Выкатываемся с задумчивым Енотом на солнышко. За нами никто не выходит – видно, им еще есть что обсуждать. Вопросов у меня куча, а он, как на грех, сам на себя не похож – задумчивый какой-то и, я бы даже сказал, благостный. Некоторое время идем молча. Потом я все-таки решаю, что прояснить ситуацию все же стоит и, кроме того, мне любопытно, что за роль предстоит мне. Для пробы спрашиваю: что это с ним такое?
– Да день рождения сегодня у меня. Тридцатник разменял, – не очень охотно признается мой спутник.
Надо же. Ну, тогда понятно: тридцатник – это для мужчин весьма специфичный рубеж. Обычно в это время мужчины вдруг понимают, что природа их здорово обманула.
Ведь во время детства и потом – в подростках – мальчишки считают, что это пока еще не жизнь, и самое главное начнется потом. Вот станешь взрослым, тогда ого-го какая будет житуха, а пока – фигня несущественная, просто тягостное ожидание взрослости. И вот, наконец, наступает взрослость – самое время жить от души, ан оказывается, что взрослость-то не такая и вкусная штука, и уже ничего нового не будет, все во взрослом возрасте уже предопределено, и теперь путь с достигнутой вершины – только вниз. Нет, разумеется, можно оттрахать еще больше девок, выпить еще больше водки и надыбать еще больше денег, но вот новизны, чувства первого открытия, свежести, восторга щенячьего – уже не будет.
И вчерашний мальчишка ужасается этому крайне неприятному факту. Ему становится грустно, что вот торопился как дурак – и, выходит, пропустил столько всякого вкусного, захватывающего и интересного. И ради чего? Характерное для кризиса тридцатилетних открытие. Потом еще будут кризисы сорокалетнего, пятидесятилетнего и так далее возрастов, но этот – самый жесткий.
Собираюсь с мыслями.
– Слушай, что-то как-то мне странно. Две серьезные операции. Одна другой корявее, а разбор странный. На учениях наше отделение и то инструктировали куда серьезнее. А тут я так толком и не понял ни черта, кроме того, что кого-то из твоего начальства потрошить надо. И вообще мне это не нравится – не факт, что мы их грохнем. А вот нас потом вполне могут. И наши, и чужие. Да и три БТР у людоедов – это не мышь чихнула. А мы тут какие-то трехколесные укатайки даже толком и не собрали…
Енот некоторое время идет молча. Потом отвечает: «Ты плохо слушал. Не трехколесные, квадромобиль – значит, четырехколесное транспортное средство…»
– Не суть. Ты суть давай!
– А ссуть оне в ведро, – так же задумчиво отвечает Енот.
Я останавливаюсь и довольно злобно смотрю на шутника-хвилософа.
– Идем, идем, еще много чего успеть надо, – не сбавляя хода, поворачивает голову хромой.
– Я вот не поеду никуда – пасись оно конем, как говорит любимый тобой Ильяс, – упираюсь я.
– Не парься! Просто тебе когда-нибудь доводилось на своего командира устраивать засаду? Не подсиживать, не интриговать, а вот так, чтоб кишки ему наружу? – внимательно смотрит остановившийся поводырь.
– Странно. Я думал, ты уж в семи водах мыт и вообще зверина лютый…
– Значит, не доводилось. И, что любопытно, мне – тоже. И это, знаешь, необычно… Ладно, сейчас в лодочку сядем, поплывем. Я все объясню. Вас с Надей не дергали – не ваша епархия. А так, в общем, ситуация стандартная. Давай, забирай из квартиры что нужно – и для медпункта тоже – и похряем.
Когда я забираю свои причиндалы с расчетом на медпункт и сегодняшнюю «работу», вместе с упаковками лекарств, которые у меня свалены в шкафу, вываливается и ящичек – средненький такой, тяжеленький, когда-то любовно отлакированный, а теперь обшарпанный и потрепанный. Мне не нравится задумчивость Енота, надо бы его встряхнуть. И я тоже забираю ящичек с собой.
Денек – загляденье, солнце жарит, как не в Питере. Потому легкий катерок и близкая вода – очень к месту. Когда мы отчаливаем, и Енот заводит мотор, вручаю ему коробку.
– С днем рождения и добро пожаловать в клуб тридцатилетних!
– Это что? – подозрительно шмыгает носиком Енот, тем не менее, хватко подгребая ящичек.
– Подарок. На День рождения. Расти большой и толстый!
– Подарочек? Мне? Настоящий? – не то юродствует, не то и впрямь удивляется он.
