На пустыре трещало и искрило.
– Мам, там опять что-то шумит, – сказала Густа, вглядываясь в темноту за окном.
– Глупости, это самая окраина города. Кто там может ходить? Принеси-ка мне лучше пакетик алтея.
Девочка открыла шкафчик над кухонной раковиной и замерла:
– Вот, опять! Слышишь? Может, это пришельцы? Надо успеть их заснять.
Густа схватила со стола смартфон.
– Отнеси лучше папе отвар, – остановила ее мама, – говорят, он здорово смягчает кашель.
Девочка пожала плечами. Много месяцев врачи лечили папу от неизвестной болезни, но все без толку. Теперь мама взялась за народные рецепты. Она ещё не знала, что Густа скоро изобретет лекарство. Надо только дождаться учебного года через десять дней и попасть в школьную лабораторию, где хранятся порошки и жидкости. И тогда все будет хорошо.
А как иначе? Когда папа не болел, они ходили вокруг их городка Синие Топи по полям, бесконечным дорогам с мостиками через болотца. Жгли коричневые шапочки рогоза и жарили тофу. Говорили обо всем на свете. Или ездили в кино, папа всегда брал соленый попкорн, а Густа – карамельный. Папе нельзя было сладкое и он украдкой ел из стаканчика Густы. Не сговариваясь, маме об этом не рассказывали. Может быть поэтому он заболел? Нет, тогда врачи так бы и сказали, а не развели руками. Сначала папа лежал в больнице, а теперь второй месяц дома. Начальник все равно платил ему зарплату, потому что папа был у него лучший прораб. Сколько это продлится не знал никто.
Густа несла дымящуюся чашку и думала о школьной лаборатории. Там можно будет собрать "Универсальный рецепт доктора Базиля", который девочка нашла в интернете. Многим помогает и папе должен помочь.
Перед дверью в родительскую спальню девочка остановилась. Оттуда доносился тяжёлый, надрывный кашель. Густа до красных полос расчесала предплечье, где темнел бугорок от детской вакцины. Он начинал зудеть каждый раз, когда девочка нервничала. Она дождалась, когда пройдет приступ, зажмурилась чтобы прогнать слезы и перед тем как войти, широко улыбнулась.
– Привет, пап. Прости, что поздно. Мама велела выпить.
Худой остроносый мужчина в сиреневой пижаме виновато привстал в постели, заполз повыше на подушку.
– Опять не спишь. И все мой кашель мешает, да.
– Что ты. Просто я исследую. На пустыре за домом определенно кто-то есть. Каждую ночь. Я обязательно пойду туда. Одолжу Джима у миссис Кертис. Правда, он начнет лаять и распугает всех пришельцев.
Густа отдала папе поднос и подошла к шкафу. В узкое зеркало на его дверце было приятно смотреться, в нем каждый казался худее, чем есть и выше. А Густа от этого не отказалась бы. Ещё бы веснушек поменьше и глаза ярче. Цвет у них был неопределенный, то ли карий, то ли зелёный. Одно в отражении девочке точно нравилось – каштановая с рыжим отливом коса, густая и блестящая.
– Мама думает, от этой травы я стану здоровее, – мужчина поперхнулся, с трудом проглотив содержимое стакана, – скоро от ее настоек я полезу в шкаф.
Густа усмехнулась. В шкафу они прятались много раз, когда играли в пиратов или искали сокровища. А иногда просто в прятки, а перед этим папина считалка:
"Между небом и землёй
Путешествуем с тобой.
Чур меня не усыплять
Я хочу крылатым стать.
Забирай свой сон себе,
Все равно водить тебе!"
Девочка прогнала воспоминания и повернулась к папе:
– Ты тоже не веришь про пустырь?
– В Синих Топях безопасно. Жители по ночам спят, преступлений почти не бывает. Там ходить некому.
– Почти?
– Давным-давно пропал ребенок. И то говорят, его бабушка увезла. Да у молочника фургон как-то пытались угнать. Но на пустырь ты одна не ходи. Пройдет у меня эта дурацкая простуда, сходим вместе.
