Внешне на отца я совсем не похожа. Когда смотрю на маму, то вижу будущую себя, и ничего тут не изменишь, как ни старайся.
Мама в гостиной на первом этаже, устроилась на диване и читает книгу, выпущенную «Миллз и Бун» [10], – роман о любви, подобно которой ей не досталось. Айюла скрючилась в кресле рядом и что-то просматривает в сотовом. Я молча прохожу мимо них к двери на смежную кухню.
– Готовить будешь? – спрашивает мама.
– Да.
– Кореде, научи сестру! Как она станет заботиться о муже, если не умеет готовить?
Айюла надувает губки, но не отвечает. Вообще-то она не прочь заглянуть на кухню. Ей нравится пробовать все, что попадется на глаза.
У нас в доме в основном готовим мы с домработницей. Мама тоже готовит, но меньше, чем пока был жив он. Что касается Айюлы… Посмотрим, справится ли она с чем-то хлопотнее закладывания хлеба в тостер.
– Да, конечно, – говорю я маме. Айюла поднимается и идет за мной.
Нужные мне продукты ждут на разделочном столе: домработница вымыла их и нарезала. Мне эта девушка нравится. Она ловкая, аккуратная, спокойная, а самое главное – ничего не знает о нем. После его кончины мы «из практических соображений» уволили всю прислугу и целый год никого не нанимали. Вот только поддерживать порядок в доме размером с наш сложнее, чем может показаться.
Курица уже варится. Айюла поднимает крышку кастрюли, выпуская пар, пахнущий жиром и «Магги».
– М-м-м! – Она вдыхает аромат и облизывает вишневые губки. Домработница краснеет. – Вы молодчина!
– Спасибо, мадам.
– Если готово, может, помочь вам попробовать? – с улыбкой предлагает Айюла.
– Может, тебе лучше помочь ей нарезать шпинат?
Айюла смотрит на подготовленные продукты.
– Так ведь он уже порезан.
– Мне нужно еще.
Домработница спешит еще за одним бушелем шпината, но я зову ее обратно.
– Нет, пусть Айюла принесет.
Айюла наигранно вздыхает, но приносит шпинат из кладовой. Вот она берется за нож, а я невольно вспоминаю Феми, скрючившегося в ванной. Одну руку он держал у раны, словно пытался остановить кровотечение. Сколько он так промучился? Айюла держит нож некрепко, острием вниз. Шпинат она режет быстро и небрежно, с ножом управляется как ребенок – вид готового блюда ее явно не заботит. Так и подмывает остановить ее. Домработница с трудом сдерживает смех. Похоже, Айюла отчаянно старается вывести меня из себя.
Я решаю не обращать на нее внимания, невозмутимо наливаю пальмовое масло в глубокую сковороду, добавляю лук и кайенский перец, которые обжариваю на сильном огне.
– Айюла, ты следишь?
– Угу, – отвечает она, хотя сама облокотилась на разделочный стол и одной рукой лихорадочно набирает что-то на телефоне. В другой руке у нее по-прежнему кухонный нож. Я подхожу к ней, освобождаю рукоять из плена ее пальцев и забираю нож. Айюла прищуривается.
– Пожалуйста, обрати внимание: после этого мы добавляем кайенский перец.
– Ага, ясно.
Едва отвернувшись, я слышу, как Айюла снова печатает на виртуальной клавиатуре. Хочется сделать ей замечание, но пальмовое масло, оставленное без присмотра, начинает шипеть и плеваться. Я уменьшаю огонь и велю себе на время забыть об Айюле. Если захочет научиться – научится.
– Так, а что мы готовим?
Она серьезно?
– Ẹ̀fọ́, – подсказывает домработница.
Айюла кивает с самым невозмутимым видом и подносит телефон к сковороде с овощами в тот самый момент, когда я добавляю шпинат.
– Всем привет! Показываю наши овощи!
На миг я замираю со шпинатом в руках.
Неужели она снимает видео в снэпчат? Я резко выхожу из транса, выхватываю у Айюлы телефон и кликаю «Удалить видео», пачкая дисплей пальмовым маслом.
– Эй!
– Еще рано, Айюла. Еще слишком рано.