– Тук-тук! – позвала Тини Нельсон через дырку в высоком деревянном заборе, который отделял двор Нельсонов от двора Бишопов.
Мелоди притворилась, что не слышит. Она пыталась сосредоточиться. Она была знатной сладкоежкой, а её конфетный запас практически истощился. Но в то утро за завтраком отец предложил заплатить ей по пять центов за каждый выполотый во дворе одуванчик. И Мелоди планировала заработать достаточно, чтобы купить пачку «Скиттлс» со вкусом лесных ягод – а может, и две.
– Чтобы ты знала, когда я говорю «тук-тук», ты должна отвечать: «Кто там?» – объявила Тини.
– Чтобы ты знала, я занята, – откликнулась Мелоди.
– Как-то незаметно, – упрекнула её Тини, прижавшись к дырке в заборе большим голубым глазом. – Кажется, ты выдёргиваешь одуванчики. Тебе помочь?
Стояло субботнее майское утро. Погода в городе Роял, что в штате Индиана, уже много недель радовала необычайным теплом, и с каждым днём приближение лета становилось всё заметнее. Пара кардиналов[1] вила гнёздышко в рододендроне у северо-восточного угла дома Бишопов, а ниже по улице, словно огромный шмель, жужжала газонокосилка.
– Тебе понадобится вилка для прополки, – объяснил отец Мелоди. – Если не вытащить весь корень, одуванчик вырастет опять.
К радости Мелоди, двор густо зарос одуванчиками. Однако она сильно недооценила, какими упорными могут быть их корни. К моменту, когда появилась Тини, Мелоди копошилась во дворе уже полчаса, и так и не вытащила ни одного растения целиком.
– Я сказала, что могу помочь, – повторила Тини.
Она вскарабкалась на забор и перегнулась через край. Пухлые розовые щёчки на её круглом лице походили на две булочки на тарелке.
Мелоди вздохнула.
– Может, твоей маме нужна помощь по дому? – намекнула она.
Но Тини не понимала намёков, чем ужасно раздражала. Кроме того, она задавала слишком много вопросов.
– А зачем на тебе перчатки?
– Затем, что я не хочу пачкать руки, – ответила Мелоди.
– А почему у тебя такие короткие волосы?
– Потому что мне так нравится.
– А ты не боишься, что тебя примут за мальчика?
– Мне неважно, что думают люди.
На Тини Нельсон была белая майка с розовыми кружавчиками, а в её длинных светлых волосах сверкал блёстками пластиковый ободок. Мелоди же вообще не носила вещей с блёстками. Она предпочитала джинсы зимой и шорты из обрезанных джинсов – летом, в кроссовках бегала круглый год, а сверху всегда надевала либо футболку, либо старую рубашку отца навыпуск и с закатанными рукавами.
Мелоди воткнула садовую вилку в землю рядом с большим одуванчиком, а Тини вредным голосом протянула:
– А я знаю то, чего не знаешь ты.
– Ну и молодец, – отозвалась Мелоди, пытаясь выдернуть сорняк.
– И ты не спросишь, что это?
– Нет.
– А это о тебе, – добавила Тини, надеясь зацепить хотя бы этим.
– Всё равно нет. – Мелоди и в голову не приходило, чтобы Тини Нельсон могла рассказать ей хоть что-то достойное внимания.
– Мама говорит, что у тебя нет мамы, – выпалила Тини, не в силах больше сдерживаться.
Мелоди фыркнула:
– Ты думаешь, я об этом не знаю?
– Ну я просто говорю. Мне мама так сказала.
Мелоди положила вилку для прополки на землю и подняла глаза на Тини.
– Это вообще не твоё дело, но моя мама умерла, когда я родилась. То есть у меня когда-то была мама, просто теперь её нет.
Мелоди не особенно трогали подобные разговоры. Отсутствие матери она воспринимала как факт. Они с отцом были очень близки и всегда жили только вдвоём.
– Ты скучаешь по маме? – спросила Тини.
– Как это возможно? Я же никогда её не видела, – ответила Мелоди.
– А кто готовит тебе ужин?
– Папа.
– А кто укладывает спать?
– Никто. Я уже достаточно взрослая и справляюсь с этим сама.
– А угадай, сколько мне лет.
– Мне и угадывать не надо. Я знаю, сколько тебе лет – шесть.
– А вот и нет. Мне почти семь.
Мелоди схватилась за листья и осторожно потянула, пытаясь вытащить растение из земли, не оторвав от корня. Снова не получилось.
– Беспардонные сорняки, – пробормотала она, отбросив сломанное растение на газон, щедро усыпанный обрывками листьев и помятыми жёлтыми цветками. Мелоди знала, что большинство десятилетних детей не употребляют слова вроде «беспардонный», но её отец преподавал литературу в старших классах. И не её вина, что у неё не по годам богатый словарный запас.
– А почему ты не собираешь цветы, а ковыряешь их этой штукой-дрюкой? – спросила Тини.
Мелоди не очень-то хотелось объяснять шестилетнему ребёнку, как правильно избавляться от одуванчиков.
– Ты уверена, что твоей маме не нужна помощь по дому? – спросила она у Тини.
Та скорчила рожицу и издала языком неприличный звук, а потом отпустила забор и с глухим стуком приземлилась у себя во дворе. Мелоди с большим облегчением вздохнула. Избавившись от Тини, она могла полностью сосредоточиться на сорняках. Если она не разберётся с ними в самое ближайшее время, то не видать ей ни единой конфетки, не говоря уже о двух пачках «Скиттлс».
Вскоре пришёл папа Мелоди, чтобы проверить, справляется ли она.
– Ну как успехи? – спросил он.
– Скажем так, – ответила девочка. – Одуванчики выигрывают.
Отец рассмеялся.
– Мне надо в «Риглис», кое-что купить. Поедешь со мной?
– Однозначно, Билл, – обрадовалась Мелоди, вскакивая и стягивая перчатки.
– То есть, несомненно, Джилл? – спросил отец.
– То есть, безусловно, Билл, – парировала она.
– То есть, бесспорно, Джилл?
Это была дурацкая игра в слова, которую они с отцом придумали и назвали «Тезаурус Билла и Джилл». Мелоди задумалась на секунду в поисках ещё одного синонима.
– То есть… односторонне, Билл?
Отец покачал головой.
– Достойная попытка, Мел. Односторонне — это когда что-то делается без согласия или участия других людей, на которых оно может повлиять, – объяснил он. – А теперь наперегонки до машины. Последний моет посуду!
Мелоди не сомневалась, что отец поддался ей нарочно, но возражать не стала. В последнее время он стал таким рассеянным, что у него всё подгорало, после чего кастрюли и сковородки приходилось оттирать с двойным усердием, и мытьё посуды превращалось в настоящую обузу. Но не только это беспокоило Мелоди в его поведении. Он насвистывал песню «Ты моё солнце»[2] уже много недель почти без остановки, и не далее как этим утром во второй раз чуть не затопил ванную. Не раз, заходя в комнату, она заставала отца, глядевшего в пустоту с нелепой улыбкой на лице. Если она спрашивала, что происходит, он изображал непонимание. Но Мелоди знала отца лучше всех. С ним явно что-то творилось.