– Тогда уже лето кончится.
– Обещают теплый сентябрь. И мамины настойки должны помочь. Ну должны же? По крайней мере, я от них точно скоро на ноги встану, чтобы убежать.
Густа рассмеялась. Отвернулась, чтобы папа не видел ее грустные глаза. Взялась за ручку двери.
– Спокойной ночи, пап.
Это была условность, Густа знала, что папа не заснёт до утра. Будет кашлять и вертеться. Как мама при этом умудряется высыпаться?
Девочка забралась в постель и пристроила в углу подушки талисман – тряпичную свинку Лушу. Игрушку давным-давно подарил папа и Густа с ней не расставалась. Стирала Лушино платьице, делилась секретами, качая ее тяжелое тельце.
Черные глаза-бусины отражали огоньки гирлянды, которой Густа опутала книжные полки на стене напротив. Гирлянда заменяла ей ночник, потому что свет фонарей в спальню девочки не попадал. Стол слева от кровати тонул в плотном летнем сумраке. Забытая шоколадная обертка на прикроватной тумбе шелестела от залетающего в форточку теплого летнего ветерка.
Густа думала, что глаз не сомкнет, но стоило ей обложиться подушками и она задремала. Через несколько минут девочка уже крепко спала. Она провалилась в странный, яркий сон как в толщу воды:
"На пустыре шипели фейерверки. Девочка подошла к окну и мгновенно оказалась среди гуляющей толпы. В центре большого круга на трехметровом велосипеде катался папа. Он раздавал детям шарики, вырывающиеся из его груди с каждым приступом кашля. Люди веселились, но Густа видела, что папа улыбается вымученно. Она огляделась, чтобы позвать на помощь и с ужасом поняла, что не может открыть рта. Единственным, что всплыло в голове, была детская считалка. Густа отчаянно забормотала: "Между небом и землёй путешествуем с тобой…"
Папа облегчённо выдохнул и показал Густе большой палец.
– Пора, пора! – зашептали кругом.
Пустырь превратился в пристань. Из-за угла дома миссис Кертис выплывал пароход. Он сверкал в свете наливающейся луны и торжественно гудел: "Ту-туу!"
Густа вскочила в постели. Сон все не отпускал ее. Тускло горели на полках гирлянды, отчётливо храпела мама. Девочка потянулась к тумбе, достала бутылочку воды и тут же вздрогнула, выронила ее.
"Ту-туу!" – раздалось на пустыре.
В густой летней ночи кто-то был. На пустыре горела цепочка неярких огоньков. Не веря своим ушам Густа услышала плеск большой воды.
Девочка схватила с тумбочки телефон, стянула в темноте со стула олимпийку и крадучись вышла за порог. Первая, третья и девятая ступеньки скрипели. Густа перешагивала их, прислушиваясь к маминому храпу. Как бы половчее открыть дверной замок?
Щелк! – оглушительно клацнула задвижка. Густа оцепенела, затаила дыхание. Постояла как замороженная несколько секунд и выдохнула. Тишина. Девочка натянула курточку, нащупала в призрачном свете ночника резиновые сапоги и вышла из дома.
Ночной воздух пах сыростью, тиной и немножко настурциями. Над Синими Топями как обычно клубился туман. Его седые рваные клочки выхватывал из воздуха телефонный фонарик. Густа шла вдоль забора, чтобы обогнуть дом справа и выйти к пустырю. В тишине спящего городка подошвы сапог шуршали на всю улицу – ширх-шорх. Жители мирно спали в своих домах.
Двух- и трехэтажные кирпичные домики жались друг к другу, убегали кривыми рядами в сторону центра. Тут и там тускло поблескивали вывески: паб “Ноги Мастера”, бакалейный магазинчик, “Ключник и обувщик Маузли”. Редкие фонари не справлялись с привычным туманом, освещая лишь кусочки вихрящейся влаги вокруг. Вдоль стен висели ряды сиреневых фонариков, они опоясывали дома на уровне плеч пешеходов и выше, на карнизах вторых этажей. Какая бы ни случилась погода, они как маячки указывали направление движения. Но Густе они были ни к чему. Девочка знала каждый сантиметр родной окраинной улицы.
