Наш Институт Минералогии субсидируют с десяток крупных коммерческих фирм, и почти каждая держит у нас своего постоянного представителя, который курирует тот или иной научно-исследовательский проект. В библиотеке царит дух товарищества и задымленности клуба. Мы с Логаном освоили ее раньше прочих, а потому наши два стола помещались у самого окна-«фонаря». У кромки окна, где освещение было хуже всего, ютился маленький столик – для новичков и командированных.
Как-то утром за этим столом примостился какой-то новенький. Совсем не обязательно было перелистывать снятые им с полок книги, чтобы догадаться: его специальность – не химические формулы, а статистика. Лицо у него было до того туго обтянуто кожей, что напоминало пиратскую эмблему черепа. Это, можно сказать, фирменный знак специалистов по статистике. Рот явно был приучен к жесткой дисциплине, но при малейшем попустительстве начинал судорожно подергиваться. А центром нервозной разболтанности были руки. Едва этому человеку предоставлялся случай вытянуть обе руки одновременно (скажем, с целью пододвинуть книгу), как он принимался внимательно разглядывать ладони, иногда с добрую минуту подряд. В таких случаях конвульсивное подергивание лицевых мышц вокруг рта становилось особенно заметным.
Новый сотрудник низко склонялся над столом, когда кто-либо проходил мимо, как бы стараясь свести к минимуму вероятность контакта. Но вот новенький вынул сигарету, его взгляд упал на табличку «У нас не курят», с которой никто не считался, и он тут же водворил сигарету обратно в пачку. Около полудня он растворил какую-то таблетку в стакане воды. Я предположил, что здесь налицо запущенное нервное истощение.
В перерыве, за ланчем, я поделился новостью с Логаном. Тот сказал:
– Это уж точно, у бедняжки и вид-то несчастный, как у промокшего кота.
В отличие от многих меня никогда не отталкивает и не лишает естественности унылый эгоцентризм нервных или несчастных. В Логане любопытства поменьше, зато добродушия через край. Несколько дней мы наблюдали, как томится этот человек в одиночной камере своей депрессии, тогда как остальные, наслаждаясь общением друг с другом, обтекают его со всех сторон. Затем, не сговариваясь, пригласили перекурить вместе с нами.
На приглашение он и отреагировал как нервнобольной: похоже, мысленно перебрал несколько несостоятельных доводов «против» и лишь после этого согласился. Однако в столовую пошел с нами охотно, и не успели мы доесть, как он подтвердил мое подозрение: изголодался по обществу, но из молчаливой застенчивости не делал ни шага навстречу окружающим. К тому времени мы, конечно, успели выведать его имя: Дж. Чапмен Рид из корпорации «Уоллз Таймен». Он перечислил целую вереницу городов, где когда-либо бывал или работал, и мимоходом упомянул, что сам родом из Джорджии. Вот и все, что он счел нужным о себе сообщить. Он весьма заметно приоткрылся, как только разговор перешел на общие материи, а порой обнаруживал напряженное, себя не щадящее остроумие – как раз такое я больше всего ценю. И он был нам трогательно благодарен за наше случайное приглашение. Поблагодарил нас, когда мы вставали из-за стола, другой раз – когда мы выходили из ресторана, и еще раз – на пороге библиотеки. Тем более естественно было пригласить его как-нибудь на днях спокойно посидеть вечерком всем вместе.
На протяжении последующих нескольких недель мы часто виделись с Дж. Чапменом Ридом и сочли, что он очень приятен в общении. Свойственна мне великая слабина к таким сухим, сдержанным типам, которые за целый вечер разок-другой вынырнут вдруг (неожиданно для всех) с сочной, меткой остротой, показывающей, какое вулканическое ядро сжато высоким давлением и обманчиво-кроткой внешностью. Мы трое могли бы даже стать настоящими друзьями, если бы сам Рид не предотвратил этот шаг – не столько сдержанностью, которую я почитал его второй натурой, сколько чрезмерной благодарностью. Он не произносил многословных речей (не тот характер), но потерявшейся собаке не нужно слов, чтобы показать, как нужны ей новые хозяева и как она ценит их доброту. Ясно было, что для Дж. Чапмена Рида наша компания была всем на свете.
