– Пошли, – буркнул Джаннер одновременно с облегчением и с досадой. В самом деле, чего он испугался?
Тинк протянул руку, чтобы помочь Лили встать, но та поднялась сама, опираясь на костыль.
Внезапно раздался звук рога, и толпа радостно завопила. Начинались состязания. Весь день они должны были проходить на выгоне Данна – просторной лужайке на восточной окраине города. Люди могли до самого вечера наслаждаться бегом в мешках, игрой в «закинь мяч»[7], зибзи и «качай цыплёнка». Зрители лежали на покрывалах в мягкой траве, наблюдали за состязаниями и грызли лакомства, купленные в городе.
Именно этим Джаннер и собирался заняться.
Он потянул Лили за свободную руку и велел Тинку не отставать:
– Вы что, заснули?
Тинка гораздо больше интересовали восхитительные ароматы, которые доносились из кухонь и импровизированных ларьков, где продавали масляные пирожки и обжаренные на огне плавники свистуна.
– Погоди, я хочу плюшку с вареньем, – сказал Тинк и полез в карман свободной рукой.
Старший брат начал терять терпение.
– Потом куплю, если хочешь. Пошли, – сердито велел он.
Тинк подчинился, бросив долгий, исполненный сожаления взгляд на бодрого толстяка, который щедро намазывал лежащие на подносе плюшки ярко-красным вареньем.
Добравшись наконец до выгона, дети уселись на траву и почти весь день наблюдали за состязаниями. По мере того как солнце склонялось к закату и тени удлинялись, люди становились всё разговорчивей. На закате обычно появлялись морские драконы, и тогда зрители облепляли утёсы, чтобы посмотреть, как они танцуют в лунном свете. Воздух буквально звенел от радостного предвкушения.
Тинк, к своему восторгу, заметил в двух шагах торговца, продающего черничные облипучки. Он уже потратил несколько монет, которые дала ему Ния, и Джаннер скрепя сердце поделился с братром мелочью, чтобы успокоить его ненасытный желудок. Тинк понятия не имел, что весь перепачкался тёмно-синим соком. Лили довольствовалась тем, что просто наблюдала за играми, почёсывая Малышу брюшко и бросая ему палочку. Окружающие не возражали, пока палочка случайно не залетела на игровое поле. Когда Малыш погнался за ней, один из игроков в «закинь мяч» (который неуклюже катился по полю, стараясь не коснуться ступнями земли) налетел на него и пропустил пас от другого игрока. Все гневно взглянули на Лили, у которой тут же вспыхнули щёки. Но как только люди заметили костыль, то немедленно смягчились, и игра пошла своим чередом. К счастью, Лили была слишком занята, ругая Малыша, чтобы заметить чужую жалость, иначе она бы расстроилась ещё сильнее.
Незнакомые лица вокруг радовали Джаннера не меньше чем игры. Он гадал, откуда приехали все эти люди, хотя некоторых выдавала одежда. Жители Торборо, например, одевались одинаково. Мужчины ходили в маленьких чёрных шляпах, длиннополых сюртуках, невзирая на жару, и штанах, натянутых почти до шеи. Пряжки поясов располагались лишь немногим ниже подбородка. Торборские модницы щеголяли в платьях с оборками и с узором в виде носов животных и в чёрных остроносых туфлях, таких огромных, словно ступни у них были полметра длиной. От этого на ходу женщины кренились вперёд. С точки зрения Джаннера, они походили на цирковых клоунов (о них он только читал), которые изо всех сил старались не казаться смешными. Кроме того, большинство жителей Торборо носили белые перчатки, поэтому, когда игрок забрасывал мяч, их аплодисменты напоминали скорее топот, чем хлопки. Ещё они кричали «Уй-ю-юй, беги домой к мамочке!», «Мазила!», «Фу-ты ну-ты!» и «Ай да молодчага!».
Длинноволосые обитатели Дагтауна наряжались не так причудливо, но их манеры сразу обращали на себя внимание. И мужчины и женщины громко разговаривали и оглушительно хохотали. Джаннер понимал, что некоторые словечки, которые они произносили, глубоко шокировали стоящих рядом жителей Торборо, однако дагтаунцев это не волновало. Они рычали, жадно пожирая еду, и так весело галдели, что трудно было относиться к ним с подлинной неприязнью.
