Район, в котором находился дом тетушки Сэма – Дарел, когда-то считался окраиной города. Чистый, тихий, с гладко выстриженными газонами у аккуратных маленьких домов, фасады которых всегда ярко украшались к праздникам, особенно ко Дню независимости и Рождеству.
Доктор Сэм Хейли – высокий, темноволосый джентльмен с красивыми, чуть раскосыми карими глазами и манящей таинственной грустью улыбкой – припарковал свой «Мини Купер» у дороги, поскольку во дворе стоял грузовик. Несколько человек суетились вокруг дивана. Сэм с грустью посмотрел на старый диван темно-лилового цвета. Он вспомнил, как они вместе с тетушкой Дарел ездили на распродажу выбирать диван, как она прилипла к продавцу, выпрашивая тридцатипроцентную скидку, а тот ни в какую не соглашался, но она отказывалась сдаваться и ходила за ним по всему павильону, распугивая других потенциальных клиентов своей грустной, почти что плачущей физиономией. В конце концов продавец сдался и оформил для них скидку как для работников магазина. Тетушка была на седьмом небе от счастья. Сэм никогда не понимал ее вкусовых предпочтений, вот и в тот раз она не удивила, выбрав диван темно-лилового цвета, хотя стены в ее гостиной были светло-голубые.
Он изредка подшучивал над ее манерой одеваться, но она не обращала на это никакого внимания, тем более что его шутки ни в коей степени не были обидными, скорее, их можно было принять за комплимент. Сэм бы никогда не позволил себе обидеть тетушку, заменившую ему обоих родителей. Сразу после катастрофы, разделившей жизнь обоих на «до» и «после», тетушка решила оставить попытки устроить свою личную жизнь и посвятила всю себя воспитанию Сэма. Она бережно хранила воспоминания о своей сестре – матери Сэма, понимая, насколько это должно быть важно для осиротевшего мальчугана. Ему тогда было всего пять, ей тридцать восемь, своих детей у нее не было, она вообще мало что понимала в родительстве и всегда мечтала путешествовать, но и эту мечту ей пришлось на время отложить.
Сэм подошел к дому со стороны гаража. Когда-то в нем стоял старенький «Форд» пикап, в детстве Сэм мечтал о том, что, когда вырастет, купит себе нечто подобное. Ему нравилась двухместная кабина и довольно вместительный открытый багажник, в котором тетушка возила краски и инструменты, она была художницей и зарабатывала в основном росписью стен в частных домах. После появления в ее жизни Сэма тетушке пришлось найти постоянную работу, но она никогда не отказывалась от любой, даже самой непростой халтуры. Она помнила, как сестра мечтала о том, что ее сын вырастет и станет выдающимся ученым, неважно в какой из наук. Главным для нее было дать ему образование, которое они с сестрой не смогли себе позволить.
Сэм вошел в дом, споткнувшись об оставленный на пороге чемодан. Тетушка – пожилая, чуть полноватая, очень миловидная женщина – расцеловала его и, усадив за стол, поставила перед ним тарелку с несколькими кусками своего фирменного пирога с курицей.
– Пирог сегодня особенно удался! Спасибо тебе за все. Я даже не представляю, как буду справляться один, – Сэму было действительно жаль расставаться со своей тетушкой.
– Не преувеличивай, Сэм! Я имею в виду не пирог, он действительно удался, – тетушка звонко рассмеялась. – Мы и так почти не видимся. Ты все время проводишь на работе, а до старой зануды тебе и дела нет.
– Это не так, ты же знаешь, – перебил ее Сэм, жуя и то и дело роняя крошки на чистые брюки.
– Так и не порадовал старую тетку.
– Опять ты за свое?
– Да, опять! И не сдамся! Нужно уметь переступать через прошлое и двигаться дальше! Даже издалека я буду докучать тебе своими надеждами. Ты должен отпустить прошлое. Ради своего будущего, – Дарел широко улыбнулась, подошла и обняла Сэма сзади за плечи. Потом тихо шепнула: – Никогда не говори никогда. Я вот тоже думала в свое время, что никогда, а вот видишь, как жизнь повернулась. Ты не Господь, хотя я уверена, что и у него нет окончательного плана ни на кого из нас. Все в наших руках. А твое счастье в твоих руках, – тетушка вернулась к плите и налила Сэму еще какао.