В один прекрасный день в библиотеку заглянул приятель Логана – некий Натан Тимбл. Это был репортер, ему надо было скоротать где-нибудь часок в ожидании пересадки с поезда на поезд. Он уселся на столе Логана – лицом к окну, спиной ко всему помещению. Подошел я и включился в их беседу с Логаном. Пора уже было Тимблу в дорогу, как вдруг вошел Рид и уселся за свой столик. Тимбл непроизвольно огляделся по сторонам, и тут его взгляд скрестился со взглядом Рида.
Я решил понаблюдать за Ридом. После первого ошарашенного переглядывания он даже мельком не посмотрел на заезжего гостя. С минуту, если не дольше, посидел недвижно, лишь голова его все более клонилась долу рывками, словно кто-то на нее с силой нажимал. Затем поднялся и вышел из библиотеки.
– О боже! – воскликнул Тимбл. – Да вы знаете, кто это был? Знаете, кого вы тут пригрели?
– Нет, – сказали мы. – Кого?
– Джесона Ч. Рида.
– Джесон Ч.? – придрался я. – Нет, этот Дж. Чапмен. Ах да, понятно. И что же?
– Да вы что, газет не читаете? Не помните питтсбургского убийства, совершенного топором?
– Не помню, – сказал я.
– Минуточку, – сказал Логан. – Примерно год назад совершилось, да? Что-то я такое читал.
– А ну вас всех! – возмутился Тимбл. – Это была сенсация на всю первую полосу. Этого вашего типа судили. Говорят, своего друга искромсал чуть ли не на кусочки. Я видел труп. Никогда в жизни не сталкивался с чем-нибудь более страшным. Фантастика! Ужас!
– Однако, – заметил я, – навряд ли это дело рук нашего знакомого. Судя по всему, ему не был вынесен обвинительный приговор.
– На него пытались навесить дело, – объяснил Тимбл, – но не удалось. Должен признать, все выглядело для него как нельзя хуже. Вдвоем с жертвой. Никого из посторонних. Но отсутствовал мотив преступления. Не знаю. Хоть убейте, не знаю. Я освещал тот процесс. Ходил в зал суда каждый божий день, но так и не выработал в себе отношения к этому вашему… Не оставляйте в библиотеке топоров без присмотра, вот и весь сказ.
После этого он с нами распрощался. Я посмотрел на Логана. Логан посмотрел на меня.
– Не верю, – заявил Логан. – Не верю, что это Рид.
– Неудивительно, что у него все нервы расшатаны, – сказал я.
– Да, – сказал Логан. – Такой груз на душе невыносим. А теперь он к тому же перенесся сюда, и Риду это известно.
– Мы ему как-нибудь дадим понять, – предложил я, – что не придаем всему этому значения, хотя бы настолько, чтобы поднять газетную подшивку.
– Хорошая мысль, – одобрил Логан.
Чуть погодя в библиотеку вернулся Рид; все его движения свидетельствовали о напряженном самоконтроле. Он подошел к нам – туда, где мы с Логаном сидели.
– Может, вы предпочитаете отменить свое приглашение на сегодняшний вечер? – спросил он. – По-моему, лучше будет его отменить. Я попрошу свое начальство, чтоб меня опять куда-нибудь перевели. Я…
– Постойте, – прервал Логан. – Кто сказал? Мы ничего подобного не говорили.
– Разве ваш знакомый ничего вам не говорил? – удивился Рид. – Непременно что-нибудь да упомянул.
– Он сказал, что вас судили, – подхватил я. – И что вы были оправданы. С нас этого достаточно.
– Вы по-прежнему оправданы, – сказал Логан, – наша встреча не отменяется, и хватит на эту тему.
– Ох! – сказал Рид. – Ох!
– Забудьте об этом, – посоветовал Логан и уткнулся в свои бумаги.
Я обнял Рида за плечи и легонько, по-приятельски подтолкнул его к одинокому столику. Остаток дня мы старались на Рида не смотреть.
В тот вечер, когда мы встретились за обедом, нам с Логаном было, естественно, немного не по себе. Рид, наверное, это почувствовал.
– Послушайте, – сказал он, когда мы покончили с едой, – никто не возражает, если мы нынче обойдемся без кино?
– Я-то не против, – сказал Логан. – Пошли в варьете «Шансы»?
– Нет, – сказал Рид. – Я хочу пойти с вами куда-нибудь, где можно потолковать. Пошли ко мне.
