, а между ним и опушкой глубокий, как пропасть, овраг. И до дворца можно добраться лишь по узенькому дощатому мостику, на котором чуть оступишься, и сорвёшься в пропасть…
– И как, дошла? – недоумённо поинтересовался расстроившийся вконец Женька.
– Будущее покажет, – девчушка крепко стиснула ему руку и неловко чмокнув, вскочила на высокую подножку.
Раздался гудок, и колёса с натужным скрипом тронулись по накатанной колее. Их дробный перестук становился чаще и чаще…Женька долго глядел вслед убегавшему составу, а когда последний вагон скрылся за кромкой елей, он понял, что остался один. Впервые в жизни захотелось всё бросить и кинуться вдогонку,…но страх оказался сильнее. Женька взял себя в руки и с независимым видом вернулся в посёлок. В доме стояла тишина, его отсутствия никто не заметил. Когда отец уснул, Женька не выдержал, и, рассказав обо всём матери, почувствовал облегчение. Та неожиданно легко простила, только упрекнула мимоходом:
– А клялся совсем недавно, – потом поинтересовалась с тревогой, – между вами правда ничего не было? – и, поймав недоуменный взгляд сына, махнула рукой. – Ладно, Бог ей судья, только отцу ничего говорить не будем.
Дни проходили за днями. В посёлке беглянку никто не искал. Женька уже совсем успокоился, как вдруг у калитки его окликнула средних лет особа затрапезного вида:
– Здравствуй, женишок! Маманя-то дома?
Женька покраснел и кивнул. Он моментально догадался, кто она, и с ужасом стал ожидать неминуемой расплаты. Как ни странно, её не последовало. Минут через пятнадцать особа появилась опять.
– Попользовались девкой господа хорошие и до свидания! А ты крутись одна, как знаешь, – бросила она вскользь, заметив мальчика, и шмыгая носом, воровато проскользнула мимо.
Женька долго не решался показаться на глаза матери, а когда это всё же случилось, та погладила его по голове и заметила:
– Эта дама приходила денег просить. Намекала на что-то, жалуясь, что перед тем, как сбежать, детдомовка её обокрала. Я дала немного и попросила, больше не появляться, – она вздохнула. От такой тёти сама на край света сбежишь,…только бы твоя подруга добралась, куда следует.
…Вскоре отца перевели с повышением в областной центр, и семья вернулась к прежней жизни. Однако привычный мир вокруг уже пошёл трещинами. Сквозь образовавшиеся щели Женьку заполнила неведомая прежде тоска, в которой он оказался совсем одинок.