– Моя дорогая, как же ты не понимаешь, я и так счастлив! – Сэм многозначительно посмотрел на Дарел, но его взгляд не произвел желаемого эффекта.
– Ну конечно, счастлив, никто не сомневается. Просто мог бы и о тетке подумать. Вот приходится уезжать отсюда, совсем дела себе не найти, а были бы внуки, так разве я бы решилась, да еще так далеко! – тетушка взмахнула руками и глубоко вздохнула.
– Мне казалось, что эту темы мы давно уже закрыли, – Сэм не поднимая головы работал над пирогом.
– Закрыли. А почему бы не открыть снова? Пока еще не поздно, – тетушка Дарел стояла у плиты, опершись о кухонный шкаф и не унималась: – И черт с ними, с деньгами, потраченными на билет, авиакомпания вернет половину.
– Не говори ерунды!
– Вернут, вернут, я узнавала.
– Зря только время потратила, мы же давно все обсудили.
– Мы все тяжело пережили случившееся, но все еще может наладиться, и я все равно не понимаю, даже если ты не хочешь рисковать снова, хотя бы жениться ты можешь?
– Дарел, пожалуйста. Не сейчас.
– А больше случая уже не представится.
– Может, оно и к лучшему, – Сэм улыбнулся. – Ты, конечно, понимаешь, что я сейчас пошутил.
– Шутник тоже мне. Чем тебе не понравилась Трейси? Такая милая девушка, и сынок у нее просто чудесный, – Дарел закатила глаза. – Могли бы жить как люди. Она по крайней мере позаботилась бы о тебе.
– Я сам в состоянии о себе позаботиться, – Сэм отвечал спокойно, этот разговор о женитьбе и потомстве тетушка заводила каждый раз, он уже привык и знал все ее выпады и аргументы.
– Кстати, она заходила ко мне вчера и передавала тебе привет, – не унималась Дарел, – ты ей понравился, в общем-то.
– Хм… В общем-то? – Сэм ухмыльнулся.
– Ну да, ее немного смутили разговоры об обездоленных и нищих и твоя позиция по этому поводу, но в целом ты ей понравился.
– Хорошо. Я рад, что могу еще нравиться женщинам «уровня» Трейси. Жаль только, что не могу ответить им взаимностью, – Сэм, как всегда при обсуждении с Дарел своей личной жизни, перешел на полушутливый тон.
– Ну конечно! Тебя здоровые и состоятельные женщины как-то не интересуют. Куда интересней проводить время с твоими подопечными, – тетушка не имела ничего против того, чем в свободное от работы время занимался доктор, но ей казалось, что в этом и есть причина его одиночества.
– Конечно, интересней, – Сэм продолжал отвечать в полушутливом тоне. – Вот что интересного в Трейси?
– Да много чего. Она яркая разносторонняя личность.
– Личность? А что по-твоему делает ее личностью?
– Ну, не знаю, она просто личность, и все.
– Просто личность? Интересно. Давай поближе ее рассмотрим.
– Не начинай!
– Ну ты же сама начала! Так вот, при ближайшем рассмотрении Трейси я не только не нахожу в ней личности, но и более того, вижу абсолютную посредственность, не способную мыслить самостоятельно. Даже при выборе воды, – казалось бы, вода, просто вода, главное, чтобы была чистой, так нет, – даже здесь ей потребовался совет специалиста!
– А что тут такого? Она просто старается дать своему сыну лучшее, тем более что средства позволяют.
– Лучшее что? Что для ребенка есть это лучшее? Ты думаешь, ему есть дело до того, какой марки воду он пьет? Или какого цвета на нем шортики, а может, он в восторге от того, как сидит на его маленькой головке эта чудовищная неудобная шапочка, которая стягивает его бедную голову весь злополучный вечер?
– Вполне симпатичная шапочка. И она ему действительно идет, – попыталась возразить тетушка.
– Я не спорю, что шапочка вполне себе ничего, если рассматривать ее как отдельный предмет, отдельный от головы несчастного ребенка, вынужденного ее носить по прихоти полоумной мамаши. Ты видела его лицо? Ты обратила внимание на этот усталый взгляд?
– По-моему, все с ним было в порядке! И вел он себя просто изумительно для его-то возраста.
– Он смотрел на нас таким измученным, усталым взглядом. Он ждал, когда этот визит закончится, и он наконец сможет избавиться от ненавистного, причиняющего боль и неудобства предмета своего туалета. Все, чего тогда хотел этот трехлетний мальчик, это снять чертову шапку и пойти поиграть на улице, а не ходить по струнке и не изображать из себя идеальное создание на радость вздорной мамаше.
