– Машенька, вставай, дорогая, последний кусок остался.
– Ешь, мамочка, мне не нужно.
– Тебе не нужно, Машенька, да мне-то нужно!
– Вот я и говорю: ты ешь, мамочка.
– Что мне есть, когда последний кусок остался. Ты не понимаешь? Я такой эгоистки вообще никогда не встречала на всем земном шаре. Что ты там лижешь? Крошки? Кто с пола разрешил брать?!
– Мамочка, не бей по ручкам. Ты меня не сможешь на органы продать!
– Хочешь, чтобы я тебя на органы продала сейчас?! Отвечай матери!
– Я не знаю, мамочка, я больше есть не стану никогда в жизни, правда, не стану.
– Что ты раскачиваешься из стороны в сторону? Что ты раскачиваешься, будто как маятник. Будто маятник мне по шее бьет и голову мою отсекает, как лишнюю. Ему иначе время не проложить по всему земному шару, маятнику… Машенька, кровиночка моя, ты правда хочешь, чтобы я продала тебя и пожила немного, как человек, я ведь устала, Машенька, так устала.
– Мамочка, ты забыла? Ты теперь сними с антресолей коричневый чемодан. Осторожно, тот большой, где железки на уголках, я туда заберусь, а ты закроешь. Потому что иначе меня из дома не вынести незаметно, соседи увидят и все узнают. Мама, не этот, я в этот не влезу, мне нужно будет ножки прямо к подбородку поджимать.
– Да какая разница?!
– Такая разница, мама, что я еще Катю должна взять с собой.
– Ах, Катю? Кате ты вчера голову оторвала. Забыла?
– Баба Нюся голову пришила, да! Катя со мной ляжет. Меня на органы продадут, а Катя будет жить и не умрет никогда на свете.
– Умрет. Я рожу новую девочку и подарю Катю ей.
– Не подаришь!
– Подарю!
– Не подаришь!
– Подарю!
– Не подаришь!
– Машенька, хватит, дорогая. Мне на работу пора. Вот вернусь вечером, и опять поиграем. Только утро, хорошая моя, а я так устала, Машенька, так устала.