Чтобы освободить путь для развития, следует взаимодействовать с умом из сердца. На концептуальном уровне мы милосердно наблюдаем за тем, кто создаёт наименования, за образами, которыми ум подменяет жизнь, за пульсирующим настоящим – за «творцом снов».
В медитации на любящей доброте мы работаем с этим уровнем мышления – с уровнем имени и формы, уровнем двойственности, где есть «Я» и «Другой», – чтобы исцелиться от разделённости, которая всегда определяла нашу жизнь, и открыться безусловному единству бытия. В этой медитации исцеляющая работа идёт на том уровне ума, который обыкновенно приводит к бесчувственности сердца. При этом наша цель заключается не столько в том, чтобы достичь открытости сердца, которое всегда сияет, как солнце, но чьё сияние часто затемнено, сколько в том, чтобы достичь открытости ума; тогда станет явным глубинный свет сущности ума, который мы называем сердцем.
Взращивая любящую доброту в той части ума, где жизнь обычно проживается как воспоминание о жизни, мы меняем характер своего существования. Мы начинаем непосредственно приобщаться к жизни. Мы пробуждаемся.
Едва ли можно более плодотворно задействовать концептуальный, ориентированный на слово облик ума, чем в этой медитации. Она обращает препятствие в союзника.
Принятие мысли в пространство милосердного внимания и погружённость в свои мысли отличаются так же, как освобождение и путы. Благодаря любящей доброте углубляется способность откликаться на происходящее и ослабляется склонность к машинальным реакциям.
Любящая доброта – не единственное качество, которое можно развивать. Мы можем развить любое качество ума. Большинство из нас усиливают свой страх и гнев, постоянно привязываясь к содержимому ума, как если бы оно было тождественно нашей сущности. Действительно, без практики не продвинуться вперёд, и мы выращиваем свой страх до пугающих размеров. Практика зависти или страха способствует тому, что негодование и обида возникают в нас снова и снова. Практика любящей доброты приводит к тому, что мы укрепляемся в милосердии и осознанности, учимся освобождаться от препятствий на пути к сердцу – от корыстных интересов, страха, переживания отделённости, от оценивания, которые не позволяют нам напрямую соприкасаться с тайной.
В приобретённой структуре ума присутствует мыслеформа, носящая имя «Я», и мыслеформа, носящая имя «Ты», но на самом деле есть лишь гул бытия, таковость. И мы полагаем, что можем оценить различие между ними. Вот она, сущность мышления! Для оценивающего ума, этого холодного судьи, всё предстаёт как «другой», в том числе и он сам, и чем больше он осуждает других, тем больше будет осуждать самого себя. Отсюда черпают свою целительную силу слова Иисуса: «Не судите, да не судимы будете».
Милосердие – это противоположность осуждения. Это сердечная открытость, а не бездумное отгораживание. Милосердие усиливает интуицию момента. Оно является сущностью ответственности, обширной почвой, которая позволяет нам откликаться на жизнь, в отличие от узкого выступа реагирования, ограничивающего её. Милосердие объединяет; осуждение разделяет. Милосердие – это голос единства, голос нашей «природной доброты». Осуждение – это холодный ветер, носящийся в бездне между сердцем и умом. Когда присутствует милосердие, вы не осуждаете себя за его отсутствие. Оно открыто даже для нашей закрытости. Осуждение относится ко всему с равной жестокостью. Осуждение ранит; милосердие исцеляет.
Некоторые понимают милосердие как жалость, но жалость порождается страхом – жалость хочет не переживать чужую или собственную боль. Когда мы прикасаемся к боли со страхом, то речь идёт о жалости. Когда мы боимся своей собственной боли, мы испытываем жалость к себе. Но когда мы прикасаемся к боли с любовью – мы проявляем милосердие. Милосердие является благословением. Жалость – препятствием.
Мы учимся проявлять любовь, наблюдая за тем, как в нас мало любви. Осознавая те особенности страха и гнева, которые порождают боль, и проживая невыносимую замкнутость ума и тела, мы созерцаем, как затемняется наша естественная свобода. Исследуя области ума, наполненные обидой и виной, а также момент разделённости с другими и с нашей собственной глубочайшей природой, мы ощущаем, что практика движется «в правильном русле».
Медитацию следует начинать с заботливого обращения к самому себе с пожеланием благополучия, которое выражается в словах: «Пусть я буду счастлив», «Пусть я буду свободен от страдания». Поначалу эти слова могут произноситься во многом механистически, как слова – и ничего больше. На начальном этапе они могут восприниматься с привычной безжалостностью, порождаемой чувствами неудовлетворённости и неполноценности: «Что это, как не самоуспокоение, это настоящее бегство от реальности!» Когда мы впервые пытаемся проявить любовь по отношению к себе, на первый план часто выходит мысль о том, что мы этого не заслуживаем. Может заявить о себе наша повседневная боль, разнообразными аргументами пытаясь убедить нас не идти вглубь. Страх отвлекает от исследования, мешает отпускать, рассеивает целительный покой. Эти доводы возникают из‑за моментов обусловленности, которые являются ценнейшими объектами для наблюдения. Они обращают наше внимание на многое из того, что не позволяет нам увидеть совершенство, сияние настоящего. Из-за привязанности к таким жёстким структурам ума мы теряем чувствительность к собственной красоте; привязанность пытается убедить нас в нашей неполноценности. В том, что мы не способны «прозреть». Эта привязанность убеждает нас, что мы фрагментарные существа и что мы навсегда останемся такими. Мы поощряли эти болезненные мысли и непрестанно способствовали их укоренению. Теперь мы развиваем качества, которые устранят эту боль. Мы открываемся для гораздо более плодотворных форм сознания, чем могут допустить наши негативные искажения. Природа этих положительных качеств такова, что они естественным образом, в силу самого своего присутствия, вытесняют менее достойные энергии.