– Она мать! И ей лучше знать, что для ее сына хорошо! – возмутилась тетушка. – Я хоть и не рожала тебя сама, но воспитывала и всегда знала, что и как для тебя было лучше! – чуть обиженным тоном протараторила Дарел.
– Дорогая моя Дарел, любимая моя тетушка, – доктор поднялся со своего стула, подошел к тетушке и, приобняв ее, чмокнул старушку в лоб, – мы не говорим сейчас о тебе и обо мне, но если хочешь, то знай, я всегда понимал груз ответственности, свалившийся на тебя с моим появлением, и старался доставлять тебе как можно меньше хлопот.
– Да, – тетушка почти прослезилась, – ты всегда был хорошим мальчиком. Я так рада, что ты у меня есть! Господи, прости, конечно, я не имею в виду, что рада гибели сестры, ты понимаешь. Я, конечно, не смогла дать тебе всего самого лучшего, но я, видит Бог, я старалась, я… – она запнулась и решила не продолжать. Комок, подступивший к горлу, душил любую ее попытку вымолвить слово.
– Я понимаю. Не волнуйся так. Все в порядке, – Сэм чуть наклонился и заглянул тетушке в глаза. – Я очень тебя люблю и благодарен тебе за каждую минуту, выкроенную для меня. И кстати, я рад тому, что у нас не было много денег и что каких-то вещей мы себе не могли позволить. Иногда чем хуже, тем лучше.
– Не знаю, может, ты и прав, – тетушка взяла себя в руки и улыбнулась. – Ты у нас доктор, тебе видней.
– Ладно, давай не будем спорить. Лучше поговорим о чем-нибудь хорошем.
– Да, согласна. Не время ругаться и выяснять, кто прав. Ну ладно, доедай. Я заверну тебе остаток пирога с собой.
Тетушка Дарел достала из кухонного ящика фольгу и бережно завернула остатки пирога.
– Если что, ты всегда можешь присоединиться к нам.
– Жизнь как курорт? Конечно, привлекательно, но я пока не готов уходить на покой.
Сэм сделал глоток остывающего какао и старательно доел все крошки, остававшиеся на тарелке.
– Хочешь, я сам отвезу тебя в аэропорт?
– Не беспокойся, мой милый! Френк за мной заедет, нам есть о чем поболтать в дороге напоследок, – она широко улыбалась, но глаза выдавали грусть.
Тетушке было грустно не потому, что уезжает, и скорее всего навсегда, она грустила о прошлом. О том, что прошло и что уже никогда не вернется. Она любила этот дом, свою маленькую кухню, уютную, пусть и нелепо оформленную, гостиную, своих соседей, большинство из которых жили здесь с самого детства, так же, как и она сама. Ее тоже любили – за простоту, прямоту и неиссякаемую жизненную энергию, которой она щедро делилась с любым, кто испытывал в ней нужду.
Любила Дарел и этот город, и этого когда-то мальчугана, а теперь солидного мужчину, успешного психиатра, которому подарила всю свою любовь и заботу. Теперь ей не хотелось быть ему обузой, и она решила провести остаток жизни на райском острове Гоа на юго-западе Индии вместе со своей лучшей подругой Минни и группой таких же «независимых» пожилых людей. Ее ждали долгий перелет и беззаботная жизнь на берегу Аравийского моря. Возможно, когда-нибудь доктор присоединится к ней, но это маловероятно.
– Ну все, мне пора, – Сэм встал из-за стола, стряхнул крошки с чуть помятых брюк, взял из рук тетушки заботливо приготовленный сверток с пирогом, обнял ее и направился к двери. – Не могу поверить, что прощаюсь с тобой, – он обернулся и, чуть опустив голову, тихо сказал: – Я тебя люблю.
– И я тебя, мой мальчик, не грусти, – она подошла к нему, нежно поцеловала его в лоб и улыбнулась, смахивая предательскую слезинку со щеки. – Ну все, топай, а то опоздаешь.