Густа обошла дощатый заборчик вокруг дома и подошла к кованым воротам. Официально это был пожарный проезд, но вряд ли хоть одна пожарная машина проехала через них когда-либо. Жители ходили через них на пустырь, отправлялись в поход к Громкому ручью или берёзовой роще. На каникулах там играли дети, но с ними, как и со взрослыми, там случались непонятные вещи. Вспоминались невыключенные утюги, трезвонили мобильники, куда-то срочно нужно было ехать. аще всего на пустыре единолично властвовал пёс соседки миссис Кертис по имени Джим, носился, распугивая грызунов и лая на бабочек. Сама соседка была такая старая, что магия пустыря на нее не действовала.
Несмотря на все странности, пустырь с виду был самый обычный. Заросли дягиля соседствовали в нем с болотистыми лужами. К концу лета его захватывали ряды иван-чая и островки пижмы, а осенью торчали сухие стручки полынника.
Тропинка вильнула за последний забор, Густа осторожно выглянула за него и ахнула.
Вместо цепочки болотистых луж под блеклым лунным светом, едва пробивающимся сквозь облака, текла река. Широкая, полноводная, темная как кусок черного бархата. Она дышала тусклыми водами, торопилась в сторону севера, где проселочная дорога, обернувшаяся мостом, изгибалась над быстрыми потоками.
Вдоль берегов горели молочные огни. Такие же, но поменьше перечеркивали летнюю ночь быстрыми зигзагами в руках у невидимых издалека людей. Густа пригляделась и поняла, что ловкие силуэты принадлежали людям в глухих черных одеждах. Они перекидывались короткими веселыми фразами:
– Поднажмем!
– А ну дружно!
– И еще разок!
Девочка не сразу догадалась, зачем эти люди снуют вокруг неведомо откуда взявшейся реки. Рабочие готовились разводить мост. Луна выскользнула из тучи на несколько секунд и Густа разглядела в их руках многогранные инструменты на длинных ручках, увенчанные чем-то похожим на огромные гайки. Рабочие крутили ими в воздухе, поддевая тяжелые клепки железного моста, ухали и пыхтели, подгоняли друг друга шуточками. Ветерок донес до Густы запах нагретого за день железа, пыли и пота, смешанного с речной сыростью.
Густа оглянулась. За спиной по-прежнему были родные Синие Топи. А впереди…
– Ай! – воскликнула девочка, когда что-то большое и мокрое ткнулось ей в руку. – Джим! Ты до смерти меня напугал. Нет, стой! Постой же, непослушная ты псина! Ну, капец!
Джим хитро посмотрел на подругу, припал на передние лапы и оглушительно залаял. Изо рта у него выпал какой-то предмет. Густа не успела отнять у него подобранную пакость, он подхватил ее и поскакал вперед. Лучи фонариков замельтешили по траве, готовые вот-вот выхватить из плотных сумерек Густу, но Джим отвлек их внимание.
– Привет, Джим! С меня как обычно котлета. Кто-то должен сказать тетушке Айсл, что готовит она их так себе, – услышала из темноты Густа.
Голос был молодой, почти мальчишеский. Густа разглядела худой высокий силуэт говорившего на фоне цепочки огней на берегу. Он забрал у пса из пасти ношу, а взамен достал свёрток. Развернул его с шорохом. А Джим, вот пройдоха, взял угощенье из рук незнакомца! Сколько учила его миссис Кертис не делать этого, просила Густу приглядывать за ним? Девочка считала Джима немного своим псом и ее возмутило поведение питомца. А потом длинный широкий пояс раскрутился в руках рабочего и девочка онемела. Кажется, он собирается обвязать его вокруг шеи собаки!
– Ну уж нет! – крикнула она, как только сумела глубоко вдохнуть и прогнать страх.
