В это утро Эммилия проснулась рано. Два солнца только показались на горизонте, стараясь обогнать друг друга, но все равно двигались в унисон. Она и раньше задумывалась, а вдруг одно из них – всего лишь тень другого? И на самом деле солнце одно, как и на Земле. Но в мире магии наукой и изучением немагических природных явлений почти никто не занимался. Если ей удастся это исправить, то было бы прекрасно.
Аман спокойно спал на широкой постели. Она наблюдала за ним вчера весь день, боясь реакции на резкую смену обстановки. Но её не было. Он вел себя так, будто не произошло ровным счетом ничего. Словно и раньше каждый день переносился порталами в другие миры, видел толпу незнакомых драконов и людей, смотрящих на него как на божество.
Не оглядывался по сторонам, не рассматривал непривычное убранство и народ. Не было детского интереса, но что радовало – не было и страха этого места, этих людей и нелюдей. Зато лишь почувствовав ее беспокойство, намеренно или нет, но он отпускал свою силу, заставляя окружающих склоняться перед ними, а кого-то и падать на колени.
И в его безучастности она видела словно свое отражение. Только её жизнь уже окончена, а его только начинается, и ей так хотелось, чтобы он умел испытывать и выражать радость, удивление. Но он этого почти не делал.
Вечером в ванной с пеной она снова старалась дурачиться из последних сил, понимая сама, как жалко выглядят ее попытки. Сын улыбался ей, и даже пару раз в его глазах засветились смешинки. И это был максимальной наградой. Она не просто должна обеспечить ему безопасность, вернуть трон, но и дать беззаботное детство. Даже в этом мире наследники до момента получения второй ипостаси были практически предоставлены сами себе, изучая лишь элементарные основы. Лишь после совершеннолетия начиная вникать в устройство государства, решение важных вопросов.
Аман же получил вторую ипостась слишком рано, и с тех пор будто сразу повзрослел. А ещё очень тонко реагировал на её эмоции. Она знала от Айвери, хоть та и не была слишком откровенна, что дар эмпатии – очень непростой. Ты будто проживаешь эмоции человека вместе с ним. А её эмоции редко были положительными, лишь когда они оставались наедине, играли.
В этом Эммили винила себя. Когда-то оставив здесь свою способность проявлять чувства, возможно, она обрекла сына на то же самое. Хотя её родители души не чаяли во внуке, стараясь радовать его ежесекундно. Но он всегда был не по годам спокоен, даже скорее – отстранен. А ещё она бы подумала, что ребенок нем, если бы несколько раз он не обращался к ней короткими предложениями, когда ему было нужно что-то, чего она не понимала и не догадывалась сделать сама. Но пытаться заставить его говорить всегда было невозможно и она бросила это дело, надеясь, что рано или поздно он сам начнет общаться нормально.
Тем более, что ходить с ребенком с золотыми вертикальными зрачками по врачам на Земле было бы проблемой, поэтому вместо логопеда был интернет. А так как мальчик не болел вообще ничем, то особой необходимости в посещении больниц у них и не было.
До наступления полугода он ещё вел себя как любой другой ребенок, плакал, спал, ел только смеси, не принимая молоко. А потом… впервые обратился в маленького абсолютно черного дракончика. Это произошло среди ночи. Вот спал рядом малыш, а в следующую секунду – дракон. Небольшой, размером с крупную собаку, но все же.
Эммили гладила его тогда, просила вернуться обратно, и спустя пару минут он обернулся. Правда, только после того, как поджег подушку. С тех пор это происходило раз в полгода примерно, и судя по всему, обороты были неконтролируемые – ничего не предвещало, не было испуга или сильных эмоций, что могли бы спровоцировать. Девушка же могла лишь прятать его и уговаривать, боясь, что сын так и останется во второй своей ипостаси.
Но зато ребенка как подменили. Он больше не плакал, терпеливо лежал или сидел там, где его оставляли. Не капризничал. Развиваться стал быстрее, рано начал ходить, бегать. Но не повторял слова, даже играл редко. Чаще просто смотрел куда-то в пустоту, пугая родителей и саму Эммилию.