Сэм вышел из дома, в котором вырос, чтобы уже никогда сюда не вернуться. Ему было не по себе, томящее чувство надвигающегося несчастья не давало ему покоя уже несколько дней, но понять его природу Сэму никак не удавалось. Он только что расстался с единственным родным человеком и был уверен, что это навсегда, но не данное обстоятельство терзало его душу. Он почему-то был твердо уверен, что с тетушкой все будет в порядке, даже был рад, что она наконец-то готова отпустить его и оторваться от обязательств, снова обрести легкость независимости и свободы от обстоятельств, исполнить мечту, оставленную больше тридцати лет назад ради благополучия Сэма, и отправиться в далекие страны, чтобы никогда уже не возвращаться на родную землю.
Все, что было дорого ее сердцу и памяти, уместилось в маленьком старомодном чемоданчике. Она купила его за несколько дней до постигшего их семью горя, собираясь в дальние страны вместе со своим бойфрендом, который клялся ей в любви и верности до конца дней и который с легкостью поднялся по трапу самолета, оставив Дарел наедине с ее несчастьем и горой проблем, свалившихся на нее вместе с неожиданным родительством.
Дарел никогда не жалела о сделанном выборе, она любила Сэма как собственного сына и постаралась заполнить пустоту, образовавшуюся в его душе после утраты обоих родителей настолько, насколько это было возможно. Несмотря на свой возраст, Сэм понимал, как трудно его тетушке дается забота о нем, и с малых лет старался помогать ей во всем – от банального мытья посуды до попытки заработать деньги.
Он брался за любую работу, не забывая при этом об учебе. Его ежедневный распорядок дня вплоть до окончания школы был примерно одинаковым. После уроков, бодро спрыгнув со ступенек школьного автобуса, он сломя голову несся домой и первым делом садился за выполнение домашнего задания, если таковое имелось, затем наскоро перекусывал тем, что было в холодильнике, и спешил на «заработки». Соседи жалели сироту Сэма и старались найти для него хоть какую-нибудь подработку, если ни в своих домах, то рекомендовали его своим друзьям и знакомым.
Так у Сэма всегда было полно дел, с которыми он справлялся быстро и качественно. Кому-то требовалось подстричь газон, кому-то убрать мусор с заднего двора, а кому-то и вовсе сходить в магазин за лишним галлоном молока. Сэм никогда не опаздывал и проявлял должное уважение к своим работодателям, что очень нравилось последним, и его приглашали снова и снова, давая возможность заработать лишнюю копейку. Все деньги, которые Сэм приносил тетушке Дарел, ежедневно деловито вытряхивая карманы и гордой улыбаясь, она откладывала на специально открытый сберегательный счет на его учебу и старалась сама пополнять его время от времени, если удавалось сэкономить пару лишних долларов.
Каждый вечер, возвращаясь с работы, Сэм обычно делился с тетушкой своими впечатлениями, переживаниями и эмоциями, пережитыми за день, они сидели на крыльце с кружками горячего какао и беседовали обо всем, что приходило им в голову. С возрастом Сэм начал задавать вопросы, на которые Дарел было все труднее отвечать, но она не сдавала позиций авторитетного собеседника и часто тайком читала книги на темы, интересующие Сэма на тот момент, поэтому всегда находила, что ему ответить, а Сэм с интересом слушал истории, пересказываемые тетушкой на свой манер.
Так год за годом проходило время, Сэм взрослел, менял круг интересов и предпочтений, обзаводился новыми знакомыми и расставался со старыми, влюблялся в сверстниц и барышень постарше, но не пользовался успехом ни у тех ни у других, несмотря на привлекательную внешность. В итоге, не добившись особо успехов у противоположного пола и потерпев пару оглушительных фиаско публично, решил посвятить всего себя учебе и работе, вот только с выбором окончательной профессии никак не мог определиться. Ему всегда хотелось помогать людям, он мечтал спасать жизни и подумывал стать хирургом или врачом скорой помощи, горячо рассуждал о том, что вовремя оказанная квалифицированная помощь так важна, и если бы тогда… – он всегда замокал на этом моменте, но тетушке и так было понятно, что он имел в виду.
Если бы тогда прибывший на место первым врач скорой помощи вовремя сумел распознать скрытую рану, то его мать не потеряла бы столько крови и могла бы остаться в живых, но этого не случилось, и Сэму потребовалось много лет, чтобы с этим смириться.
