Илья Алексеевич мчался по Гороховой, не умея оторвать взгляда от ног многочисленных прохожих, встречавшихся по пути. Идея насчет обуви так его вдохновила, что сейчас им владело чувство, будто он вот-вот схватит преступника. Один раз он и вправду остановил какого-то приказчика у Каменного моста, но при ближайшем рассмотрении ботинки оказались совершенно другого фасона, так что сыскному агенту пришлось долго извиняться и выдумывать объяснения о точно таких же, якобы украденных у него в поезде.
– А что же вы от меня хотите? – угрюмо поинтересовался Касьян Демьяныч Костоглот, выслушав сбивчивый рассказ молодого агента сыскного отделения.
Первый подозреваемый из блокнота Ардова, побывавший утром в салоне мадам Дефонтель, оказался главой акционерного общества «Златоустовская железная дорога» с конторой на набережной Екатерининского канала. Илье Алексеевичу пришлось провести не менее часа в приемной среди многочисленных моделей паровозов на полках и подставках, прежде чем высокий начальник соблаговолил принять нежданного посетителя.
– Покупка шляпы разве преступление?
– Нет, – согласился полицейский чиновник. – Но в это утро из салона пропали шляпные булавки…
Голос у Костоглота был низкий и горячий, Ардову казалось, что во время разговора у железнодорожного магната вылетают изо рта раскаленные угольки. Опасаясь обжечься, он даже несколько раз откинулся на спинку стула. Это свойство – видеть голос собеседника – сопровождало Илью Алексеевича с самого детства, как и уникальная память. Как-то однажды, когда он был еще совсем маленьким, во время прогулки по Невскому маменька купила ему сахарную конфетку на палочке. Продавец с большой косматой бородой протянул Илюше две карамельные фигурки и спросил: «Тебе какую зверушку – петушка или лягушку?» Увидев, как изо рта продавца, словно из кувшина, прямо на конфеты медленно выливаются прокисшие щи с кусками капусты, Илюша заплакал. Он так и не сумел объяснить маменьке причину огорчения, знай только твердил «щи» да «щи…», чем окончательно запутал и ее, и няньку.
Почти все звуки имели для Ардова цвет, а зачастую и вкус. Никакой радости от этого он не испытывал, а даже наоборот – скорее страдал. Достаточно было неожиданно подать голос собаке за окном, чтобы вкус пудинга, поданного за обедом, в мгновение становился прогорклым, а молоко «подгорало» прямо во рту. Свойство это он скрывал, поскольку близкие не понимали, а сверстники на улице дразнились. Доктор Лунц в Женеве принялся было с увлечением изучать этот феномен, но через три года вынужден был признать полное бессилие науки и, не умея выявить и исправить причину сбоя, сосредоточился на поиске инструментов для уравновешивания вкусовых галлюцинаций. Было понятно, что проще всего справляться с внезапным вкусом можно при помощи другого звука, который в силу своей благозвучности вызывал у пациента сладость или иное благоприятное ощущение. Но невозможно провести всю жизнь в филармоническом зале. «Звук в карман не положишь», – как-то заметил Ардов и этим натолкнул доктора на мысль изготовить маленькие музыкальные шкатулки на разные случаи. Сначала были выбраны наиболее «вкусные» мелодии, а потом приглашенному часовых дел мастеру пришлось изрядно повозиться, отлаживая сцепление музыкальных гребенок со штырьками на цилиндриках. В итоге в распоряжении Ильи Алексеевича оказалось несколько милых коробочек, положивших начало целой коллекции, которую он с той поры усердно пополнял. Однако же неудобство этого метода было очевидно: не всякие обстоятельства допускают внезапное прослушивание механической мелодии. Тогда часовщик изготовил для Ардова специальные часы, которые исполняли мелодию не по истечении заданного промежутка времени, а всякий раз, как только владелец открывал крышку. Правда, частенько это приводило к казусам, когда присутствующие принимались сверять время, и Ардову приходилось, краснея, бормотать, что его часы, видимо, врут.
В поисках лучшего решения доктор Лунц взялся за разработку пилюлек с разными вкусами, для чего пригласил знаменитого ученого, профессора химического института в Цюрихе Альфреда Вернера. Были выделены три основных вкуса – кислота, горечь и соль, которым следовало найти уравновешивание. В результате многочисленных экспериментов Ардов стал-таки обладателем маленьких стеклянных колбочек, которые он каждый вечер наполнял крупинками из трех разных коробочек. Колбочки нашли свое место в специальной кожаной наручи под манжетой. Ардову пришлось потратить время на тренировки, чтобы научиться извлекать их без привлечения внимания, и теперь он делал это почти филигранно. Правда, пилюльки срабатывали не всегда, но все-таки это было лучше, чем ничего.
– Чушь собачья! – Костоглот выдохнул очередной сноп искр, и Ардов невольно смахнул с рукава невидимые угольки, отчего пришел в еще большее смущение. – С этим вы явились? Выяснить, не крал ли я булавок? Да я такими булавками могу путь отсюда до вашего участка выложить. В три слоя!
– И одной из булавок убили человека, – наконец закончил мысль Илья Алексеевич. – Там же, рядом с салоном мадам Дефонтель.