И тут же раскрывает крышку. Там в аккуратных углублениях на потертой бежевой замше уютно лежит небольшой револьвер, потускневшая латунная футлярина с инструментами для чистки и – самое главное – длинный ствол и другие накладки на ручку, которые превращают аккуратный револьверчик в длинноствольного монстра.
– Какая прэлесть! Смит-Вессон 38 со сменным стволом и рукоятью. Заглядение!
– А то ж!
– Где взял?
– Там больше нет. (Хотя здесь я лукавлю: может, и есть. Ящичек презентовала мне одна из моих бывших пациенток, которую еще весной выручили при освобождении Адмиралтейства – помирала она с сыном в зажатой жуткой пробкой машине у Дворцового моста. Мне-то этот набор не шибко нужен: патроны к этому револьверу отсутствуют, да и равнодушен я к таким старинным штучкам. Не коллекционер я).
Мой спутник бережно вынимает револьвер – старомодный, с какой-то детской полукруглой мушкой, сноровисто проверяет, убеждается, что тот исправен, и аккуратно, как ребенка, укладывает обратно.
– А теперь давай излагай, что да как сегодня будет, – довольно безжалостно возвращаю я его на землю, то есть на воду Финского залива.
– Да, в общем, все просто, – отзывается он нормальным человеческим голосом, без обычного ерничания.
– Тем лучше, тебе растолковать мне все будет проще.
– Тогда слушай. Сейчас Змиев действует, как Калита, то есть старается объединить уцелевшие анклавы в единое целое. Это резко улучшит для всех и безопасность, и условия жизни, и перспективы. Ряд соседей готовы войти в состав новодельного государства Кронштадтского. Часть – думают. А некоторые – активно против. Сами с усами. Ну, типа лучше быть Цезарем в деревне, чем не Цезарем в Риме. А на переговорах получается сплошная Ржачь Послеполлитрая.
– Это понятно. Я учился в школе нормальной. Потому еще Маяковского помню. «Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин – каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое». Все это мне понятно, можешь обойтись без лекции по политэкономии. Чем больше государство, тем сильнее. Не зря же нас перед Бедой так старательно пытались раздробить помельче.
– Ладно. Так вот, наш командир, который нас слил, как дерьмо в унитазе, сейчас начальник охраны у одного такого не Цезаря. Анклав у них… Тебе важно знать, что это за анклав?
– Совершенно фиолетово, – честно признаюсь я, щуря глаза от солнечных бликов на играющей зайчиками воде.
– Тем лучше. Так вот, этого лидера надо убрать, после чего анклав, скорее всего, растеряется и примет руку помощи. Во всяком случае, есть основания считать, что оно пойдет именно так. Попутно, разумеется, и начальник охраны помре. И анклав радостно сольется с Кронштадтом в экстазе, получив массу преференций, включая и квалифицированное медобслуживание. Один из видных помогал босса очень заинтересован по ряду весомых причин именно в постоянной медпомощи. Да и сам не прочь стать не Цезарем.
– Погодь, а сколько охраны-то? – вспоминаю я меры безопасности для проезда важных лиц.
– Начальник да шофер будут. Не всегда так, но вот сегодня будет именно так. Полагаю, что тебя детали не интересуют?
– Не, не интересуют. Но если там окажется пара броневичков и отряд мотоциклистов, – фигово нам придется, – открываю я глаза неопытному спецназеру.
– Склонен думать, что не окажется. Так что останавливаем их «Хаммер», они оттуда вылезают, мы их скармливаем твоим морфам и празднуем соединение с союзным анклавом.
– Ну-ну. А они так и остановятся, и никому по рации не сообщат, что их остановили, и огня не откроют…
– Остановятся и не сообщат. И выйдут сами. Ты что думаешь, мы там в мундирах ГИБДД торчать будем? Командир у нас оказался гнида и прохвост, как оказалось, но службу знает.
– А, мы им дерево поперек дороги свалим. И пока они его пилить будут, тут-то мы и навалимся!
Разговор прерывает чухающее контркурсом, то есть говоря проще – в обратном направлении боевого вида корытце под грозным названием «Пан Сапковский» с какими-то штатскими и заковыристой митральезой на носу.
– Эй, в гондоле, вы откуда? – задиристо окликает нас молодой голос.
– Мы из Кронштадта, – кричу в ответ.
– А мы в Кронштадт, – раскрывает нам глаза этот умник.
– Ну и х…рани вас господь, – подытоживает Енот под общий смех. Потом продолжает, когда мы с корытцем уже достаточно далеко расходимся: – Есть много способов остановить в нужном месте одиночное транспортное средство. Препятствие на дороге – это для дураков. Откуда взялось дерево? Или висящий поперек провод от ЛЭП? Или груда земли? Или ни с того ни с сего развалившийся мостик на знакомом маршруте? Особенно, если не было шквалистого ветра или еще какого урагана. При виде такого препятствия грамотный человек тут же дернет задним ходом. А уж если перегорожено машиной – тем более.