– Как угодно, – отозвался я. – В этом нет необходимости.
– Нет, есть, – возразил Рид. – Лучше уж раз и навсегда покончить с этим делом.
Он впал в болезненно-нервозное состояние, поэтому мы согласились и поехали к нему домой, где ни разу не были. Это оказалась однокомнатная квартира с раскладным диваном-кроватью и входом в ванную и кухню прямо из жилой комнаты. Хоть Рид и провел в нашем городе свыше двух месяцев, ничто в том жилище не выдавало его присутствия. Складывалось впечатление, будто комната была снята специально для нашего разговора, на тот вечер.
Мы уселись, но Рид немедленно вскочил и встал между нами, у декоративного камина.
– Я бы предпочел ничего не говорить о сегодняшнем происшествии, – начал он. – Предпочел бы проигнорировать его и забыть. Но от него не отмахнешься.
– Бесполезно уверять меня, что вы не станете об этом думать, – продолжал он. – Конечно станете. Там у нас все только об этом и думали. Направила меня фирма в Кливленд – и там прознали. Все как один думали об этом, перешептывались, ломали головы.
Видите ли, куда увлекательнее было бы, если б обвиняемый оказался, в конце концов, виновным, не так ли?
По-своему, я даже рад, что дело всплыло. Я имею в виду – между нами тремя. Большинство – не хочу, чтоб оно имело обо мне хоть крупицу знания. Вы двое – вы ко мне хорошо относились, – я хочу, чтоб вы знали обо мне все до конца. Все.
В Питтсбург я приехал из штата Джорджия, прослужил в фирме «Уоллз Таймен» с десяток лет. В бытность свою в Питтсбурге я познакомился… познакомился с Эрлом Уилсоном. Он тоже приехал из Джорджии, и мы с ним стали закадычными друзьями. Я никогда не был светским человеком, не любил ходить по гостям. Эрл стал для меня не только лучшим другом, но и чуть ли не единственным другом.
Ладно. Эрл зарабатывал больше, чем я. Он мог себе позволить особнячок на окраине города. Я, бывало, наезжал туда раза два-три в неделю. Вечера мы проводили чрезвычайно мирно. Я хочу, чтоб вы поняли: там я чувствовал себя как дома. Отношений хозяин – гость не было. Если меня клонило ко сну, я без всяких церемоний шел наверх, разваливался на кровати и задремывал на полчасика. В этом ведь нет ничего из ряда вон выходящего?
– Да, ничего из ряда вон выходящего, – произнес Логан.
– А некоторые там полагали, что есть, – пояснил Рид. – Так вот, в один прекрасный вечер я туда отправился после работы. Мы перекусили, посидели, сыграли партию в шашки. Он сделал нам обоим по коктейлю, потом я сделал нам обоим. Все нормально, не правда ли?
– Как нельзя более, – заверил его Логан.
– Потом я устал, – продолжал Рид, – ощутил неприятную тяжесть в голове. Сказал, что пойду наверх вздремну с полчасика. Этого мне всегда хватает. Ну и пошел.
Обычно я сплю крепко, очень крепко, свои полчаса, и после этого встаю освеженный. Но в тот раз мне виделись какие-то сны, а точнее – кошмары. Мне чудилось, будто я попал под бомбежку, затем послышался голос Эрла (будто бы он меня окликнул), но я не просыпался, во всяком случае, не просыпался, покуда не истекли мои тридцать минут.
Я спустился вниз. В гостиной было темно. Я окликнул Эрла и направился через всю гостиную – от лестницы к выключателю. На полпути я обо что-то споткнулся… это оказался опрокинутый торшер. Ну и грохнулся я со всего размаху – и налетел прямехонько на Эрла. Я почувствовал, что он мертв. Я встал, нашарил выключатель. Эрл лежал там, где я и полагал. Похоже было, что на него напал какой-то сумасшедший. Изрубил чуть ли не на кусочки. Господи!
Я тотчас же схватился за телефон и позвонил в полицию. Натурально, пока они туда ехали, я огляделся по сторонам. Но прежде всего я просто слонялся по особняку, совершенно ошеломленный. По всей видимости, я опять поднялся в спальню. У меня-то это не отложилось в памяти, но там на подушке обнаружили пятно крови. Еще бы! Я весь был покрыт кровью. Чуть ли не пропитан: я ведь на него упал. Вы можете представить ошеломленного человека? Вы можете представить, что он забрел на второй этаж и даже не сохранил об этом воспоминания? Можете?