Левой рукой девочка все еще держалась за забор, кусочек привычного мира.
Рабочие замерли в разных позах, их силуэты были похожи на театр теней. Но уже спустя мгновение они задвигались, зашептались.
– Нилай, твоя очередь, – услышала Густа.
– У меня в руках телефон! Я веду видеотрансляцию в интернет! Сейчас вызову полицию! – объявила девочка. – Немедленно отпустите мою собаку! Вы не имеете право здесь быть! Джим, ко мне!
Но Джим и не думал слушаться соседку. Он преданно махал хвостом и крутился вокруг незнакомого юноши. Тот не делал попыток приблизиться к Густе и тогда девочка сделала несколько шагов вперед.
– Вы меня слышите?! – возмущенно крикнула она.
– Я не держу его, – наконец ответил незнакомец, – я бы и не смог. Я просто угостил его.
Густа разозлилась и пошла прямо к нему. Схватила Джима за ошейник.
– А ну домой!
Пес взвизгнул, вырвался и спрятался за юношу. Густа разглядела его и отвернулась. Она не умела разговаривать с красивыми мальчиками. А тот не смущаясь разглядывал Густу, смешно хмуря темные вразлет брови, щуря продолговатые карие глаза. В свете большого фонаря стала видна глухая черная роба и длинный ярко-оранжевый шарф, который Густа приняла за пояс. Юноша пригладил отросшие каштановые кудри и глубоко вздохнул, словно готовясь к чему-то.
– Меня зовут Нилай, – сказал рабочий, – я просто угостил пса.
Густа спрятала руки в карманы, нащупала Лушу. Игрушка напомнила недавний разговор с отцом и то, что девочка обещала не ходить на пустырь одна. Следом в голове всплыла папина считалка – между небом и землей путешествуем с тобой…
Нилай продолжал молча пялиться на нее, пока выражение сосредоточенности в его глазах не сменилось растерянностью.
– Дождись пока луна выйдет, – добродушно сказал мужчина в такой же, как у юноши робе и забрал у него из рук инструмент, – давай-ка многозадачный тул, я сам закончу.
– Тул? – совершенно не к месту спросила Густа.
Нилай кивнул:
– Многозадачный. Нам без него никак.
– А нам это кому?
Юноша выставил вперёд плечо с нашивкой: серебристая спираль, перечеркнутая навылет стрелой. По краям шли незнакомые буквы.
– Дорожная Служба Междумирья.
– Хорошо, – согласилась девочка, – но так не бывает. Что это за фокусы? Я слышу вас почти каждую ночь. Ну раза три в неделю точно. Остальные мне не верят. Как вы вытаскиваете наружу реку и мост? И, главное, зачем?
Под ногами у нее зашуршал Джим. Он все пытался выудить из свёртка ещё пару крошек. Густа сделала шаг назад, когда бумага оказалась между носками ее сапог. Джим увлеченно продолжил лизать пахнущую котлетами обёртку совершенно забыв о стоящих рядом людях.
– Не стой, парень, можем не успеть, – пробасил высокий широкоплечий мужчина.
Густа вздрогнула от неожиданности.
– Поможешь? – Нилай протянул ей фонарь.
Повинуясь этой загадочной ночи девочка кивнула.
Резко зашуршал летний дождь, забарабанил по упругим листьям лопуха, скатился за шиворот Густе и она поежилась. Нилай достал из-за пазухи длинный черный зонт и распахнул его над девочкой как купол. Стоять под ним было уютно.
– И все-таки, как вы это делаете? – спросила Густа, когда они подходили к мосту.
Нилай непонимающе посмотрел на нее.
– Все эти фокусы с рекой. И мост. Тут никогда моста не было, я тут с рождения живу. Так ведь не бывает, – пояснила девочка.
– Смотря где, – серьезно ответил Нилай, – посвети-ка вот сюда.
Он присел на корточки, нажал на металлический полукруг на краю моста и тот с громким щелчком отошел. Нилай принялся руками раскручивать открывшиеся рычажки.
