II

«Вдохнешь – и запахнет паленым…»

Вдохнешь – и запахнет паленым,

хоть нет ни костра, ни дымка.

Скамья под оранжевым кленом

как будто вспотела слегка.

Темнеет, и в сумраке пряном

октябрь – пожилой ловелас

лимоном, гранатом, бананом

морочит и радует глаз.

«О, зимний парк! Сугробы, кони, люди…»

О, зимний парк! Сугробы, кони, люди,

вороны, утки, голуби, синицы…

Всё сущее стремится к совершенству

и говорит на разных языках.

Чужие дети пролетели мимо,

друг дружку обзывая не по-детски,

чужая тетка с пьяным вдохновеньем

приветствует знакомого бомжа.

Лиловый негр (чужее не бывает)

закутан в шарф, в енотовой ушанке,

хотя мороз всего-то минус восемь,

замерз как цуцик, а бомжу тепло.

Кругом такое множество сюжетов —

трагикомедий, драм и анекдотов!

Незримое стремится к воплощенью,

и никому нет дела до тебя.

Чужая жизнь тебя не замечает,

а ты спешишь своей судьбе навстречу

в резиновом костюме Спайдермена,

для маскарада взятом напрокат.

«Скоро пасха. Ну и холод!..»

Скоро пасха. Ну и холод!

Неизбежному покорен,

тополиный ствол расколот,

жизнь подрублена под корень.

И в отчаянье великом

лоб крещу рукой нетвердой —

что казалось светлым ликом,

обернулось волчьей мордой.

Волк? Повадка вроде сучья…

За окном пила, зверея,

с диким визгом гложет сучья —

валят старые деревья.

Сокрушенные набегом

сиротливые обрубки

медленно заносит снегом —

пепельным, стеклянным, хрупким.

«На Пасху солнце. Променад…»

На Пасху солнце. Променад

вдоль берега, неторопливо.

Холодный ветер веет над

блестящим трепетом залива.

Мы щуримся, дыша весной

и наблюдая безмятежно,

как тают в полосе прибрежной

остатки корки ледяной.

«Объявилась весна. Тонкой трелью прочистила горло…»

Куда летишь, душа моя?

На Острова, на Острова!

Екатерина Полянская

Объявилась весна. Тонкой трелью прочистила горло.

Брось дела, дорогой! Полетели на Острова,

в зеленеющий парк, где вчера еще – сиро и голо,

а сегодня разинула нежные клювы листва.

Все живое поет и ликует – Весна! Dolce Vita!

На доступной волне каждый ловит блаженную весть:

есть под солнышком место для особи всякого вида.

Небольшое – но есть.

Ненадолго, но все-таки есть!

In modest harmony with nature

Бесшумно парили стрекозы,

лениво гудели шмели,

тяжелые влажные розы

не знали, зачем расцвели.

И травы, сомлевшие в полдень,

и сонная ряска пруда

застыли в неведенье полном —

откуда, зачем и куда.

В гармонии хрупкой с природой

философ удил карасей,

довольный уловом, погодой,

судьбой и вселенною всей.

«Милый, милый август! Хвойная настойка…»

Милый, милый август! Хвойная настойка,

озера лесного солнечный озноб…

Празднично настолько, радостно настолько,

что раздухарится самый нудный сноб.

Перепала малость от большого лета —

корабельных сосен ржавая руда,

бормотанье леса, угасанье света,

желтые кувшинки, темная вода.

«И за окном, и в зеркале ноябрь…»

И за окном, и в зеркале ноябрь —

прилип к стеклу, недоброе суля мне.

Давнишней раны рваные края

бросать пора бы склеивать соплями.

Меня опять ноябривает он,

я знаю эту подлую ухмылку.

В глазах темно, в ушах унылый звон,

но я бреду на кухню и в бутылку

лью воду, и бамбуковый росток

на подоконник ставлю – знак, что явка

провалена, чтоб никакой браток

сюда не лез, голодный, как пиявка.

Небесной манны снежная крупа

просыплется и к вечеру растает,

но рана, как народная тропа,

не зарастает, нет, не зарастает…

Загрузка...