– Конечно могу, – сказал Логан.
– Вполне естественное состояние, – поддакнул я.
– Они-то подумали, что тем самым прижали меня к стенке, – продолжал Рид. – Так и заявили мне прямо в лицо. Идиоты! Словом, я помню, что озирался по сторонам и вдруг увидел орудие убийства. У Эрла в кухне красовалась разнообразнейшая кухонная утварь. Это была продукция одного из наших филиалов. В частности, был у него топорик для рубки мяса – такой можно увидеть в первой попавшейся мясной лавке. Он валялся в комнате на ковре.
Словом, понаехала полиция. Я рассказал все, что мог. Эрл был спокойным человеком. Не имел врагов. Да и у кого есть такие враги? Я решил, что там побывал какой-то маньяк. Ничего не было похищено. Значит, не разбой, разве что туда нагрянул какой-нибудь полоумный бродяга, и его что-то так напугало, что он побоялся что-либо прихватить.
Кто бы там ни был, смылся он крайне аккуратно. Чересчур аккуратно для полиции. И чересчур аккуратно для меня. Искали они отпечатки пальцев, но ничегошеньки не нашли.
В делах такого рода у них разработана нескончаемая тягомотина. Не стану утомлять вас каждой подробностью. По-видимому, данная процедура оказалась несостоятельной: тот парень им не по зубам. Но, конечно, полиции хотелось произвести арест. Вот они и предъявили обвинение мне.
Дело у них было построено на частице «не». Бог их знает, на что они надеялись. Может быть, они-то рассуждали иначе. Но поймите: одно дело, если бы у них замкнулась цепь убедительных косвенных улик и мне бы все сошло с рук только благодаря тому, что разделились голоса присяжных, и совсем другое – признать, что от истинного преступника не осталось ни пуха ни пера.
Какие улики свидетельствовали не в мою пользу? То, что в доме не оказалось и следа кого-то третьего! Да это свидетельствует только о их треклятой беспомощности, больше ни о чем. Убивает человек своего лучшего друга ни с того ни с сего? Отыскали они хоть какую-то причину, хоть какой-то мотив? Первым делом они принялись искать женщину. Умственные способности у них – как у подписчиков бульварных газетенок. Прочесали наши денежные дела – и его, и мои. Попытались даже раскрыть какую-то связь с каким-то подпольем. Господи, знали бы вы, что это такое – терпеть перед собой лица, сошедшие со страниц комиксов, и сталкиваться с умами под стать лицам! Если вас когда-нибудь обвинят в убийстве, лучше уж повесьтесь в камере в первую же ночь.
Под конец они вцепились в шашечную партию. Бедные, безвредные шашки! Во все время игры мы с ним разговаривали, понимаете ли, и порой забывали даже, чей ход. Надо полагать, есть люди, способные взбелениться в споре о детской игре, но для меня это нечто совершенно непостижимое. Вы-то сами можете себе представить, как человек убивает друга во время игры? Я не могу. Если на то пошло, эту игру мы, помнится, начинали сызнова, и не один раз, а два; первый раз – когда коктейли готовил Эрл, а второй раз – когда смешивал я. Оба раза мы забывали, кому ходить. А полиция к этому придралась. Надо было им найти хоть тень какого-то мотива, а ничего получше они не могли придумать.
Разумеется, мой адвокат не оставил от их построений камня на камне. Благодарение господу, у нас в ту пору царило повальное увлечение – в обеденный перерыв все как один играли в шашки. Очень скоро адвокат отыскал с полдюжины сотрудников, готовых поклясться на Библии, что ни Эрл, ни я никогда не принимали эту игру всерьез, да еще до такой степени, чтобы из-за нее передраться.
С другими мотивами полиция и вовсе не могла выступить. Полное отсутствие. Оба мы – и он, и я – вели образ жизни простой, заурядный, обыденный, открытый как книга. А полиция с чем выступила? Не могла отыскать того, за отыскание чего ей платят деньги. За это она решила послать человека в камеру смертников. Дальше ехать некуда.
– Звучит странновато, – заметил я.