Конечно, они видели, что внук не совсем обычный. Особенно, когда после того первого оборота в нем проснулась сила, каждый раз прорывающаяся наружу, стоило понервничать Эммилии. Но бабушка с дедушкой так были привязаны к чаду, что готовы были принять его любым. И не задавали никаких вопросов, видимо, боясь спровоцировать возвращение того состояния, в котором вернулась дочь несколько лет назад.
Вот и вчера Аман просто был рядом, не обращая внимания ни на кого. И Эммили хорошо продержалась, не показав ни разу своих истинных чувств. Зато узнала массу информации, которую теперь нужно было переварить.
Все говорили, что король в последнее время вел себя более чем странно, а после и вовсе перестал появляться на люди, передав бразды правления советнику. Во всяком случае, так провозгласил он сам. Так же именно Эдвард подписал указ о том, что принц Арсель именем «Его королевского величества» изгоняется из государства. Самого Арселя и в глаза никто так и не видел после совершеннолетия, видели только отъезжающую повозку с королевским гербом.
Принцесса Айвери жила уже долгое время в монастыре и отказывалась вернуться во дворец, хотя не раз к ней отправляли гонцов. В невесте короля видели надежду на будущее, поэтому не оставляли надежд увидеть её на престоле. Но поговаривали, что она редко выходит из кельи, готовясь стать верховной жрицей. Эммили решила во что бы то ни стало поговорить с девушкой, чтобы разобраться в происходящем.
Общая ситуация в стране была плачевная. Социальная политика заброшена, люди и драконы голодают. Рабов порой просто выбрасывают на улицу, чтобы не кормить ещё один рот. Толпы неприкаянных начинают промышлять разбоем на улицах городов. И это страшно.
Зная о том беспорядке, который творится у черных драконов, два соседних государства объявили войну. Из-за этого прекратилась торговля и жизнь здесь стала совсем невыносимой. Так как все решения принимал Эдвард единолично, последние несколько военных компаний провалились, погубив несколько сотен подданных – военных и рабов. Армия и штат прислуги были расхлябаны. На протяжении нескольких лет живя без всякого порядка, стремились угодить только высшим по положению, чтобы не попасть под казни, которые вершились по поводу и без.
Это раньше необходим был суд в лице короля, теперь каждый дракон, выше по положению, имел право казнить подданного по своему решению. Самоличному.
Эммили ужасалась тому, что слышала, едва сдерживая ярость и желание прикончить советника прямо здесь, в кабинете короля. Аман усиливал выбросы силы, напоминая всем, кто он и почему они с матерью здесь. И воины склонялись раз за разом, признавая в нем наследника, ни словом, ни делом не выражая недовольство. Поэтому под вечер Эммилия стремглав бежала с сыном в храм, чтобы наконец объявить его наследником официально, а себя регентом. Она наделась, что жрец признает её. Иначе – пропало все.
Церемония прощания с дедушкой Эвиром была очень масштабной. Не понятно, то ли действительно все так любили его и пришли почтить память, то ли – поглазеть на живого наследника, единственную надежду рода великих драконов, как сказал верховный жрец.
В конце церемонии он попросил каплю крови от неё и Амана для алтаря, чтобы подтвердить его происхождение. Удостоверившись, он засвидетельствовал право наследника на трон и при всех поклонился Эммили. Только после этого она перестала ловить на себе смущенные и непонимающие взгляды.
В самом храме находились только драконы, люди стояли во дворе. И когда она на глазах и тех и других, держа за руку сына, вошла внутрь, раздалось аханье и оханье со всех сторон. Мало того, что она была человеком, так ещё и с клеймом позора на шее. Прокаженных не пускали даже в придворовую территорию. Она же была матерью наследника, что вводило всех в полнейший шок и не понимание того, как к ней относиться.
Поклон верховного жреца заставил всех выдохнуть. Если Великий алмазный дух признал её сына наследником, а её – законной матерью дракона, то и у народа не осталось вопросов. К тому же после всего она попросила жреца позволения войти в храм людям, толпящимся во дворе.
И к удивлению услышала, что Великий алмазный дух никогда не противился этому, это правило ввели высшие драконы, считая рабов, коими по большей части люди и являлись, недостойными.
