– Так, мамочка, успокойтесь!
– Амели… Боже, моя дочь… убил ее. Убил!
Я вою, сидя на полу палаты, тогда как тут уже половина отделения собралась. Перепуганные мамочки сбежались на мои крики, смотрят на меня сочувствующе, прижимая своих деток к груди, а у меня пустота.
Дочери нет. Амели нет. Зверь все же выследил меня и убил… убил нашу дочь.
– Я знала… он найдет, найдет меня. Демон!
От ужаса даже плакать не могу. Меня всю дико трясет, боль такая, что, кажется, сердце скоро ребра сломает. Жжет, горит, догорает!
– Так, Света, давай успокоительное! И полицию вызывайте. Бегом! – строго чеканит мой прибежавший на крики врач, отрывая меня от пола.
На кровать усаживает, в нос какую-то вонючую дрянь сует, после чего мне в руку что-то быстро колют, тогда как меня всю колотит. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу тебя! Как ты мог, как мог так поступить со мной, Тимур? За что, боже, неужели в тебе нет ничего хорошего совсем?!
Руки быстро становятся липкими от игрушечного мишки, добротно пропитанного кровью, но мне все равно. Моя душа словно на куски ножницами порезана и кровоточит теперь сильно.
Амели. Я ее даже покормить не успела своим молоком. Не успела наглядеться на нее, налюбоваться, надышаться ею не успела! Бес забрал мое счастье, превратив его в такую невыносимую черную, просто адскую для меня боль.
Этот страшный день проходит дальше как в тумане. Кошмар, ужас, в который Тимур снова меня опустил… Это он сделал, я знаю, больше некому. Больше никто меня не ненавидел так сильно, как Бес!
Отомстить. Тимур так хотел мне отомстить… Я же дочь его врага, я его враг, знаю. Он сделал это, забрал самое ценное, что было у меня, чтобы месть свою чертову свершить, и теперь я и так умру. Даже казни никакой не надо, ведь я и так сдохну без дочери, как собака, как сука его. Господи…
– Аня, что случилось? С ребенком чего?
Меня за плечо тормошит запыхавшаяся тебя Люба. Кажется, мой врач ее вызвала раньше времени, и она, вся перепуганная, сейчас стоит передо мной, сжимая в руках сумку.
В ее глазах страх, тогда как мне уже не страшно. Мне больно. И боль эта просто убивает.
– Убил… он дочь нашу убил.
– Кто? Ты что говоришь такое, девочка?
– Бес. Бес убил. Мой муж. Н… нашел меня и малышку убил, – говорю это и чувствую, как по щекам катятся слезы. Снова и снова, хотя я даже не плачу. Я не чувствую уже ничего, кроме боли.
– Как? Ты что, девочка, неужели это правда? Господи… Милая моя.
Теть Люба убирает волосы с моего лица, ошарашенно смотря то на врача, то на меня.
– Ты уверена? Видела кого-то здесь? Как это случилось?
– Нет. Не видела. У меня молока н… не было еще, я за смесью п… пошла, а вернулась, нет дочки. Нет Амели. Кровь одна только. Ее кровь.
Показываю ей окровавленного мишку, которого держу в руках, и снова плачу. От слез все расплывается. Мне больно. Мамочка, как же мне больно!
– Спаси и сохрани! Девочка, за что? Неужто он способен на такое?
– С… способен, – глотая слезы, шепчу, чувствуя, что еще немного – и умру. Живот болит, грудь ноет, а в сердце дыра невосполнимая.
– Так, сейчас полиция приедет, расскажешь все, что знаешь! Его найдут. Посадят за такое!
Усмехаюсь горько.
– Не найдут. Не посадят. Не надо, не надо полиции.
Срываюсь с кровати. Выбегаю из палаты мимо шокированных медсестер и мамочек. За мной только теть Люба бежит. Едва успевает.
– Стой, ты куда?
– Мне уйти, уйти надо. Срочно! Нет времени. Не могу больше. Не могу я.
– Аня, да что ж ты делаешь, совсем с ума сошла? Куда ты пойдешь?! Даже суток после родов не прошло. У тебя же сил нет. Посмотри, едва ходишь!
– Мне все равно! П… плевать мне на себя! Пошли. Вещи помогите собрать.
Я выхожу из больницы уже через минуту, накинув куртку. Знаю, если полиция приедет, только время потеряю, которого у меня и так нет.
Кажется, успокоительное на меня не действует, так как я вообще не чувствую ничего. Ни жжения после родов, ни дикой усталости – ни-че-го, кроме боли!
Это все неважно. Я думаю про Амели. Про мою девочку, с которой этот подонок так жестоко обошелся. Лучше бы со мной, со мной, не с ней, Бес, только не с ней!
Я знаю прекрасно, что полиция ничем не поможет. Его не найдут, против него нет оружия, нет закона.
Месть – вот теперь и во мне она играть начинает, пульсировать в висках, течь по венам невыносимой адской болью. Я наконец понимаю ее вкус, и он мне ох как нравится! Холодная, жестокая, лютая месть, которая закипает в моей крови к нему. К этому чудовищу, которого я, дура, еще и любить смела. Я думала, что монстр стал хорошим, тогда как он доказал мне снова, что я ошиблась.