– Сыро у вас тут. В который раз замечаю, – проболтался юноша.
– Так ты сюда часто приходишь? Откуда? – посыпались вопросы.
Нилай с досадой сжал губы, потом справился с собой и с улыбкой посмотрел снизу вверх на новую знакомую.
– Бывает.
– Нет, так не пойдет, – Густа дерзко направила луч фонарика в лицо рабочему, – или ты рассказываешь, или я прямо сейчас вызываю полицию.
Девочка не успела договорить, почувствовала под ногами упругий толчок. Один, второй. Глаза Нилая распахнулись от веселого ужаса. Он сгреб Густу в охапку и оттолкнул в сторону, прыгнул следом сам как гибкий черный котенок.
За их спинами с громким скрежетом отошла верхняя створка моста.
– Никак не привыкну, – виновато сказал Нилай, – я ведь новенький. Ой.
– Опять проболтался, – улыбнулась Густа, – Ого!
Она привыкла думать, что развод мостов это что-то грандиозное, чего не бывает в Синих Топях.
Клиц-клац-кла-а-а-к! – конструкция может раскладываться как большая механическая шкатулка, уровень за уровнем. Две высокие черные створки распахнулись на фоне густо-синего ночного неба.
– А зачем вы это делаете?
– По субботам здесь проходит пароход Дорожной Службы Междумирья. Слои так наложились и развертку менять не стали. Обычно наши пути проходят подальше от поселений.
– Пора, Нилай, – похлопал юношу по плечу невесть откуда взявшийся громила в черной робе.
Из-за тучек вышла луна. Она осветила юношу и девочку, глядящих на мост и отлетевший в сторону большой черный зонт. Дождь затих так же стремительно, как появился и теперь трава блестела каплями, а лунный диск казался умытым и начищенным.
– Что пора? – подозрительно спросила Густа.
– Придется стереть тебе память, – честно ответил Нилай, – мне ужасно жаль, потому что мне приятно было познакомиться. Но таковы правила.
“Так вот чего он так пялился на меня”, ахнула про себя Густа. Значит, гипнотизер и это масштабное шоу? Для кого? В чем его смысл? Девочка поймала себя на том, что будто тонет в красивых глазах Нилая, завороженно глядит на широкие черные зрачки. “Ну уж нет, встряхнулась девочка про себя, думай-думай-думай”.
И снова опустив руку в карман и нащупав там Лушу, Густа наполовину интуитивно, наполовину уже догадываясь, спешно начала проговаривать про себя считалку:
"Между небом и землёй
Путешествуем с тобой.
Чур меня не усыплять
Я хочу крылатым стать”.
В глазах Нилая снова появилась растерянность. Очевидно, все шло не так, как он рассчитывал. Из-за спины к нему подошел напарник, невысокий мужчина с сединой на висках. Густа запоздало испугалась. Стоило, наверное, притвориться, что она поддалась гипнозу, но было поздно.
– Черт знает, что, – раздраженно сказал мужчина, – я с таким не сталкивался.
Громогласное “Ту-ту-у-у-у!” заставило всех их вздрогнуть и обернуться.
– Опять опережают график? – возмутился Нилай. – Ведь еще не время, точно знаю! По расчетам у меня было отлично.
Густа завороженно глядела за угол дома миссис Кертис. Неизвестно откуда взявшаяся река вытекала оттуда, как и в ее давешнем сне. Правда, без пристани и толп гуляющих. Девочка воспользовалась заминкой работников непонятной Дорожной Службы Междумирья и сделала несколько шагов назад. Сидящий неподалеку в зарослях иван-чая Джим вопросительно наклонил голову.
