Иллюстрированное меню, рекламку, фирменные спички и салфетку ресторана «Фойе», которые составили дорогие моему сердцу предметы музея любви, я раздобыл спустя много лет. Ресторан этот, устроенный на французский манер, едва открывшись, вскоре превратился в излюбленное место встречи состоятельных людей из богатых районов Стамбула: Бейоглу, Шишли и Нишанташи. (Их газетчики в колонках светских сплетен насмешливо именовали «сосьетэ».) Владельцы роскошных, в европейском духе, ресторанов не стремились давать им громкие и торжественные названия вроде «Амбассадор», «Мажестик» или «Роял», а скромно нарекали «Кулисами», «Лестницами» или «Фойе». Эти названия, навевавшие нечто европейское, в то же время напоминали, что находимся мы лишь на окраине Запада, в Стамбуле. Прошло время, и новое поколение богачей снова предпочло домашнюю еду, какую готовили их матери. И сразу повсюду появились «Караван-сараи», «Султаны», «Паши» и «Визири», где традиционная еда соединялась с типично восточной помпезностью, а все «Фойе» и «Кулисы» забылись и быстро исчезли.
Вечером того дня, когда я купил сумку, за ужином в «Фойе» я предложил Сибель:
– Давай встречаться в маминой старой квартире, в «Доме милосердия»? Может, так будет лучше? Там вид из окон на красивый сад.
– Ты что, торопишься, боишься до свадьбы не успеть, пока мы не переедем в наш собственный дом? – улыбнулась Сибель.
– Нет, дорогая, не тороплюсь.
– Не хочу больше встречаться с тобой тайком, будто я твоя любовница и в чем-то виновата.
– Ты права…
– Откуда тебе вдруг пришло в голову такое?
– Забудь. – Я поспешил сменить тему.
Вокруг гудела веселая толпа посетителей «Фойе». Я вытащил пакет с подарком.
– Что это? – удивилась Сибель.
– Сюрприз! Открой посмотри.
– Ой, подарок! – Детская радость, засиявшая на ее лице, когда она брала у меня пакет, сменилась выражением недоумения, когда Сибель вытащила сумку, а потом уступила место разочарованию, которое она попыталась скрыть.
– Помнишь, – поспешно объяснил я, – вчера ты увидела ее в витрине?
– Спасибо. Ты очень внимателен.
– Рад, что тебе понравилось. Эта сумка к помолвке.
– К сожалению, я давно решила, что возьму на помолвку, – ответила Сибель. – Не обижайся! Ты такой заботливый, и подарок чудесный… Только вот… Я все равно не взяла бы эту сумку, потому что она – подделка!
– Как это?
– Это не настоящая «Женни Колон», милый мой Кемаль…
– Откуда ты знаешь?
– По всему видно, милый. Смотри, как пришит лейбл. А теперь посмотри на настоящую сумку «Женни Колон», которую я купила в Париже, – видишь, какая строчка! «Женни Колон» не напрасно считается самой дорогой маркой во всем мире, а не только во Франции. У подлинной никогда не будет таких дешевых ниток…
Глядя на швы настоящей сумки, я начал раздражаться оттого, что моя будущая жена выговаривала мне все это с видом торжествующего победителя. Иногда Сибель ощущала неловкость, что она – дочь потомственного дипломата, который спустил до нитки все состояние и земли, доставшиеся в наследство от дедушки-паши. Поддаваясь подобным чувствам, она принималась рассказывать, что ее бабушка по отцу играет на пианино, а дедушка выступал соратником Ататюрка во время освободительной войны или что ее дед по матери был приближенным Абдул-Хамида[3]. Мне она очень нравилась в эти мгновения, и я привязывался к ней еще больше. Что касается нашего семейства – Басмаджи, то мы разбогатели в начале 1970-х годов, когда возросли объемы производства и экспорта турецкого текстиля, население Стамбула увеличилось в три раза, а цены на землю в городе и особенно в нашем районе поднялись в несколько раз. Хотя, как явствовало из самой фамилии Басмаджи[4], уже три поколения в нашей семье занимались текстилем. Однако, несмотря на результаты славного труда предков, меня раздосадовала допущенная оплошность: дорогая сумка оказалась явной подделкой.
Сибель погладила меня по руке и спросила:
– Сколько ты заплатил за нее?
– Полторы тысячи лир. – Я не смог соврать. – Если тебе она не подходит, завтра поменяю.
– Не надо, дорогой мой, лучше попроси вернуть деньги. Ведь тебя здорово надули.
– Хозяйка магазина Шенай-ханым наша дальняя родственница! – возмущенно сказал я, изображая негодование, и принялся опять рассматривать сумку изнутри.
Сибель взяла ее у меня из рук. «Милый, ты такой грамотный, такой умный, такой образованный, но совершенно не знаешь, на какой обман способны женщины», – умиленно улыбнулась она.