– Да, – поддержал он с пылом. – Вот именно странновато. Они получили то, чего добивались: девять присяжных проголосовали за оправдание, трое – против, и тем самым полицейские уберегли честь мундира. Там еще оставался простор для намека, что они с самого начала вышли на верный путь поисков. Но можете себе представить, на что с тех пор похожа моя жизнь! Если вас, друзья, когда-нибудь постигнет нечто подобное, – удавитесь в камере в первый же вечер.
– Не надо так говорить, – возразил Логан. – Послушайте, вам пришлось нелегко. Хуже не бывает. Но черт возьми! Эта полоса кончилась. Теперь вы здесь.
– И мы здесь, – прибавил я. – Если это служит хоть слабым утешением.
– Служит ли утешением? – сказал Рид. – О господи, да знали бы вы, каким еще утешением! Я никогда не смогу вам рассказать. Не горазд я на такие речи. Поймите, я затаскиваю вас в эту трущобу, а вы единственные из всего человечества относитесь ко мне по-человечески, и я на вас выплескиваю всю эту муть и даже не предлагаю ничего спиртного. Ну ладно, сейчас я вас угощу; уж этот-то напиток вам понравится.
– Я бы с удовольствием хватанул виски со льдом, – сказал Логан.
– У меня найдется кое-что получше, – заверил Рид, направляясь в кухоньку. – У нас там в Джорджии, в нашем медвежьем уголке, есть свой фирменный коктейль. Но только его надо приготовить по всем правилам. Минуточку погодите.
Он скрылся за кухонной дверью, и мы услышали, как хлопают пробки, гремят бокалы, что-то наливается и переливается. Покуда это происходило, Рид по-прежнему переговаривался с нами через порог.
– Хорошо, что я вас сюда затащил, – говорил он. – Я рад, что все выложил вам начистоту. Вы не представляете, что это значит – когда тебе верят, когда тебя понимают. О господи! Я словно воскрес.
Он появился с тремя доверху налитыми высокими бокалами на подносе.
– Вот попробуйте, – сказал он не без гордости.
– За дни грядущие! – провозгласил Логан.
Мы отхлебнули и приподняли брови в знак одобрения. Содержимое бокалов походило на некий вариант горячего напитка из хереса и сильно отдавало мускатным орехом.
– Нравится? – обеспокоенно вскричал Рид. – Немногим известен этот рецепт, и уж совсем мало кто умеет хорошо смешать. Существуют два или три ублюдочных варианта, которые готовит какое-то жалкое дурачье… позор для Джорджии, да и только. Да я готов… я готов вылить их помои им же на голову. Подождите минутку. Вы люди взыскательные. Да, клянусь Господом, взыскательные! Дам вам возможность самим судить.
С этими словами он опять метнулся в кухоньку и принялся еще ожесточеннее греметь бутылками, все еще несвязно переговариваясь с нами, восхваляя ортодоксальный вариант напитка и предавая анафеме все подделки.
– Вот, пожалуйста, – сказал Рид, появляясь с тремя бокалами, на поверхностный взгляд очень похожими на предшествующие, но с другими специями. – В этих ублюдочных порциях нет мускатного ореха, а есть сушеная от него шелуха да еще имбирь. Берите. Пейте. Сплевывайте на ковер, если угодно. Я смешаю настоящий, чтобы заглушить у вас во рту привкус вот этого. Вы только попробуйте. Вы только скажите, что вы думаете о варваре, который утверждает, будто это и есть фирменный напиток Джорджии. Давайте же. Высказывайтесь.
Мы прихлебнули. Никакой такой особой разницы. Тем не менее ответили мы так, как от нас и ожидалось.
– Ты как считаешь, Логан? – сказал я. – Вот в первом, бесспорно, что-то такое было.
– Бесспорно, – подхватил Логан. – Первый – это вещь.
– Вот, – сказал Рид, и лицо его побагровело, а глаза засверкали словно раскаленные уголья. – А этот – свиное пойло. Человеку, который именует это фирменным напитком Джорджии, нельзя доверить даже изготовление гуталина. Здесь отсутствует мускатный орех. А ведь весь секрет в мускатном орехе. Человек, который обходится без мускатного ореха!.. Да я б его!..
Он потянул к подносу обе руки, чтоб унести на кухню, и тут обе собственные ладони попали ему в поле зрения. Он уселся как ни в чем не бывало и принялся их разглядывать внимательным образом.