Школьные годы пролетали, и подходило время выбора дальнейшего пути. Сэм знал только, что хочет стать врачом, и приложил немалые усилия для того, чтобы поступить в колледж. Тетушка скопила к тому моменту необходимую сумму, добавив к ежедневным сбережениям деньги, вырученные от продажи имущества погибшей сестры, и свою долю скромного наследства, оставленного небогатыми родителями, общей суммы хватило на оплату обучения. Однако ни во время учебы в колледже, ни в интернатуре он долгое время не мог определиться со специализацией, пока трагический случай с одной из студенток не заставил его задуматься о том, что очень часто можно предотвратить беду. Он решил для себя, для того чтобы спасать жизни, вовсе необязательно ждать, когда случится непоправимое и смерть встанет за спиной колдуна-врача, скрестив свои костлявые пальцы на удачу.
Самоубийство лучшей студентки третьего курса престижной медицинской школы и одной из самых красивых девушек, которых Сэму доводилось встречать в своей жизни, произвело на него неизгладимое впечатление, он окончательно утвердился в выборе специализации и продолжил учебу и практику уже в области психиатрических наук.
Через несколько лет лицо тетушки светилось от счастья, когда она переступила порог кабинета Сэма Хейли, доктора психиатрических наук, ее обожаемого племянника и уважаемого в медицинских кругах специалиста. Сэм проработал в интернатуре чуть дольше, чтобы лучше ознакомиться со всеми нюансами выбранной специализации. Он с удовольствием перенимал опыт старших коллег и прислушивался к их советам и мнениям, уважительно принимая во внимание даже самые нелепые теории.
На встречах выпускников старался не выделяться и не привлекать к себе внимания, а напротив, предпочитал держаться в стороне и слушать. Умение слушать было его отличительной чертой, и однокурсники часто шутили о том, что при выборе специализации Сэму явно не пришлось долго думать с его-то «терпеливыми» ушами. Сэм улыбался и никогда не пытался спорить, доказывая обратное или объясняя истинную причину своего выбора, его вполне устраивало сложившееся о нем мнение коллег.
Несмотря на успешную карьеру и очень приятную внешность, Сэм не стремился устроить свою личную жизнь. Получив по наследству незавидное положение носителя гена гемофилии1 группы А, он успел потерять надежду на счастливую семейную жизнь, похоронив своего ребенка сразу после его появления на свет. Врачи диагностировали внутреннее кровоизлияние, несовместимое с жизнью. Жена Сэма отказалась верить в реальность происходящего, не смогла справиться с ударом и постепенно угасла. Сэм всегда находил спасение в работе и долго не мог простить себе того, что позволил ей сдаться, не оказался рядом в минуты крайнего отчаяния.
Но теперь все это было далеко позади, и доктор учился жить заново, каждый день собирая по крупицам остатки собственной души посредством помощи нуждающимся.
На работу доктор Сэм Хейли, как обычно, поехал в объезд через кварталы с дешевым, но вполне безопасным и уютным жильем.
Заехав по дороге в сигаретную лавку, Сэм припарковал свой «Мини Купер» неподалеку от пожарного гидранта, рискуя получить за это немалый штраф, но мест больше не было, а он не собирался здесь задерживаться надолго. Выкурив сигарету, Сэм наконец вышел из машины и направился к одному из домов на противоположной стороне улицы, обходя и перепрыгивая многочисленные мелкие лужицы, которые задержались на дороге после вчерашнего дождя, украшая собой унылые местные пейзажи. Лужи придавали привычной серости этой части города чуть больше красок, отражая кусочки неба с волочащимися по нему облаками, и изредка ловили пролетающих мимо птиц.
Мальчишка Эрик, симпатичный десятилетний сорванец, переминался с ноги на ногу на пороге собственного лома, когда доктор остановился напротив. Сэм заметил на его ногах ботинки, совсем новые, с еще блестящей кожей и аккуратно завязанными шнурками. «Жизнь налаживается», – подумал доктор и улыбнулся. Потом подошел к мальчику и потрепал его по макушке.
– Ну что, опять пару схлопотал? – Сэм по-отечески улыбнулся.
– Ага, – виновато отозвался мальчуган. – Опять математичка не стала слушать моих оправданий, а я ведь и правда маме помогал вчера. Она так расстроится.
Он вздохнул и как бы невзначай перевел взгляд на свои новые ботиночки, ожидая, что доктор наконец заметит и скажет что-нибудь по этому поводу.
Сэм проследил за его взглядом и решил не разочаровывать Эрика:
– Крутые ботинки! – его лицо изобразило неподдельный восторг. – Новые совсем, не жмут? Не натирают?
