– Ты опять ешь? – спросила Тиффани, тайком проскользнув в столовую.
Дворецкий Пенуорти – Кребс – с недовольным выражением лица едва успел подскочить и закрыть за ней дверь. Он никогда не успевал опередить Тиффани, чтобы должным образом встретить ее у входа. Кребс давно уже мог бы с этим смириться, но никак не хотел, несмотря на то, что обычный протокол в отношении Тиффани не соблюдался с самого дня ее знакомства с Меган.
Для Тиффани стало развлечением удивлять Кребса, каждый раз входя через разные двери, и она все еще получала от этого удовольствие. Если Кребсу и удавалось заметить ее экипаж, это мало ему помогало – в этаких случаях девушке нравилось быстро обойти дом кругом, и таким образом обвести дворецкого вокруг пальца. Он мчался ко входу в кухню, а она выбирала застекленные двери гостиной; если же он ожидал ее в гостиной, то она входила с заднего входа, и ее насмешливый голос: «Есть кто-нибудь дома?» раздавался где-нибудь у лестницы на второй этаж. Однажды, зная, что она должна прийти, Кребс оставил широко открытыми все три входа в дом и ждал ее в холле первого этажа, куда она непременно должна была попасть, в какую бы дверь ни вошла. В тот день Тиффани влезла в окно столовой. После такого поражения Кребс не разговаривал с ней целых две недели.
Меган надеялась вовлечь в такую же игру и дворецкого Робертсов. Но он был славный добрый старичок и только улыбался, желая ей хорошего дня, когда она появлялась в его владениях, а такое поведение лишало развлечение всякого интереса.
Меган зевнула, прикрыв рот платком, а затем бросила платок на стол.
– Вообще-то, я ем сегодня первый раз за день. Но, кажется, я уже сыта.
– Ну что ж, тогда допивай чай, – сказала Тиффани, садясь рядом с ней. – Я, пожалуй, составлю тебе компанию и выпью тоже чашечку. – А затем добавила беспечно, словно бы ничуть не удивившись замечанию Меган: – Первый раз за день, говоришь? А который теперь час?
Пожав плечами, Меган налила чай в свою чашку и передала ее Тиффани, которая добавила в чай сахар. Сама Меган пила чай без сахара, и они обе об этом знали. Ведь девушки дружили уже одиннадцать лет, и у них не было секретов друг от друга. Кребс же был настолько наблюдателен, что уже мог предвидеть кое-какие странности подруг, поэтому отправился на кухню и приказал Коре принести еще одну чашку.
Кора была дочерью поварихи. Пышные формы этой хорошенькой девушки с трудом умещались в соответствующий моде тугой корсет, так что Коре вечно не хватало воздуха. Ее форма горничной была самого простого покроя, хотя она все еще носила турнюр и длинный шлейф, вошедшие в моду после того как много лет назад стали не модны кринолины. Для многих дам настоящим проклятием был тот факт, что стиль одежды их слуг ничем не отличался от их собственного, даже несмотря на большую разницу в качестве. Даже поденные уборщицы приходили на работу в платьях с длинным шлейфом, который скреплялся узким ремешком, чтобы не мешал работать, и отпускался, когда работа была закончена.
Меган дождалась, пока Кора, проделав свой учтивый реверанс, выйдет из комнаты, и призналась:
– Я проспала.
Это и вправду было удивительно, потому что Меган не была соней, и обе девушки прекрасно это знали.
– Как, второй раз в жизни? Я еще понимаю в первый раз, когда мы полночи ждали появления призрака лорда Бэкона в этом полуразрушенном особняке, где он, как все говорят, обитает. Какая жалость… – чуть было не увлекшись воспоминаниями, Тиффани оборвала себя на полуслове и сочувственно спросила:
– Плохо спала?
– Не то слово, – призналась Меган.
– Черт, я чувствовала, что мне надо было остаться ночевать у тебя. Но мне казалось, что ты в порядке, и у тебя хватит злости, чтобы не предаваться тягостным размышлениям.
Меган широко улыбнулась.
– Ты думаешь, злость помогает уснуть?
– Ну, больше, чем тягостные размышления.
– Я бы охотно с тобой согласилась, но не могу, Тиффани, можешь мне поверить, – ответила Меган.
– Тогда понятно, – проговорила Тиффани. – Я так понимаю, после моего ухода тебе стало хуже?
– Самую малость.
