Ляля Фа. ПРО ДРУЖБУ
Мне было лет шестнадцать-семнадцать, и каждые летние каникулы я проводила на даче, в деревне. В тот раз соседский парень-студент из столицы катал девчонок на своём мотоцикле. Даже цвет помню – красный. А когда настала моя очередь, «повезло» – парню под манжету на рукаве каким-то чудом залетела оса. Сначала орать начал он. Потом и я за компанию…
Вернулись мы не сразу, оба красные и запыхавшиеся. Сколько завистливых взглядов от красавиц деревенских досталось, у-у! Ещё бы, Вовка такой харизматичный, высокий, спортивный. Тощий, правда, поэтому и кличку имел «Кощей». Но у девчонок ахи-вздохи по нему самопроизвольно в русский народный хор складывались. Таким объяснять было бесполезно, что я, ничем не примечательная школьница-пацанка с вечно разбитыми коленками и говорящим прозвищем «Зелёнка», просто отказалась обратно на мотоцикл садиться. Ни за что! Вот мы и упарились, толкая его железную гордость по жаре. И лишь на последнем отрезке до дома, окончательно выдохнувшись, я таки залезла обратно на адского двухколесного «коня». И то, только чтобы другие не засмеяли.
Этот случай мог бы остаться лишь забавным воспоминанием, если бы Вовка не был мне другом, если бы тогда мы не поссорились на ровном месте, если бы…
Память беспощадно выбрасывает в прошлое, на неровную черно-сизую ленту асфальта. Деревня уже позади. По обочинам – кустарник и тонкие, редкие берёзы. Впереди тёмный ручей сельской дороги рассекает поле, с обеих сторон раскинувшее свои трепещущие мелкой рябью ржаные крылья. Воздух знойно дрожит миражами. Слышу рокочущий поток автострады вдали, там, куда яркое, слепящее солнце не позволяет дотянуться взглядом.
иллюстрация создана нейросетью
Я знаю, по самой окраине поля, между синими всполохами цикория, растут низкие колосья – острые, колючие, полузасохшие и никому ненужные. Зато как они хороши в букетах! Вовка всегда смеялся над моей слабостью к этим «уродцам», а потому мне кажется, что мы совсем не просто так не проехали дальше. Злая обида и отголоски пережитого испуга клокочут внутри. И как только мотоцикл оказывается обездвижен, я спрыгиваю из-за спины друга на дорогу и набрасываюсь на него с упрёками:
– Ты специально решил меня напугать, признайся!
– Меня оса укусила, а не бешеная собака! Вот, смотри, как распухло!
Он закатывает рукав, но я даже не смотрю, меня несёт ещё больше:
– Катюхе своей мышцы-загар демонстрируй, у меня на тебя иммунитет! И Ромка!
– Да сколько можно, чуть что – я всегда монстр! Ещё скажи, что пристаю к тебе, Зелёнка! Мне кроме Кати никого не надо! И не собирался я тебя пугать! А вообще, всё! Хватит, достала! До дома – и знать тебя больше не желаю!
Вовка так и сделал. Довёз, высадил и, не оборачиваясь, умчался на рычащем во всю мотоцикле к своей Катьке. Я же кинулась в дом, за плотные шторы, на широкий подоконник, свернулась там улиткой и спрятала лицо в ладонях, лелея свою обиду.
Как это бывает летом, гроза разразилась нежданно. Ливень расстреливал пыль на дорогах, хлестал по листьям деревьев, стучал в окно, барабанил по крыше. Молнии рвали небо на части, а раскаты грома заставляли вздрагивать всем телом.
Как же я злилась на Вовку – ишь, столичная цаца, ещё бы матом послал! А мужская выдержка? А понимание? Подумаешь, психанула на эмоциях! Подумаешь, что не первый раз, а сам-то…
Потом злилась на Катюху, тоже приехавшую из Москвы. Мировая девчонка, между прочим, я надеялась с ней дружить, а теперь… Конечно, она за Вовку во всём – это нормально. Ну а мне что, не плакать же? Ругаться проще…
Но вот на смену разбушевавшейся стихии пришла серая морось. Солёные капли размазывали пыль, а заодно и очертания всего, что осталось за стеклом.