Густа снова ощутила под ногами вибрацию, как будто в толще земли полз гигантский червь. Следом раздался плеск воды, зашумели турбины и через мгновение под сияющим диском луны появился пароход. Наверное, он был небольшим по меркам судоходства, но сейчас, белый лайнер показался Густе огромным. Раскрыв рот она следила за наплывающей на нее громадиной, на смесь вантов и тросов, на ряды ограждений на головокружительной высоте. Цепочка овальных окошек горела ярким огнем, на носу парохода сиял как звезда разноцветный фонарь. На палубу высыпали в таких же, как у Нилая робах юноши и девушки, правда, их форма была густо-синего цвета, что легко было заметить в ярком свете прожекторов. Они махали стоящим на берегу, что-то весело кричали, но за ревом двигателя их не было слышно. Густа с изумлением посмотрела в сторону Синих Топей, как еще весь город не переполошился от такого шума?
А неплохо бы сейчас и улизнуть обратно в Синие Топи. Как бы еще эту псину непослушную забрать? Но Густа не успела сделать и шага, в ее руку выше локтя вцепилась аккуратная, но сильная ладонь. Нилай навис над ней. На лице его читалась смесь вины и решимости.
– Меня уволят, если я дам тебе уйти после увиденного.
– Мне-то что! – дерзко ответила Густа, у которой на самом деле поджилки тряслись. – Отпусти немедленно!
– Не могу, – ответил юноша, – иначе ты уйдешь.
– Конечно, уйду, ты что маленький что ли? Мне вообще домой пора. Видишь, мой дом? Меня начнут искать. А я никому ничего не расскажу. Обещаю.
Сговорчивый тон Густы, сменивший возмущение был явно искусственным и собеседники оба это понимали. В их сторону поглядывали коллеги Нилая. Кто-то собирался подойти.
– Позови меня в гости и я отпущу тебя. Сделаю вид, что все получилось.
– Ты что, спятил? Что я родителям скажу? Ты явно не в себе, – снова разозлилась девочка.
Нилай отпустил ее, сделал шаг назад и выставил вперед раскрытые ладони.
– Я буду честен и ты тоже. Сделка есть сделка. Я не могу дойти и до середины пустыря, это закон.
Густа отбежала подальше. Новый знакомый сделал несколько шагов к ней, а потом запнулся, как привязанный.
– Никак, – развел он руками, – кто-то должен пригласить, иначе нам на ваш слой не попасть.
– Слой? Тебе зачем в Синие Топи?
– Интересно, я никогда не был в вашем мире.
– Э-э-э-э, – Густа сама не замечая попятилась.
У парня явно не все в порядке было с головой. "Или у тебя, Густа? – спросила сама себя девочка. – Реки, пароходы, рабочие, гипноз и детская считалка как заклинание? Из-за переживаний за папу съехала крышечка? И если я вернусь одна, я никогда не узнаю, правда это было или нет. А Нилая можно будет показать кому-нибудь. Сфотографировать во дворе или дома и тогда никто не сможет сказать, что это фотошоп или другая местность. Пустырь с этой точки зрения бесполезен, он совершенно неузнаваем в эту минуту, когда пароход исчезает где-то в полях, а над горизонтом начинает тлеть малиновая полоска рассвета".
– Идет, – кивнула Густа, – пошли.
Нилай недоверчиво улыбнулся. Осторожно протянул руку, шагнул и скоро оказался возле Густы. И снова привлек внимание коллег.
– Стой тихо, – вполголоса сказал юноша, – а потом разворачивайся и шагай с прямой спиной как лунатик. Так все делают, когда им память стирают.
– Ну и гады же вы, – процедила Густа, но заметив напряженный взгляд давешнего громилы поспешила послушать Нилая.
Не забыв при этом про считалку. В ее планах было поймать Нилая в ловушку, а не попасться самой.
– О-о-о, капе-е-ц – сложились ее губы трубочкой, когда она бросила взгляд на мост, у которого вновь суетились рабочие.
Луна бледнела и река таяла вместе с ней, оставляя после себя густую утреннюю росу. Откуда-то издалека донесся протяжный гудок теплохода.
– Иди! – сквозь зубы цыкнул на нее Нилай. – Я приду через пятнадцать минут.