Вчера, когда Тиффани вышла из экипажа, чтобы пройтись с подругой по дороге, Меган уже перестала плакать. Тайлеру пришлось следовать за девушками на расстоянии, чтобы они могли поговорить наедине. Тогда Тиффани еще не поняла, что Меган уже перестала жалеть себя, и в ее груди кипела здоровая ярость.
Чтобы подбодрить подругу, Тиффани предложила вернуться и стукнуть леди О по носу. Меган сначала отнеслась к этой затее серьезно, но в конце концов отвергла ее, поскольку посчитала, что такая месть будет слишком слабой. Тиффани с ней согласилась, сказав, что графиня не стоит того скандала, который за этим последует.
Тиффани была рада, что Меган не терзается больше чувством вины, и что, наоборот, она вся исполнена праведного гнева. Что ж, это гораздо более естественно. Вот только злилась Меган больше на себя, досадуя, что с самого начала потратила на это безнадежное предприятие столько времени и энергии. Она чувствовала себя полнейшей идиоткой. Тиффани со своей стороны тоже считала себя идиоткой, потому что не смогла предвидеть такого исхода. Но старая курица действительно не должна была наносить удар так злобно. Это было совершенно незаслуженно.
– Я же знала, что не надо было тебя слушать! – восклицала теперь Тиффани. – «Иди домой», «Со мной все в порядке», «Как будто меня раньше никто не унижал», – вот что ты мне говорила.
Меган усмехнулась.
– Ну да, так и есть.
– Не знаю, как ты можешь смеяться над этим.
Тиффани возмущало то, что многие их друзья один за другим переставали приходить в дом Меган по мере того, как расцветала ее красота. Все объяснялось очень просто – другие девушки чувствовали себя рядом с ней простушками, и перенести это было выше их сил. Но мелочность некоторых из них приводила к тому, что они вдобавок еще и публично унижали Меган. Можно было подумать, она нарочно выросла такой красавицей, чтобы их позлить.
Меган и сама не знала, как она может смеяться, поскольку боль от предательства друзей никогда не утихала в ее сердце и только, затаившись, ждала удобного случая, чтобы вернуться с новой силой. И вчерашний поступок леди Веджвуд был именно тем случаем.
– Лучше смеяться, чем плакать, как ты думаешь? – спросила Меган, кусочком сосиски рисуя узоры на нетронутой порции джема в своей тарелке.
И Тиффани решилась.
– Господи, ну конечно! Именно так! Ты хочешь об этом поговорить?
Они обе понимали, что разговор перешел с теперешней обиды на прошлые.
– Нет… разве только добавить, что, когда я вспоминаю, как весело мы провели эти годы, то мне жаль бедных девушек, которые все это пропустили.
– Когда ты так говоришь, мне тоже становится их жаль. В конце концов, покинув нас, они превратились в таких скучных зануд. Хотя, если честно, я их ничуть не жалею.
Меган, подняв голову, усмехнулась.
– И я тоже, но мне показалось, это так благородно звучит.
И они обе рассмеялись, несмотря на всю печаль обсуждаемого положения. Тиффани решила сменить тему разговора.
– Надо полагать, столь поздний завтрак означает, что ты пропустила утреннюю поездку верхом, и теперь из-за этого весь день будешь в ужасном настроении.
Обычно после раннего завтрака со сквайром Меган половину утра проводила верхом, а вторую половину сама ухаживала за своим любимцем, Сэром Амброузом. Никаким конюхам – хотя у них и был-то всего один, а лошадей четыре – не разрешалось подходить к ее красе и гордости. Исключение составляло лишь кормление, хотя и это Меган любила делать сама. Всем, кто знал, сколько времени она проводит в конюшне, было совершенно ясно, что Меган без ума от лошадей.
– Вообще-то я ездила верхом, – добавила Меган, снова уставившись на сосиску. – Прошлой ночью.
– Не может быть!
Посмотрев на подругу, Меган честно призналась:
– Я не могла этого не сделать, Тиффани, клянусь. Я чуть с ума не сошла.
– Ты взяла с собой хотя бы одного из лакеев?
– Я не решилась их будить.
– Меган!
– Да ладно, меня же никто не видел, – уже защищаясь, сказала Меган, запоздало осознав, каким скандалом могла бы обернуться ее ночная прогулка без сопровождения. – Ради Сэра Амброуза я не сходила с дороги, поскольку вчерашней ночью было довольно темно. И это помогло. Вернувшись, я сразу же уснула.