А я злилась уже на себя. Тогда, на дороге, Вовка много чего неприятного сказал, но местами и прав был. Поэтому, как смогла, нашла его страницу в соцсетях и попросила прощения. Но вышло нелепо, с оправданиями, мол, откуда мне было знать, что обвинения на ровном месте его вот так обидят? В результате он взбеленился пуще прежнего, а я в его чёрный список попала и ещё кучу всякого о себе прочитала.
Так нашей дружбе с Вовкой пришёл конец. Не выдержала зноя, оглохла, ослепла от громов-молний, и растаяла, потрепанная непогодой.
Кто-то из великих сказал, что если дружба закончилась, то, скорее всего, и не было её никогда. Так ли это? Уже не узнать.
В то лето казалось, что небо навсегда затянуло осенней сыростью. Но жизнь шла своим чередом, менялись сезоны: за сонливой, угрюмой зимой следовала весна и солнечные дни, летом снова наступала жара, случались новые грозы, желтели листья… Летели года.
Тот самый Ромка – мой иммунитет против деревенских сердцеедов – стал мне мужем. Характером немного медведь, но я всю жизнь его знала и любила лет с… и не вспомнить! Ромка никогда не понимал, чего я в Вовке такого нашла, что ссора с ним так сильно шарахнула по мне. Ведь с тех каникул я вернулась сама не своя – забыть не получалось. А как такое объяснить? Мы были с Вовкой и похожие, и жутко разные, но несмотря ни на что он мне казался родственной душой. Не так, как Ромка, – тут другое – но всё равно: словно был родным.
Как-то так получилось, что никогда на Вовку я женскими глазами не смотрела, может, поэтому он мне и доверял. А то, как он про свою Катю тем летом рассказывал, странным образом сближало ещё больше. Я словно в зеркало смотрелась. Ведь в Ромке я так же души не чаяла, как и Вовка в своей Кате. И это было здорово – видеть друга не в маске «самого крутого парня на деревне», а просто счастливым, взаимно влюблённым пацаном.
«Эй, Зелёнка, зацени, какой я подарок своей Кате приготовил! Ну, не красота ли?» – и Вовка хвастался очередным «сокровищем Кощея», зная, что я – могила, никому секреты не выдам и порадоваться могу без зависти. Да и я «погудеть» могла, выплеснуть своё сокровенное, совета спросить. А Вовка хоть и с другой планеты – столичный взрослый парень, – но находил для меня верное слово чтобы подбодрить, а иногда и вразумить.
Всё это ушло безвозвратно, и я как-то смирилась, успокоилась, соблюдала дистанцию и долгое время считала, что больше никогда не придётся прожить то горькое чувство вины от по-глупому разрушенной дружбы. Молния дважды в одно место не бьёт! Больше никогда!
А потом мне неожиданно пришёл имейл от когда-то близкой школьной подруги. Жизнь раскидала, закрутила, заполнила дни, месяцы, годы университетом, практикой, работой, свадебным переполохом, подгузниками, детским питанием… С тех детских лет мы с Настей и не общались ни разу. И тут вдруг имя из прошлого и сообщение в три электронных строчки: «Привет, Зелёнка! Как дела, что нового? Напиши, когда время будет».
Всё, абсолютно всё было новым, и чтобы лишь кратко это перечислить, требовалось сесть и писать, писать, писать… Целый роман получиться мог бы! А времени всё не было, а когда было, то сразу находило себе другое применение. Так незаметно пролетело несколько недель. Ответ был уже сформирован и наполовину написан, оставались лишь какие-то детали. Да и куда торопиться, ждало же это «как дела?» столько лет.
Но тут гром среди ясного неба: от общих знакомых я узнала, что Настя умерла. Не понарошку, как когда человека игнорируют, а на самом деле. По-настоящему умерла. Совсем.
Оказывается, она долго болела, сражалась с недугом, а писала мне уже из больницы, точно зная, что обречена. Только тревожить такими подробностями в тех трех строчках не посчитала удобным. В тех теперь уже единственных трех строчках.