Девочка повиновалась и на этот раз Джим не стал создавать ей проблем, послушно затрусил следом. Оборачиваться было нельзя, да и боязно было. Что если, там никого и ничего и это был сон наяву? Густе так этого не хотелось.
Ведь если в мире есть такие чудеса, значит можно найти одно чудо и для папы.
Дойдя до забора, Густа не выдержала, бросила назад взгляд из-за плеча. Потом рывком обернулась. Пустырь снова был пуст. Ни души, ни звука, ни шороха. От разочарования девочка скривила губы, в глазах зарябили подступившие слезы.
Мгновение спустя из-за высоких стеблей иван-чая показалась худая фигурка. Густа смотрела на каштановые кудри, глухую черную робу и совершенно неуместный рыжий шарф и ликовала. “Не сон, думала она, не сошла с ума”.
Решили дождаться утра на заднем дворике дома Густы, куда выходила глухая стена. Девочка нарвала с маминого сливового дерева плодов и уселась на скамеечку рядом с новым другом:
– Кто плыл на пароходе? Куда? Зачем?
– Почтовая Служба Междумирья. Она соединяют между собой миры.
– Миры? И сколько же их?
– Ну, формально один. И много-много слоев, как у луковицы. Основных семь, но там всякое бывает, где-то тоньше, где-то толще. У каждого свое название, этот, например, Беркат. И слои находят друг на друга и тогда приходится подключаться нам, чтобы не было аварий и свидетелей.
– А давно ты работаешь? И почему ты разговариваешь на английском? У вас что, своего языка нет?
– Язык у нас свой, вот, – Нилай показал на цепочку непонятных букв на шевроне, – он устроен так, что на слоях его понимают и слышат как местный. А работаю второй месяц. Как раз школу закончил. А ты? У вас тоже есть школы?
Густа усмехнулась, чуть не подавившись очередной сливой:
– Конечно. Хотя может лучше и не было бы. Тогда не пришлось бы от книжек отвлекаться. Я не очень люблю выходить из дома. Особенно, сейчас.
Нилай вежливо сделал вид, что увлечен сливой. Густа подставила лицо свежему утреннему ветерку, справилась с собой и деланно бодро продолжила:
– Папа болеет. Непонятно чем. И ничего не помогает.
– Даже инайи?
Внутри у Густы что-то ухнуло, перевернулось и встало на место. Вся эта сказка, все невозможное могли сослужить одной цели. И не надо ей волшебных палочек или плащей-невидимок. Снова ходить с папой в походы и чтобы он не задыхался от кашля. И приключений не надо, про них только читать интересно.
– Даже кто? – дрогнувшим голосом спросила Густа.
– Инайи, ведуньи из поднебесного пещерного города.
– Поднебесного пещерного? – нахмурилась Густа. – А, неважно. Они что, могут вылечить все?
– Конечно. Они служат Руху, собирают для него информацию со всех слоев и относят раз в тринадцать лет в Наоборотный мир. Ну, это самая сердцевина нашего мира. Где Рух.
Густа помотала головой, слишком много всего после бессонной ночи. Главное – инайи. Девочке они представились добрыми феями.
– А ты сможешь пригласить сюда одну?
Нилай не успел ответить, улица наполнилась диким воем. Юноша вскочил, испуганно озираясь. Густа тоже была напугана, но не звуком, а источником его появления. С визгом у их дома затормозила машина скорой помощи.
В суматохе никто не обратил на Нилая внимания. Мама бегала по комнатам, бросая в багажную сумку то зубную щётку, то пижаму, то зарядное устройство от ноутбука.
– Дочка, милая, где ты была? Вышла подышать? Я так и думала. Дочка, папе плохо, мы едем в больницу. Я позвоню оттуда миссис Кертис, она поживет с Джимом у нас. Я? Мне нужно будет остаться с папой.
Густа стояла на лестнице совершенно белая и только кивала. Из угла гостиной на девочку напряжённо смотрел Нилай. Он ни за что не смог бы признаться, что напросился в Синие Топи только для того, чтобы стереть Густе память о ночной встрече.