– Да, новые! – воскликнул Эрик. – Совсем новые! Я сам выбрал! Мама купила мне! У меня даже коробка есть, и продавец дал гарантию на тридцать дней. Представляешь, если что-нибудь с ними случиться за тридцать дней, то я могу принести их обратно, и мне поменяют на другие, такие же совершенно новые ботинки!
Эрик рассказывал о приобретении с энтузиазмом и восторгом, слегка подпрыгивая на месте. Новые ботинки… Он так давно о них мечтал, донашивая чужую старую обувь – — единственное, что его мать долгое время могла позволить для своего сына. Но теперь Эрик был абсолютно счастлив в своих новых ботинках, ведь это означало, что у них с матерью началась новая жизнь.
Теперь все наконец изменится, и над ним больше не будут смеяться в школе, обзывая старьевщиком. Сэм невольно вспомнил свое нелегкое детство, его так же дразнили в школе, потому что он донашивал старые вещи соседских детей, собирая по копеечке на образование и не позволяя себе роскоши обновок. Только раз тетушка купила ему новый костюм, когда он заканчивал школу и по ее подсчетам денег на образование уже вполне хватало. Он не в обиде на нее, она все сделала правильно, и поэтому сейчас он может искренне радоваться вместе с этим простодушным мальчуганом его обновке.
– Я так за тебя рад! – Сэм легонько похлопал Эрика по спине.
– Да, но всю картину портит моя двойка. Мама так старается, а я ее подвел.
– Ничего, главное, что ты знаешь, что прав, а оценки, да кому они нужны. Пойдем, я поговорю с твоей мамой.
– Спасибо, друг! – Эрик снова оживился и, не откладывая более, постучал в дверь.
Через минуту дверь открыли. Мама Эрика, женщина, родившая ребенка после сорока, что называется «для себя», встретила их улыбкой.
– Доктор, как я рада вас видеть! Что-то ты задержался сегодня, – обратилась она к сыну, помогая ему снять тяжелый рюкзак с учебниками. – Все в порядке?
– Да, мам, – мальчик потупил взгляд, присел на пуфик у двери и начал медленно развязывать шнурки и аккуратно стягивать ботинки. – Ты только не расстраивайся сильно, ладно? Я исправлю двойку, просто эта училка, она, понимаешь, она меня не любит. Все время цепляется, – он наконец стянул оба ботинка и поднял голову в ожидании реакции матери.
– Не переживай, мой хороший, я совсем не расстроилась. Ты же у меня очень умный и способный, уж я-то знаю. Беги мой ручки, сейчас будем обедать.
Она обняла Эрика и, чуть шлепнув по спине, отправила в ванную. Эрик не сразу отправился мыть руки, сперва он достал из стенного шкафа обувную коробку и, бережно сложив в нее свои ботинки, убрал обратно в шкаф. Потом подпрыгнул и, напевая какую-то веселую песенку, побежал в ванную.
– Доктор, вы присоединитесь к нам?
– Спасибо, Эли, я только что от тетушки. Вот, кстати, она испекла свой коронный пирог с курицей, – он протянул ей сверток. – Угощайтесь. – Потом, немного помешкав, продолжил: – Эли, у вас все в порядке? Как вы себя чувствуете? Вам нужна помощь?
– О, Сэм, спасибо. Вы так к нам добры, – она старалась скрыть смущение и наворачивающиеся слезы. – Все хорошо. Спасибо вам.
– Как на новой работе? Оплата достойная, вам хватает?
– Да, да, все хорошо. Мне предложили новую должность, с полной медицинской страховкой, пенсионным счетом и еще некоторыми бенефитами2. Я начинаю со следующей недели, придется попотеть первое время, но я справлюсь, я уверена! – голос Эли был полон надежд и уверенности. – Только вот придется чуть меньше времени уделять Эрику, но он понимает, помогает мне очень. И вот, вы же видели его ботиночки. Он так счастлив.
– Он у вас умница. Вы можете им гордиться.
– Да, он старается. Спасибо вам, доктор, за все, – Эли подошла к Сэму и обняла его. – Я давно хотела вам сказать, да вы и сами знаете, в общем, если бы не вы, тогда… – на ее глазах начинали проступать капельки, но Эли сдержалась: – Я бы… мы бы… не справились…
– Ну что вы, Эли, не стоит, я же врач. В конце концов, я должен помогать людям, – Сэм улыбнулся, чуть смутившись.