Плохая из меня подруга. И вообще, человек я так себе, получается. И за что Ромка меня любит, непонятно. И дети наши меня любят. И друзья. И коллеги ценят. И клиенты – у меня маленький цветочный бизнес – букеты от «Зелёной Дамы» хвалят. С теми самыми колосьями-«уродцами»! Все говорят, что мои композиции красивые и долго не вянут. А ведь, может статься, да даже скорее всего, и мать из меня никудышная, и жена ужасная, и вообще… Баба-Яга, а не Зелёнка! Ведь всё человеческое начинается с дружбы. А я плохая подруга. Дважды.
Во мне это кипит, жжёт, и лавой выплескивается, когда никто не видит, когда никто не догадывается, ведь всегда всё-всё хорошо… Самое удобное – попасть под ливень без зонта. Тогда и сдерживаться не обязательно, пусть себе извергается! Народ в наше равнодушное время не отличает дождь от осадков души. Маски тоже помогают: полное отсутствие индивидуального, личного, живого. Только гигиена и соблюдение дистанции! Даже вежливость ушла, её не слышно за масками, и люди стали забывать банальные «простите» и «будьте добры».
Когда это «будьте добры» успело стать банальным? Когда это «прости» потеряло весь свой смысл?!
Письмо Насте я тогда всё же отправила. Длинное. Верю, оно дошло до адресата, и Настя не держит на меня зла. При жизни она была светлым, солнечным человеком. Я даже во сне с ней встречалась, мы попрощались, она меня простила, я чувствую это.
И всё же каждый раз, как я думаю о ней, чувство вины колет снова, серые перья облаков затягивают горизонт, и вспоминается гордый Вовка.
Нет, он не простил. Ну и что, что там дурость и «детский сад». А теперь, если вдруг и столкнёт жизнь снова, просто, если предположить, что вот, мы опять общаемся… А как раньше уже и не получится. И никак, наверное, не получится. Слишком много было сказано ненужных слов. И слишком много нужных остались не сказаны.
Но жизнь-то не вечная ни у меня, ни у Кощея. Как представлю, что он… ушёл насовсем… Друг, даже бывший, чужим человеком мне так и не стал. А что уйдёт вот так, с обидой… Больно! А он говорил, что ему теперь всё равно. Пусть так и будет, так не болит. И тогда, если я уйду первая, повторно и уже окончательно умерев в чёрном списке, то… Пусть, и правда, ему будет всё равно.
Как там его «железный конь»? Небось, и цвет, и марка мотоцикла поменялись…
Мне до сих пор не перевернуть страницу. Поэтому я придумываю иногда себе сказку. Сублимирую. В этой сказке всегда светло. Вовка счастлив – это почему-то важно. И Катя тоже. И у них всё хорошо – так, как они всегда хотели. Мы общаемся семьями, с Катюшкой трещим по телефону, а наши мужья иногда рыбачат вместе. И наши дети друг друга знают… От таких фантазий и грустно, и тепло. Ну и что, что это вымысел, это моя сказка! А правда у каждого своя.
И детям своим я сочиняю истории, в которых Кощей и Баба-Яга соседствуют, не воюя. Троллят немного друг друга, но это у них дружба такая странная несмотря ни на что. Да, в жизни всё сложнее. Но намного ли?
А когда мои дети вырастут, я расскажу им про осу и брошенную в кустах железную гордость, летнюю, страшную грозу с громами и молниями и про то, как девчонка с другом, держась за руки, бежали домой босиком по лужам просто потому, что она боялась садиться обратно на мотоцикл. А друг её понял.
Я расскажу про то, как важно всё делать сразу, ведь время – очень непостоянный ресурс. Жил человек, и – нет его. И всё то, что мы откладывали на потом, в мгновение становится бессмысленным и неуместным.
Расскажу им и про ошибки, которые все совершают, и которые нужны, чтобы уметь говорить и принимать «прости». Ведь это непременное условие для того, чтобы быть добрым, быть человеком.
А всё человеческое начинается с дружбы. Всегда.