– Мне в такой ситуации просто из бесшумки прострелили колесо.
– Толково. И спецсредства типа милицейских – та же «Диана» – тоже хороши.
– Первый раз слышу.
– При обстреле машины, потерявшей ход, оставаться в ней – смертельно опасная глупость. И все пассажиры ломанутся наружу – оборону занимать или тикать, по обстоятельствам. Остановить-то можно без особых изысков. На каждом посту ГИБДД есть в шкафу металлический круглый ящик (похожий на большой бикс, в котором хирургические инструменты стерилизуют, только раза в два больше и цвета хаки). А в нем – средство принудительной остановки транспорта «Диана». Отличная штука. По сути – развитие идеи доски с гвоздями, только «гвозди» там полые, похожие на короткие и очень толстые иглы для шприцов, да еще и отделяющиеся. Такая «игла» пробивает колесо и остается в нем, играя роль большого такого ниппеля.
А ведь их много. Колеса сдуваются в течение пяти – шести секунд. Как только машина потеряет скорость, открывается огонь – не на поражение, а так, беспокоящий. Клиенты понимают, что на скорости не уйдут и покидают авто, потому как в нем они – одна большая почти неподвижная мишень. А вне – несколько мелких и юрких. Но нам было выставлено условие: должен получиться сугубо несчастный случай. Показывающий в придачу, что покойное руководство совершенно не занималось обеспечением безопасности, даже для себя. Так что следы должны остаться – именно случайной остановки и встречи с морфом.
– И что решили в итоге?
– Выбор невелик. Если бы шли дожди, то тогда проще было б углубить ямы на дороге, камешков подсыпать между колей. Достаточно просто и быстро делается: бодяжишь землю в колее до состояния жижи и оттаскиваешь жижу подальше, в итоге даже внедорожник садится на дифер, и не придерешься. Но сейчас сухо, потому думали сначала гвозди в дорогу вставить или детонаторы. Они лучше всего колесо рвут, но Вовка нашел какую-то ржавую сельхоздеталь подходящей конфигурации. Пропорет колесо за милую душу, и хрен кто что докажет. Дальше они вылезут: шофер – колесо менять, а у нашего бывшего командира аденома простаты, потому он писает часто, где только возможно. Босс, скорее всего, тоже вылезет – он руководить очень любит…
– Будет давать указания, как одному писать, а другому – колесо менять?
– Что-то вроде. Вот тут Блондинка и должна сработать. А не справится – так Мутабор поможет.
– Ну, что-то уже начинает вырисовываться. И кто что делает? Конкретно – я?
– А ты в ударном скваде, – Енот грустно ухмыляется.
– Конкретизируй, изверг!
– Твоя задача – быть при парочке морфов. Мутабор контролирует Блондинку, ты – Мутабора, а Ремер будет доглядать, чтоб пришить обоих нежитей в случае неповиновения.
– И для чего я там нужен?
– Ты знаешь Мутабора. Потому посчитали, что сможешь подать сигнал, ежели его надо будет грохнуть, во избежание и для пресечения. Второй сквад – огневого прикрытия – это оба снайпера, Серега да я туда же. Ну, и сквад управления – майор с Вовкой да два варяга – ясноглазый летеха и твой приятель из саперов. За три часа до проезда цели собираемся, садимся на три джипа ничейных, но уже подготовленных, выезжаем на место рандеву, ну и, подготовив местечко, вкопав и замаскировав сельхоздеталь, ждем встречи. Так все ясно?
Ну, в общем ясно. Только не нравится мне моя роль совершенно. И вся эта авантюра не нравится. Мало ли что придет в дохлые мозги Блондинке? Не, живых-то я их очень уважаю, нравятся они мне… Но эта-то не живая. Да и с Мутабором я давненько не общался. Опять ломать себе мозг, переводя его свистяще-шипящий хрип. Да и сама засада какая-то нелепая. Матерые зубры на навороченном джипе напорются на огрызок советской сельхозтехники и падут бесславной смертью в лапах приблудной блондинки. Чушь какая-то, «Месть мумии-3» даже не голливудского, а индийского производства. Впрочем, вид у Енота вполне себе серьезный. Особенно когда он, обращаясь к деловито чухающему лодочному мотору, назидательно говорит агрегату: «Я тебя предупреждал, канделябр недоделанный, что ты у меня работать будешь!» Странные взаимоотношения у моего поводыря с лодочными двигателями.