Тиффани молча смотрела на Меган, и та добавила:
– Эта прогулка помогла мне не только уснуть. Возвращаясь из деревни в третий раз…
– Третий?
– Я проехалась по этой дороге пять раз… ну же, Тифф, я ни на дюйм не сошла с этой чертовой дороги, и Сэр Амброуз был так же, как и я, не прочь пройтись галопом.
Тиффани закатила глаза.
– Так вот, я продолжаю, – вернулась Меган к разговору. – На третьем круге мне пришло в голову, как лучше всего утереть нос леди Офелии, и именно это я и собираюсь сделать.
Тиффани беспокойно спросила:
– Ты ведь не собираешься и вправду ей врезать?
– Нет, – усмехнувшись, сказала Меган и с триумфом добавила: – Я построю особняк вдвое больше, чем у нее, и стану новой госпожой всей округи. Вот тогда она посмотрит.
– Гм, и как же ты намерена это сделать?
– Очень просто. Я выйду замуж за герцога.
– О, ну что ж, это способ. И какого же герцога ты имеешь в виду?
– Конечно, Ротстона, – ответила Меган. – Это единственный герцог, которого мы знаем.
Тиффани выпрямилась. Упоминание имени Ротстона придало реальный вес сумасбродной идее Меган, и Тиффани с тревогой поняла, что подруга говорит вполне серьезно.
– Но мы его совершенно не знаем. Если ты помнишь, его не было на Черинг-Кросс, когда мы пили чай с его бабушкой. В его доме мы бывали лишь однажды, и то потому, что твой отец был дальним знакомым вдовствующей герцогини и написал ей, прося совета, когда подбирал подходящую лошадь тебе в подарок. Тебе исполнялось тогда двенадцать лет.
– Поистине, какая судьба, что она пригласила нас выбрать лошадь из конюшни герцога.
– Судьба? Да у них сотни лошадей. Она была рада избавиться хотя бы от одной.
Меган наклонилась к подруге, чтобы прошептать ей слова, которые молодая леди не должна была произносить вслух:
– Они разводят их у себя на Черинг-Кросс, так что, разумеется, она была рада продать одну из них, – и, выпрямившись, она добавила: – Видишь, у нас есть общее увлечение – лошади.
– У вас? То есть у тебя и герцога? Господи, Мег, ты ведь это не серьезно?
– Совершенно серьезно, – улыбнулась Меган. – Ты только представь, Тифф, к церкви подъезжает великолепный экипаж с гербом Ротстонов, а у входа, сгорая от любопытства, стоит графиня со своими все еще незамужними дочерями. И тут из экипажа выходит твоя верная подруга в сопровождении самого красивого мужчины, какого только можно себе представить. Конечно же, я великодушно поздороваюсь с графиней и даже представлю ей своего мужа, герцога. И, разумеется, деликатно сделаю вид, что не замечаю ее открытого от изумления рта.
– Да уж, она точно откроет рот, – рассмеялась Тиффани, на минуту поддавшись приятным мечтам. – О да, это был бы прекрасный ответ. – И, тяжело вздохнув, добавила: – Если только это было бы возможно.
– Но это возможно, – тихо ответила Меган. – И я намерена это осуществить.
Тиффани с тревогой увидела, как на лице подруги появилось упрямое выражение.
– Постой минутку. Давай посмотрим на это с другой стороны. Если ты хочешь выйти замуж из-за титула, мы можем найти тебе какого-нибудь милого виконта. Может быть, даже графа. Да, графа, и это поставит тебя с леди О на равную ногу. Не качай головой, черт побери!
– Тиффани, если уж я собираюсь опуститься до замужества из-за титула, то это будет очень высокий титул.
– Тогда не опускайся вовсе.
– Я уже решила опуститься. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится идея стать герцогиней.
Тиффани издала тяжкий стон.
– Ну почему мне приходится быть такой суровой? Ладно, раз так, послушай, Меган. Возможно, у тебя в роду есть графы…
– Четыре поколения назад, плюс еще парочка баронов.
– Пусть так, все равно ты остаешься дочерью простого местного сквайра. Герцоги же могут жениться на девушках королевского рода, если захотят. Они не женятся на дочерях сквайров.