– У нас теперь действительно все хорошо. Скоро мне больше не придется работать по вечерам, нам с Эриком будет хватать на жизнь. Кстати, я стараюсь откладывать понемногу, чтобы… ну… Вернуть вам долг… Я…
– Эли, нет никакого долга, все хорошо. Я забуду обо всех расходах при одном условии, – Сэм заговорщически улыбнулся, в глазах Эли промелькнуло чуть заметное сомнение.
– Каком?
– Обещайте мне, что будете счастливы.
Эли сдалась, и слезы, покинув свое укрытие, потекли по ее лицу.
– Мне пора, – Сэм обнял женщину. – Возможно, мне скоро придется уехать из города. Может быть, надолго, так что я рад, что вы в порядке, но если что, Эли, я оставлю вам адрес и телефон. И я настоятельно прошу, вы знаете, в любое время, пожалуйста, и никакого стеснения, это ведь моя работа – помогать. Так что, пожалуйста, я вас очень прошу, если что. Не ради себя, ради него, – он указал в сторону ванной.
– Да, да, не сомневайтесь. Я больше… я… Теперь я справлюсь.
Эрик выбежал из ванной, подскочил к Сэму и потянул его за рукав:
– Пойдемте кушать, я такой голодный.
Сэм обнял мальчика и шепнул на ухо:
– Ты знаешь мой номер. Если что, я всегда приду вам с мамой на помощь! Не забывай, что вы не одни. Ты молодец. А математичка, не обращай на нее внимания! Наверное, ее в детстве не любили родители, и она просто завидует, что у тебя есть мама и что она тебя любит. Это самое главное. Никогда не сдавайся, – Сэм выпрямился. – Ну, все, мне пора бежать.
Он улыбнулся и вышел за дверь, подумав про себя, что будет скучать по этой парочке. Но у них уже все хорошо, они могут жить и без его участия, а в мире еще столько людей, кому нужна его помощь, и ему пора идти дальше.
Сэм вернулся к машине, чуть играючи перепрыгнув все встретившиеся на пути лужи, повернул ключ в зажигании и, прикурив сигарету, тронулся с места.
Объехав еще несколько домов своих «добровольных подопечных» – так он называл людей, кому по доброте своей оказывал посильную помощь, Сэм направился в офис.
Его логика была проста: раз уж он не мог иметь детей, но очень их любил, Сэм решил разделить свою жизнь пополам. Одну часть посвятить работе ради заработка, а вторую, большую часть – помощи семьям, попавшим в трудную ситуацию. Как правило, это были неполные семьи, в основном мамы, по тем или иным причинам оставшиеся одни с детьми и наедине с миром и всеми его невзгодами.
Ему самому, как он решил, много не нужно, с собой, в конце концов, ничего не заберешь, наследников у него не предвиделось. А так его вполне устраивает и маленькая квартирка, и немного денег на ежедневные расходы, все остальное он тратил на помощь другим: покупал продукты, помогал снять жилье и оплатить его на пару месяцев вперед, пока мать не выберется из сложной ситуации. Помогал находить работу, устраивать детей в детские сады и приличные школы на льготных условиях. Делал все, чтобы наладить жизнь своих подопечных. И как только ситуация выравнивалась, он оставлял их жить своей жизнью, справляться с трудностями, но уже с новыми силами, надеждами и большей уверенностью.
В общем, был своего рода ангелом-хранителем для многих попавших в нежданную беду детишек и их родных.
Сэм не любил развлечений, его никогда не привлекали огни ночного города и бессмысленные хмельные беседы с пошлыми шутками и часто откровенной глупостью. Работа владела им полностью. В рабочее время он в основном вел прием «коммерческих» пациентов, а все остальное время посвящал своему исследованию психических расстройств, связанных с детскими «невидимыми», как он их называл, травмами. Спал он мало и в основном тревожно, принимая близко к сердцу переживания своих подопечных и обдумывая всевозможные пути развития того или иного случая в детской психике. И пытался предсказать, как эти травмы скажутся на поведении в период взросления, чтобы постараться если и не свести на нет, то хотя бы минимизировать отклонения. Тем не менее здоровью его можно было позавидовать.
Наконец-то он доехал до офиса, не опоздав ни на минуту, как, впрочем, в большинстве случаев – пунктуальность была еще одной неотъемлемой чертой Сэма. Офис был его вторым домом. Там он проводил большую часть своего времени, прячась от мыслей о прошлом и надежд на будущее.