Костоглот умерил раздражение и задумался. Привычным жестом он открыл лежавшую на столе изящную серебряную табакерку, набрал в щепотку табачной пыли и поочередно поднес к каждой ноздре, шумно вдыхая. Ардов быстрым движением извлек из манжеты колбочку, уронил в ладонь беленькую горошинку и метким броском отправил ее в рот. Дважды чихнув, Костоглот утробно прорычал и впал в задумчивое состояние, воспользовавшись которым сыскной агент слегка отклонился назад и попытался заглянуть под стол, где скрывались ноги коммерсанта.
– Кого же убили? – наконец вернулся к разговору Костоглот.
– Мармонтова-Пекарского Виктора Иудовича. Биржевого маклера. Вы были знакомы?
Илья Алексеевич рассосал пилюльку, и ему, кажется, слегка полегчало.
– Ну так, встречался пару раз, – неопределенно повел плечами Костоглот. – В бильярдном клубе.
– Играете в бильярд? – Ардов оживился, делая вид, что сам увлекается игрой. В учебниках по криминалистике следователям рекомендовали располагать к себе собеседника, находя общие интересы.
– Ну так… – опять пожал плечами Костоглот. – Иногда заглядываю в «Марсель» раскатать партейку-другую…
Костоглот замолчал, а Ардов силился припомнить что-нибудь об игре, от которой был чрезвычайно далек. Наконец в памяти всплыли страницы «Нивы» за номером 43.
– Вы слыхали, в Мюнхене изобрели бильярд с зеркалами? По бортам стола под известным углом ставят шесть зеркал, благодаря чему игрок сразу может знать, каким манером и на сколько ладов можно пустить шар. Говорят, изобретение пользуется большим спросом у новичков.
Костоглот с сомнением взглянул на молодого человека.
– Дурь порядочная.
– Отчего же?
– У них там, в этом Мюнхене, что же, шары за борт не вылетают? Это ж сколько они стекла переколотят, прежде чем шалявый[7] мазом заделается?.. – Спохватившись, Костоглот поправился: – Я хотел сказать, прежде чем новичок мастером станет.
От смущения Ардов не заметил, что Костоглот перешел было на воровской жаргон.
– Да, пожалуй, вы правы… – поторопился согласиться следователь. – Как думаете, у Мармонтова были враги, завистники? – решил он перейти к делу, бросив попытки разглагольствовать о неведомой игре.
– У кого их нет? – справедливо заметил Костоглот. – Человечья порода – товар порченый.
– А вы сами? У вас были основания недолюбливать Мармонтова?
– Сказать по правде, натуры он был гадливой… На обмане капитал нажил.
Костоглот опять задумался, словно что-то припоминая. Очнувшись, он вернул себе грубоватую манеру.
– Вы что же, думаете, это я его булавкой ткнул?
– Что вы, это было бы слишком очевидно. Мол, кто был в салоне, тот и виновен. – Ардов неловко хохотнул и тут же сник, поскольку Костоглот никак не оценил его попытку иронического к себе отношения. – Для кого изволили заказать шляпку, если не секрет? Вероятно, для супруги?
– Я холост, – коротко ответил магнат.
Илья Алексеевич окончательно растерялся и, набравши воздуху, выпалил:
– А у вас есть алиби?
– Какое еще алиби? – едва не с угрозой спросил коммерсант.
– Где вы были сегодня в полдень?
– Здесь, в конторе. После салона сразу сюда и прибыл. Двадцать пять душ служащих могут это подтвердить. – Костоглот буравил Ардова нехорошим взглядом. – Егорка! – вдруг гаркнул он что есть мочи, и Илья Алексеевич подпрыгнул на стуле от неожиданности. Его обдало огненной волной с запахом горелого пера.
Дверь скрипнула, и в проеме появилась голова секретаря, расчесанная на прямой пробор.
– Слушаю, Касьян Демьяныч!
У Ардова сложилось впечатление, что помощник все это время стоял за дверью и только и ждал, чтобы откликнуться на призыв.
– Господин полицейский желают знать, где я был сегодня в полдень.
– Об этот час Касьян Демьяныч изволили пребывать в конторе, в которую прибыли без четверти десять, о чем имеется соответствующая запись в реестре приходов, – с готовностью доложил помощник.
– Ступай.
Дверь тут же затворилась. Костоглот вышел из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
– Еще вопросы есть?
Ардов уставился на ноги железнодорожного магната.
– Что? Почему вы пялитесь на мои ботинки? – не удержался Костоглот.
– Какая прекрасная обувь. Я недавно вернулся в Петербург, еще плохо ориентируюсь. Это вы на заказ шили?
Костоглот слегка растерялся от резкой смены темы.
– Магазин башмачных товаров Собцова. Семь девяносто за пару.
– Это в Гостином дворе?
– Угу.
– А размер не подскажете?
– У меня? Фут с четвертью. Зачем вам?
– Не подходят…
Ботинки и вправду были большие. При мысленном наложении на меловой след они существенно выступали за его пределы. Ардов досадливо сжал губы и мысленно вычеркнул фамилию Костоглота из записной книжки.