В 80-е подрабатывали все мои ровесники, если родители не были работниками "Интуриста" и не ходили в загранку. А в шеснадцать все подростки мечтали о джинсах Левайс. И да, тогда за них продавали Родину. Старшая подруга, по большому блату, в сезон сбора клубники взяла меня в совхоз. Туда брали только физически выносливых мужчин – грузить, таскать. А собирать ароматный урожай могли только совершеннолетние знакомые бригадира. Закрыл бригадир глаза на соломину, болтающуюся на ветру. Подруга моя была его племяшкой. Но пояснил: "Не высовываться, собирать быстро и лёжа". Норма для взрослых – двадцать килограмм.
Я лежала между грядками. В аквамариновом небе вальсировали перистые облака, из них то и дело выныривали стрижи в пике и снова устремлялись ввысь. жужжали осы, из-под листьев алой ягоды выглядывали и щекотали гусарские усы. Так бы и лежала. Но бригадир водрузил возле меня алюминиевое ведро:
– Время пошло, до 17.00, – постучал по часам на руке пальцем. И ухмыляясь, ушёл, унося за собой папиросный дым.
Я ощущала себя диверсантом в клубничном тылу. Подо мной доска на колёсиках, и я будто лежала под гигантской машиной, иногда продвигаясь под её днищем. Фразу "не высовывать голову" поняла буквально. Руки сильные и шустрые. Я быстро перевыполнила норму.
И пришла сдаваться.
– Молодец, – сказал бригадир, подмигнув, – возьми с полки пирожок.
– Деньги? – встала , уперев руки в бока.
– Не доросла ещё, вон ящик возьми пересорта и шершень ля фарм.
– А, овод в аптеке типа?
– Ух-х, бери пока дают, детям деньги не положены, – меня обволокло дымом "Стрелы". Чтоб не подавиться кашлем, быстро схватила деревянный ящик. А я ж соломина, весом чуть больше своего натурального заработка. Руки ныли, будто отец-военный снова заставил отжиматься и утюги держать в вытянутых руках. Боец должен быть всегда готов к труду и обороне.
Позвала подругу, трепавшуюся с тетками под навесом. Вдвоём полегче. И поплелись до электрички, которая ходила крайне редко. Я шла злая, но уже разрабатала план по реализации клубники. Правда ящик становился все легче.
Путь к платформе перегородил грузовой состав. Ольга, не долго думая, рванула под вагон. А я-то с клубникой. Попыталась пропихнуть его подруге. Но тут что-то громыхнуло под поездом, лязгнули тормоза, зашипел анакондой воздух. Папа всегда шутил, когда слышали на станции такое шипение: "колеса кто-то спустил, дальше не поедем". А я мелкая, верила.
Но состав дёрнулся и тронулся, пыхтя. Я еле успела рвануть ящик на свою сторону. В этот момент, откуда-то сверху, парень в солдатской форме протянул руку, посмеиваясь:
– Давай запрыгивай, на рельсах авария, мы тебя до следующей станции докинем, а там автобусы. Тебе же до города?
– А подруга?
– Так какая она подруга, кинула тебя, давай руку, – и я протянула ручонку, ноги болтались словно две варёные спагетины на ветру. Но сильные руки уже втащили меня в тамбур.
– А клубника? – слёзы побежали ручьём.
– Щас, – оказывается вагон был полон солдатиков, трое спрыгнули ловко и на ходу закинули клубнику в вагон, запрыгнув с лёгкостью назад.
Внутри пахло потом и почему-то квашеной капустой и спиртом. Некоторые ребята курили, и тут же о дощатый полок тушили хабарики, скидывая в щели.
– Ну все, поедешь с нами на БАМ, – сказал самый симпатичный, голубоглазый, похожий на Бон Джови.
– Бам – Афган, че то не рифмуется, – выдавил парнишка из темноты теплушки. А клубники как хочется, там такое не растёт.
– Вы в Афган? – я с ужасом схватилась за сердце. Стало так страшно, представив эту горную далёкую страну, кишащую бородатыми дядьками в чалмах. – Ешьте ребята, забирайте все, ешьте.
Клубничное счастье длилось минут пять.
– Ну все, теперь путевыми ключами и молоточками всех душманов перебьем, – вагон наполнился смехом. – Витаминов наелись.
Я ничего не понимала в солдатском юморе, но адрес Бон Джови оставила. Сомневалась, что запомнит. Письмо от рядового со смешной фамилией Светелкин из Учебки в Узбекистане получила два раза. А потом все… тогда была уверена – остался жить на Баме или в Афгане. Рядовой железнодорожных войск.
Сейчас понимаю, вряд ли....