– Миссис Саммерсон, миссис Саммерсон, где вы? – экономка беспокойно металась на заднем дворе огромного дома, задевая своей старомодной пышной юбкой кусты только что распустившихся пионов, над которыми активно трудилось семейство диких пчел.

Май в нынешнем году выдался особенно теплым и влажным. Дожди щедро поливали плодородные земли благополучной земли и пророчили небывалый урожай яблок и груш. Сад дышал ароматами плодовых деревьев и распустившихся весенних цветов. Деревья перешептывались, обсуждая вчерашнюю грозу, ее последствия и сожалели о старом дубе, которому не удалось пережить минувшую ночь. Когда-то он был статным великаном, служил уютным домом здешним певчим птицам, надежно укрывая их от капризов погоды и переменчивого в своем настроении ветра, ныне же, прогнивший от самых корней, он больше не смел надеяться на завтрашний день. Лесорубы, вызванные по случаю, запаздывали, и экономке пришлось идти в обход по давно заросшим тропинкам. Центральная дорожка, выложенная аккуратной садовой плиткой цвета мокрого речного камня, была перегорожена упавшим накануне деревом.

– Миссис Саммерсон! Девочку пора кормить и укладывать спать!.. И какой черт понес ее сюда одну, да еще и с ребенком, – то и дело ворчала она себе под нос. – Скользко, мокро, и неизвестно еще, все ли ветки успели попадать с верхушек, чего доброго, свалится на голову.

Протиснувшись между зарослями диких роз, облюбовавших заброшенную часть сада, она наконец разглядела знакомую фигуру своей хозяйки.

Волосы миссис Саммерсон, тщательно уложенные с утра, были растрепаны. Наброшенный прямо на ночную рубашку халат, отороченный по краям золотыми нитками, был порван в нескольких местах, на ее бледном лбу ярким пятном красовалась царапина. Она не плакала, сидела чуть наклонившись вперед и не могла пошевелиться. Ее обветренные губы дрожали, а руки сжимали скомканное детское одеяльце. Экономка нашла ее сидящей на краю черной дыры, окольцованной каменной кладкой. Старый колодец, как незатянутая рана на вновь помолодевшем теле, напоминающая о былых, давно ушедших временах, разделяла сад на две части. Его давно собирались засыпать, но все никак не находилось времени. Сперва кончина старого хозяина (отца молодой хозяйки), затем ее скорая свадьба с молодым, подающим надежды доктором психиатрии, и, наконец, рождение долгожданного первенца. О колодце совсем позабыли. До этого дня.

Ее голос хрипел, но она не спешила откашляться:

– Я… я… я… хотела попить… Она… Она выскользнула из рук… Господи… как же так… – наконец женщина разрыдалась.

– Миссис Саммерсон, что случилось? Лили, где Лили? – экономка растерянно оглядывалась по сторонам, пытаясь сообразить, куда ее хозяйка могла положить несчастное дитя, но все напрасно. На мокрой земле не было ничего, кроме слетевших ночью веток и листьев деревьев, окружавших место трагедии.

– Там, – женщина указала на черный круг колодца. На поверхности темной воды бледным пятнышком виднелось маленькое детское тельце.

Лили вчера исполнилось шесть месяцев.


Из записки, найденной в комнате миссис Саммерсон следующим утром:


«Исправить ничего нельзя. Я нужна ей, я это чувствую, я знаю, я должна быть хорошей матерью, я должна быть рядом с ней. Прости меня, Анри. Прощай, люблю тебя. Твоя Анжелика».


Тело миссис Саммерсон было найдено в том же колодце, где днем раньше утонула ее шестимесячная дочь.