Вдохнешь – и запахнет паленым,
хоть нет ни костра, ни дымка.
Скамья под оранжевым кленом
как будто вспотела слегка.
Темнеет, и в сумраке пряном
октябрь – пожилой ловелас
лимоном, гранатом, бананом
морочит и радует глаз.
О, зимний парк! Сугробы, кони, люди,
вороны, утки, голуби, синицы…
Всё сущее стремится к совершенству
и говорит на разных языках.
Чужие дети пролетели мимо,
друг дружку обзывая не по-детски,
чужая тетка с пьяным вдохновеньем
приветствует знакомого бомжа.
Лиловый негр (чужее не бывает)
закутан в шарф, в енотовой ушанке,
хотя мороз всего-то минус восемь,
замерз как цуцик, а бомжу тепло.
Кругом такое множество сюжетов —
трагикомедий, драм и анекдотов!
Незримое стремится к воплощенью,
и никому нет дела до тебя.
Чужая жизнь тебя не замечает,
а ты спешишь своей судьбе навстречу
в резиновом костюме Спайдермена,
для маскарада взятом напрокат.
Скоро пасха. Ну и холод!
Неизбежному покорен,
тополиный ствол расколот,
жизнь подрублена под корень.
И в отчаянье великом
лоб крещу рукой нетвердой —
что казалось светлым ликом,
обернулось волчьей мордой.
Волк? Повадка вроде сучья…
За окном пила, зверея,
с диким визгом гложет сучья —
валят старые деревья.
Сокрушенные набегом
сиротливые обрубки
медленно заносит снегом —
пепельным, стеклянным, хрупким.
На Пасху солнце. Променад
вдоль берега, неторопливо.
Холодный ветер веет над
блестящим трепетом залива.
Мы щуримся, дыша весной
и наблюдая безмятежно,
как тают в полосе прибрежной
остатки корки ледяной.
Куда летишь, душа моя?
На Острова, на Острова!
Объявилась весна. Тонкой трелью прочистила горло.
Брось дела, дорогой! Полетели на Острова,
в зеленеющий парк, где вчера еще – сиро и голо,
а сегодня разинула нежные клювы листва.
Все живое поет и ликует – Весна! Dolce Vita!
На доступной волне каждый ловит блаженную весть:
есть под солнышком место для особи всякого вида.
Небольшое – но есть.
Ненадолго, но все-таки есть!
Бесшумно парили стрекозы,
лениво гудели шмели,
тяжелые влажные розы
не знали, зачем расцвели.
И травы, сомлевшие в полдень,
и сонная ряска пруда
застыли в неведенье полном —
откуда, зачем и куда.
В гармонии хрупкой с природой
философ удил карасей,
довольный уловом, погодой,
судьбой и вселенною всей.
Милый, милый август! Хвойная настойка,
озера лесного солнечный озноб…
Празднично настолько, радостно настолько,
что раздухарится самый нудный сноб.
Перепала малость от большого лета —
корабельных сосен ржавая руда,
бормотанье леса, угасанье света,
желтые кувшинки, темная вода.
И за окном, и в зеркале ноябрь —
прилип к стеклу, недоброе суля мне.
Давнишней раны рваные края
бросать пора бы склеивать соплями.
Меня опять ноябривает он,
я знаю эту подлую ухмылку.
В глазах темно, в ушах унылый звон,
но я бреду на кухню и в бутылку
лью воду, и бамбуковый росток
на подоконник ставлю – знак, что явка
провалена, чтоб никакой браток
сюда не лез, голодный, как пиявка.
Небесной манны снежная крупа
просыплется и к вечеру растает,
но рана, как народная тропа,
не зарастает, нет, не зарастает…