Глава7

Никогда не думал, что могу испытать такие чувства к ребенку.

То есть, конечно, я думал, что буду любить своих детей. Играть с ними, водить их на прогулки, читать книги. Заниматься с ними спортом. Чему-то учить. Все это в меру, конечно.

Я помнил, что у отца часто не было времени заниматься мной, меня воспитывала мать и Тамерлан. Тамерлан в какой-то степени был мне не старшим братом, а отцом. Пытался наставить на пути истинный. Без большого успеха, увы.

Я, скорее, его неудача.

Я давно не видел, как он занимается с Сандро. Просто потому, что давно не был у них. Раньше брат много времени проводил с пареньком. Он его искренне считал своим сыном и любил, несмотря ни на что.

Уверен, что и сейчас Там для Сандро – лучший отец, о котором можно только мечтать.

Мне даже жаль, что я не вижу их. Стал совсем редко навещать семью, можно даже подумать, что я от них скрываюсь. Прячусь. Да так и есть на самом деле.

Мне до сих пор мучительно стыдно перед братом. И перед матерью.

Я совершил ужасный поступок тогда, когда пошел на сделку с Алиевыми.

Но то, что я сделал с Надей, кажется, еще ужаснее.

Потому что вот, на моих руках человек, от которого я ей предлагал избавиться.

Я чудовище. Да.

Но я живой. И пока я жив я могу что-то исправить. Хотя бы попытаться.

– Иляс, будем плавать?

– Обязательно. Попрыгаем на волнах.

– Попыгаем.

Увы, попрыгать нам не на чем. На море тут почти все время штиль. Волн нет.

Но мы плаваем, барахтаемся у берега, брызгаем друг друга водой.

Он такой смешной, мой сын.

И так похож на Воробушка.

Воробушек. Я ведь именно такой ее и представлял себе. Раньше. Хотя она была другой. Волосы были ярко-ярко рыжие.

Я как-то пытался ее сфотографировать. Вслепую, конечно. Просто знал где она стоит, знал, что она меня не видит. Кадры ужасные, ее почти не видно.

После пытался разыскать ее в соцсетях. Но там не было фото. Просто смешная мультяшная аватарка.

Зато ее голос. Ее голос я бы ни с чем не спутал.

Он снился мне каждую ночь. Голос без картинки.

Как она смеялась надо мной, как строго называла на «вы». Как шептала по ночам что любит.

И тот ее последний крик.

«Я люблю тебя, Илик, люблю, люблю»… Чёрт.

– Ты чего, эй? – малыш смотрит внимательно.

– Что?

– Думаешь. – смотрит так серьезно, бровки хмурит и напоминает мне… меня!

И это так… так классно оказывается! Когда у тебя есть свой собственный маленький человек!

– Думаю.

– Мама тоже часто думает.

– Это нормально. Все люди думают. Давай-ка, на берег.

– Хочу купаться.

– Давай чуть обсохнем и я тебя намажу кремом.

– Холосо.

– Холосо, – дразню его я, нажимая на носик – кнопочку.

Выходим, я вижу, что он чуть дрожит, губы синие. Блин, видимо я переборщил с «молем». Надо отогревать парня.

Оборачиваю его полотенцем, нагретым на солнце, накрываю вторым.

– А ты кто? – неожиданный вопрос застает врасплох.

– В смысле? Человек.

– Длуг? – взгляд пронзительный. Это, наверное, уже от Воробушка, хотя я, конечно, не знаю какие у нее взгляды. Я ведь по сути ее не видел.

Не видел. Зато чувствовал.

И слышал. Слышал ее дыхание, стук сердца и… все остальное.

– Длуг? – переспрашивает еще раз малыш, а я даже не знаю, что сказать.

Какой я к черту друг? Я ей всю жизнь поломал. Хотя…

Она точно не выглядит поломанной жизнью.

Она выглядит прекрасно. Красавица.

Явно не бедствует, или этот ее недо-муж не бедствует. Я знаю сколько стоит номер в отеле Тамерлана. Даже самый скромный.

– Так длуг или нет?

– Длуг, длуг…

– Не дьязнись! Это некультулно!

Не могу сдержать порыв, неожиданно сам для себя крепко обнимаю сына.

Сына!

Некультурно! И правда, чего я дразнюсь?

И вообще… Веду себя как…

– Я друг, Ник. Тебе точно друг. Насчет твоей мамы… когда-то мне казалось, что я ее друг. А потом… потом я все испортил.

– Как все музики?

– Чего? – таращу глаза на этого мелкого умника. Ишь ты! Где набрался?

– Так бабуля говолит. Все музыки все полтят. Поэтому она незамузем. Но дед сказал, что он ее улого… уголо…

– Уговорит?

– Ага!

Бабушка… дед… интересно. Я ведь знаю, что у Воробушка мама умерла? И с отчимом она не общалась. Вернее, общалась один раз, тогда, на кладбище, я помню ее рассказ. Интересно, кого парень называет бабушкой и дедом.

– Ясно. Я тебе так скажу, может мужики и портят, а вот настоящие мужчины – нет.

– Я настоящий!

Улыбаюсь, глядя в эти довольные, гордые глазенки.

– А то! Конечно настоящий.

– Я маму защисяю!

– А на неё кто-то нападает?

– Нет. Я зе защисяю!

– Молоток. Ну что, еще окунемся и домой?

– Не домой в номел. В отель.

– Точно, в отель. Нравится тебе тут?

– Ага. Особенно моле. И тепло. Дома холодно.

– Это точно. Холодно.

Снимаю с сына полотенца, беру его за руку, веду к воде. Не представляю сколько времени прошло, полчаса, больше – телефон остался в номере, часы тоже. В шортах, которые на шезлонге только карта-ключ.

Переживаю, что Воробушек нас потеряет, но мне так здорово вместе с мальчишкой. Хочется побыть с ним подольше.

Мы плаваем долго, но я слежу, чтобы его губы не синели.

Выходим, снимаю с него жилет, вытираю тщательно.

– Все, в отель?

– А молозеное мона?

Мороженое. Наверное нельзя. Да и денег у меня с собой нет. Конечно, я могу записать в отеле не счет, но…

– Слушай, Ник, я не знаю, разрешает ли тебе мама.

– Лазлешает. – кто бы сомневался, что он так ответит!

– Да, но я должен у нее спросить. Давай мы пойдем к маме, спросим, если можно то… закажем тебе самую большую порцию.

– Большую низя.

– Закажем какую можно.

Мы идем к отелю и тут я понимаю, что не знаю в каком номере остановилась Надя. Ясно, что я могу спросить на респешн, но…

Спрашивать не нужно.

Она вместе со своим викингом идет нам на встречу. Видит сына, которого я уже не несу, а веду за руку, улыбается, раскрывает руки в объятия, и он летит к ней, такой счастливый!

А ее муж смотрит на меня, явно желая того, чтобы я сгинул в пучине морской.

Что ж, приятель, еще посмотрим, кто кого!

– Ма! Мы кыпались! А еще я хочу молозеное, и Иляс сказал, что купит. Если ты лазлешаешь!

– Ты разрешаешь? – смотрю на Надю, и вижу как она покрывается румянцем и дышит так…неровно.

Словно я спросил не о мороженом.

А я ведь и спросил не о нём…

Загрузка...