Когда мне предложили отправиться в экспедицию за негритянским фольклором, я обрадовалась, ведь для меня это родная среда. Выпав вниз головой в этот мир, я попала прямиком в негритянскую колыбель. С самого раннего детства я знала о смешных проделках Братца Кролика, знала, чтó кричит совка, когда усядется ночью на крышу. Но это знание было сродни тесной рубашке: стоит ее надеть, и рассмотреть узор на ней уже не получится. Лишь в университете, вдали от родных мест, я смогла взглянуть со стороны. Но для этого мне понадобился телескоп, роль которого сыграла антропология.
Франц Боас спросил, куда бы я хотела поехать, и я ответила: «Во Флориду». Туда съезжаются белые со всего мира и негры со всего Юга, а порой даже из северных и западных штатов. Во Флориде видишь срез южной негритянской культуры. К тому же я была новичком в этом деле, имело смысл выбрать знакомую обстановку.
Для начала я отправилась в Итонвиль, где прошло мое детство. Не для того, чтобы покрасоваться перед старыми друзьями, похвастаться университетским дипломом и блестящим «шевроле». Их не поразишь ни тем ни другим. Для них я Зора, дочь Люси Хёрстон, и останусь ею, даже если, по здешнему выражению, рожу ребенка от кайзера Вильгельма[4]. Если бы я захотела пустить им пыль в глаза, они сказали бы: «Ну и что, что ты жила на Севере, стерла зубы над книжками, а теперь заявилась обратно вся из себя гордая и нарядная, – нам нет дела до тебя и твоего хвастовства». На том бы все и кончилось. Нет, я приехала в Итонвиль, потому что знала, что смогу собрать здесь богатый материал спокойно, никого не обидев и ничем не рискуя. Сколько я себя помню, многие наши, особенно мужчины, собираются вечером на веранде местной лавки и обмениваются байками. Иногда и женщины останавливаются рассказать сказку-другую. В детстве, когда меня посылали за чем-нибудь в лавку Джо Кларка, мне ужасно не хотелось возвращаться домой: вот бы еще послушать!
Собирать фольклор не так-то просто. Самый лучший материал – в забытых богом уголках, где меньше всего внешних влияний, но люди, живущие там, бедны и забиты жизнью, они стесняются говорить о себе, о том, чем живет их душа. А негры, несмотря на их смешливый и с виду покладистый нрав, особенно скрытны. Мы люди вежливые, вместо того, чтобы послать собеседника к черту, улыбаемся и говорим то, что он хочет услышать: белые знают о нас так мало, что все равно не заметят подмены. Индеец отвечает любопытствующим холодным молчанием. Негр прибегает к тактике пуховой перины. Зонд легко проникает внутрь и намертво увязает в смешках и любезностях. «Белый вечно сует нос в чужие дела, – думает негр. – В душу его не пущу, а выставлю ему за дверь какую-нибудь безделушку. Мой почерк он прочтет, а мысли – никогда. Подкину ему игрушку, чтобы отстал и ушел, – а уж тогда и выговорюсь, и спою».
Я знала, что даже мне было бы непросто среди незнакомых, но в Итонвиле все свои, тут мне помогут. Проехав Палатку, я в нетерпении прибавила скорость. Я вспоминала сказки, которые слышала девочкой. Даже Библию наши пересказывали по-своему, расцвечивая ее причудами воображения. Дьявол в их рассказах всегда обхитрит Бога, а благороднейший Джек или Джон[5] окажется умней самого Дьявола. Братец Лис, Братец Олень, Братец Крокодил, Братец Пес, Братец Кролик, Старый Масса и его жена ходят по земле как первые люди в те времена, когда Бог жил среди нас и говорил с нами. В те самые времена, когда он отвешивал глину, чтобы слепить из нее горы.
Огибая озеро Лили, я вспоминала, как Он создал мир, стихии и людей. Он сделал для людей души, но не спешил их раздавать.
– Люди еще не готовы, глина не высохла. Душа – самое сильное, что я сотворил, не хочу, чтобы она утекла в трещины. Человек должен стать сильным, чтобы вместить душу. Если я в него сейчас ее вложу, она разорвет ему грудь. Все будет в свое время.
И много тысяч лет люди жили без душ. А душа – тогда еще единая – лежала себе, прикрытая старыми божьими одеждами. Порой налетал ураган, приподнимал край ткани, и тогда мир наполнялся молниями, и ветры обретали дар речи, а люди говорили: «Это Господь глаголет в горах».
Белый человек на душу посматривал, но не трогал. Индеец с негром мимо ходили осторожно. Все они слышали, как поет ветер, пролетая над ней, все видели сияние алмазов, когда он ворошил ткань. Еврей шел мимо, услышал песню души и вдруг схватил ее, сунул за пазуху и убежал. Душа жгла, ранила, швыряла его оземь, подбрасывала, гнала через горы, он хотел бросить ее, но не мог. Он звал на помощь, но все разбежались и попрятались от него. Потом, много позже, выбрались понемногу из нор и темных углов и подобрали упавшие кусочки души. Бог смешал их с чувствами и раздал людям.
Потом, когда Он поймает того еврея, то разделит душу на всех по справедливости.
Я обогнула озеро Парк и по прямой помчалась в Итонвиль. В этом городке есть пять озер, три крокетные площадки, триста темнокожих жителей, триста отличных пловцов, множество гваяковых деревьев, две школы и ни одной тюрьмы.
Прежде чем въехать в городок, я хочу поблагодарить миссис Шарлотту Осгуд Мейсон за сердечное тепло, за духовную поддержку, за то, что она из собственных средств оплатила мою экспедицию. Воистину это Великая Душа и добрейшая женщина на свете.