– А Ротстон женится, и я не вижу причин, почему бы ему не жениться, – азартно парировала Меган. – Он и так уже сверх меры богат. Положение у него и так самое влиятельное, какое только можно себе представить, так что ему не нужно жениться из-за титула. Он, если захочет, может жениться по любви, а герцоги, черт побери, могут делать все, что им хочется. А мое происхождение не такое уж низкое, я вполне ему подойду. Конечно, он может найти девушку и более знатную, но это совершенно не будет его интересовать, потому что он влюбится в меня, и влюбится безнадежно, заметь это. И думаю, ты знаешь почему. Из-за моих красивых глаз, будь они прокляты. До сих пор моя красота доставляла мне одни неприятности, но теперь именно она поможет мне завоевать герцога.
В этих словах было столько горечи и злости, что Тиффани осторожно спросила:
– А как же ты сама?
– Что я сама?
– Что, если ты не полюбишь его?
– Ну, конечно, полюблю.
– А если не сможешь, Мег? Что, если он злой, ужасный, и его нельзя любить?
– Он не смеет быть таким. Он герцог.
Тиффани оставалось только улыбнуться такой наивной уверенности подруги.
– А что если ты, познакомившись с ним, в глубине души сразу поймешь, что он тебе не подходит, что он только сделает тебя несчастной? Ты все равно будешь хотеть выйти за него?
Немного подумав, Меган ответила:
– Нет.
«Слава Богу, хотя бы это», – со вздохом произнесла про себя Тиффани. Почувствовав под ногами твердую почву, она тут же принялась ее вспахивать.
– Он, видишь ли, может оказаться уродливым.
– Ты разве забыла ту горничную? Помнишь, она нашептывала нам, как он красив?
– Она старалась произвести на нас впечатление.
– В тот день мы и так были вне себя от благоговения перед герцогиней. Не было необходимости впечатлять нас еще больше.
– Это другое дело. Но ты ведь не хочешь в самом деле жить в таком месте?
– Ты шутишь? – воскликнула Меган. – Черинг-Кросс – самый роскошный особняк, какой только можно себе представить.
– Это же не дом, а какой-то чертов мавзолей, занимающий добрых шесть акров. Одна конюшня там больше, чем весь ваш дом, а он у вас не маленький.
– Знаю. Но тот особняк такой величественный, – мечтательно произнесла Меган.
– Величественный? Да в нем наверняка каждый день кто-нибудь гибнет, потому что заблудился, и его так и не нашли.
Подруги посмотрели друг на друга и расхохотались.
– Гибнет, Тифф?
– Во всяком случае, этого стоит опасаться.
Они снова рассмеялись, а затем Тиффани подытожила.
– Ну что ж, думаю, с твоей красотой заполучить герцога вполне возможно. Но ты совершенно уверена, что хочешь этого, Мег?
– Да. Амброуз Сент-Джеймс может начинать прощаться со своей холостяцкой жизнью.
– Боже мой, – изумленно воскликнула Тиффани, – я и забыла, что ты назвала в его честь свою лошадь!
Меган ей подморгнула.
– И я тоже!
И они снова расхохотались, но на этот раз их веселье было прервано Кребсом, который распахнул двери и объявил о приходе достопочтенного Тайлера Уотли. Меган, улыбаясь, учтиво поздоровалась с гостем:
– Доброе утро, Тайлер. Боже, как потрясающе вы сегодня выглядите. Подождите минутку, я только поднимусь, чтобы надеть шляпку, и мы можем идти.
И она проплыла мимо него, так и не дождавшись ответного приветствия, поскольку Тайлер так был ошарашен ее приветливостью, что не смог ничего произнести в ответ. Тиффани сделала глоток чая, ехидно улыбаясь, ее потешило то, что такая реакция Тайлера на ее любимую подругу не вызывает в ней ни малейшей ревности.
Затем Тиффани сказала:
– Тебе стоит быть с ней полюбезнее, Тайлер, если не хочешь, чтобы она снова вернулась к своей недружелюбной манере общения с тобой.
Тайлер наконец пришел в себя, сунул руки в карманы и пробормотал:
– Господи, не завидую я парню, за которого она выйдет, ох, не завидую.
– Он уже выбран, так что будем надеяться, что он завоюет ее сердце.
Тайлер вопросительно поднял брови.
– Кажется, я что-то пропустил?
– О, ничего особенного… но думал ли ты когда-нибудь, что станешь сочувствовать герцогу?