Занимаюсь корректурой «Орфея». Час правлю текст, другой, третий.
Котя сидит на подоконнике и с тоской в осенних глазах рассматривает, как я стучу по клавишам. Он уже успел поспать, поесть, сходить в лоток, умыться, снова поспать, ещё поесть и теперь вот наблюдает за хозяином. Попытки взять меня на понт жалостливым: «Мммьяяяаааууу» и вовлечь в скачки по квартире, закончились неудачей. Я на провокацию не поддался.
Нууу, почти не поддался :))
Чувствую, что от однообразной работы тупею.
И Марсик чувствует, что я тупею, поэтому он говорит ворчливо: «Мря», что по-видимому, должно означать: «Эх ты!», и покачивая серыми шортами скрывается в большой комнате.
Там у него любимая игрушка – белка. Рыженькая, носатая, с бачками и хвостом, как у Марселя. Белка эта не простая, а говорящая. Точнее, смеющаяся. Стоит ей почесать животик и немного надавить на него, она хохочет женским голосом. У меня так первая жена смеялась, когда я острил. Да. Нынешняя вот безо всяких острот смеётся по пол дня. И даже щекотать не требуется и уж тем более надавливать. Ежели надавить куда, она другие звуки издаёт. Икает, ага.
Марселька эти особенности белкиного характера быстро просёк и начал таскать её по углам и щекотать. И, то из-под стула слышится сдавленный беличий смех, то из-под ванны хихиканье, то вообще где-то в кладовке шепчутся. Я однажды подкрался и подслушал. Жениться обещает, мерзавец. Врёт! Прям, захотелось крикнуть: «Не верь, обманет! Все они в марте так говорят! А потом ищи-свищи!»
Обожает Кузьмич с ней возиться, и в чужие руки не отпускает. Шипит и клыки кажет.