Все незнакомцы в тот день служили Джаннеру напоминанием, что сам он никогда в жизни не покидал Глибвуд. Они воспламеняли его воображение и внушали мальчику страстное желание повидать мир. Но потом он слышал хихиканье Лили и рыгание Тинка и вновь вспоминал, что вынужден присматривать за братом и сестрой и томиться в ужасающе мирном маленьком городке – неизменно тихом, за исключением того дня, когда появлялись морские драконы.
Решив наслаждаться праздником, Джаннер отогнал все неприятные мысли.
От размышлений его вдруг отвлекла какая-то суета на другой стороне поля. Зрители, сидящие у противоположных ворот, поворачивались, словно пропуская кого-то. В толпе послышался взволнованный шёпот, но Джаннер не мог разобрать, о чём шла речь. Стали раздаваться громкие возгласы, и даже игроки, потные и облепленные травой и грязью (хотя ноги у них по большей части оставались чистыми), прервались и обернулись.
Джаннер и Тинк встали, пытаясь понять, в чём дело, но пока ничего не было видно, кроме взволнованных зрителей, которые отходили с дороги, когда кто-то проталкивался вперёд. Стражники Клыки недовольно рычали и шипели, видя такую суету. Им нужно было следить за порядком, а на выгоне происходило нечто необычное. Хоть они и ненавидели скриан, но совершенно не желали делать лишнюю работу в такой жаркий день.
Наконец до ушей Джаннера донеслись разговоры. Полная женщина справа от него ахнула и, едва дыша от восторга, сообщила своему не менее дюжему супругу, что бард Армулин внезапно приехал в Глибвуд, и достопочтенный мэр Благус попросил его спеть[8].
Тинк и Джаннер недоверчиво переглянулись. Бард Армулин здесь, в Глибвуде?! Человек, якобы посетивший Сияющий Остров Анниеру[9]? Тот самый Армулин, который бродил по завоёванным землям и пел о легендах Ануота[10], о великих подвигах и небывалой любви? Теперь он явился в Глибвуд, в роскошном одеянии и на великолепном коне?
Все забыли об игре в мяч. Игроки этому очень обрадовались и встали, охая и потирая синяки. Двое крепких парней выкатили на середину поля пустую телегу. Мэр Благус взобрался на импровизированную сцену, и она заскрипела под его весом (в тот день он съел слишком много жаренных в масле пирожков). На нём были тёмные лосины и ярко-красная блуза, в шляпе торчало пышное ярко-жёлтое перо. Мэр важно покрутил усы, вскинул руки, призывая к тишине, и обратился к Клыкам.
– С позволения наших многомудрых, необычайно красивых, могучих и проворных воинов, – сказал он и низко поклонился, коснувшись животом коленей, – нам бы хотелось послушать песню-другую. Мы смиренно просим ваши милости разрешить нам это ничтожное удовольствие, за которое мы отплатим вечной благодарностью и верной службой.
– За себя говори, – буркнул Тинк, покосившись на Клыков, которым, судя по ухмылкам, нравились униженные мольбы мэра. Один из ящеров кивнул и издал шипящий рык, который, казалось, повис в воздухе словно ядовитый дым.
– Мы благодарим вас, добрые господа, – произнёс мэр Благус и кашлянул, после чего сразу же заговорил властно и напыщенно, совсем как до Великой войны: – Мои дорогие друзья и соседи, нам оказана великая и редкая честь. Бард Армулин, сказитель с вымышленного острова Анниера, изволил прибыть в Глибвуд в этот прекрасный летний день. Он любезно согласился спеть для вас. Давайте поприветствуем прославленного сына Скри в нашем городе! Дамы и господа, бард Армулин здесь!
Какой-то оборванный человек со старой свистоарфой[11] под мышкой зашагал к телеге. Он улыбался, как проказливый мальчишка, задумавший каверзу. Армулин подмигнул толпе и крикнул:
– Приветствую вас, дорогие скриане! Ну и уроды эти Клыки!
Аплодисменты мгновенно стихли, и четверо Клыков, стоящих с краю, издали леденящий душу рык. Шипя, они устремились к барду.