Когда толпе у входа объявили разрешение Эммилии и жреца войти внутрь, люди выкрикивали её имя и кланялись до самой земли. Драконам, по крайней мере, большей их части, было безразлично. Несколько занимающих высокое положение придворных попытались указать ей на то, что не стоит необдуманно менять порядки, сложившиеся веками.
– Скажите это своему королю, когда он появится. Благодаря ему, я, обычный человек из другого мира, стала матерью наследника рода. И раз я стою здесь с вами, то и подобные мне могут войти.
И конечно на это ответить им было нечего. Наследник рядом с заклеменной человечкой подтверждал то, что король позволил ей стать избранной. И перечить ей сейчас – значит перечить и ему. А короля боялись до чертиков. Ну это уже на манер землян она так думала. Драконы не знали ничего про Бога или Ад, зато говорили, что демоны существуют здесь на равных правах с другими магическими существами. Эммилии хотелось познакомиться со всеми. Но это потом. А пока она уже смогла получить поддержку в людях, и должна найти общий язык с драконами, чтобы добиться поставленных целей.
Эльма, пришедшая за полночь с церемонии прощания, чтобы помочь Эммили с сыном приготовиться ко сну, рассказала, что люди теперь молятся на мать наследника. В ней видят спасение от гнета драконов и восстановление прежней спокойной жизни.
Служанка была так воодушевлена, что говорила без умолку, чем вызвала едва заметную улыбку Эммили. Она видела в Эльме восемнадцатилетнюю себя – счастливую, беззаботную, оптимистичную.
– Госпожа, ещё все обсуждают Вашу необычную красоту. У нас-то в основном все смуглые, темноволосые. А вы как фея, честное слово.
– Ты видела фей, Эльма?
Девушка смутилась.
– Нет, госпожа, но говорят, что они очень красивы. В гареме нет никого, кто мог бы сравниться с Вами!
И тут же осеклась, сообразив, что могла обидеть мать наследника сравнением с гаремными девицами. Но Эммилия неожиданно заинтересовалась.
– Как дела в гареме?
– Так же, как и везде, госпожа. Плохо. Большинство девушек разъехались по своим семьям (кого приняли, конечно) или с разрешения господина советника вышли замуж. Но это мало кто. Он не позволял больно-то… А некоторые… Уж простите, госпожа, но теперь женщины советника. Хотя это не по правилам, живя в замке, они принадлежат королю… Только тот не звал к себе оттуда никого, говорят, много лет. Вот господин Эдвард и…
– И что, все, кто остались, ублажают Эдварда?
– Конечно нет, госпожа. Есть те, что преданны королю, несмотря на его отсутствие. Ну и им некуда идти. Да и… не вольные же они теперь. Попав в гарем, потеряли свободу, а семьи не всех готовы принять… такими…
– Понятно.
– Госпожа, не разозлитесь, если спрошу?
– Попробуй, узнаем.
– Девушки боятся, что раз короля нет, а Вы теперь при высоком положении, то… Прогоните их всех на улицу. Заступиться ведь некому. Или казните… И я подумала…
– Передай, что не будет ничего такого. Никто никого не казнит. И не прогонит. На короля я тоже не претендую, а уж тем более – на его гарем. Пусть живут себе спокойно.
– Вы очень добры, госпожа.
– Мне просто все равно, Эльма. И будь добра, подготовь мне на утро дорожную одежду, может что-то есть у тебя или в общем гардеробе гарема, шить некогда.
– Вы отправитесь в дорогу?
– Вероятно. И на этом все, можешь идти.
Низко склонившись, служанка попятилась к двери.
– Эльма, у тебя спина не болит? – Девушка подняла на Эммили непонимающий взгляд. – Не нужно кланяться так низко, можешь приветствовать нас кивком головы, этого достаточно.
– Но как же, госпожа…
– Неужели мне нужно обязательно приказывать, а просьбы не достаточно?
– Простите, госпожа, конечно достаточно. Больше не стану.
Видимыми усилиями сдерживаясь от поклона, она склонила голову и выскочила за дверь. Сейчас побежит успокаивать гарем и рассказывать о странностях новой госпожи. Эммили отметила это про себя снисходительно, будто служанка была забавной зверушкой. Но раздражения она не вызывала, скорее – умиление. Может даже когда-нибудь она сможет доверить ей побыть с Аманом.
А пока…