Тарек проснулся в просторной светлой комнате и увидел записку, оставленную хозяином, координатором ИГИЛ[18] Атмаджи Озбеком. Тот написал Тареку, где его найти в Гранд Базаре. А оттуда они вдвоем поедут на встречу, которую полковник ожидал уже больше недели…
Остальные гости Озбека ютились в двух других комнатах. Газовый баллон, висевший на балконе, едва обогревал квартиру. Все спали на полу, мерзли, и только полковнику из Ирака предоставили низкую оттоманку. Зимний свет падал наискосок на стену, где висела фотография хозяина в Сирии, обвешанного оружием, с воздетым к небу указательным пальцем. Он там проходил обучение в одном из специальных лагерей.
За окном виднелась мечеть. Муэдзин надрывно зазывал уже на вторую молитву. Надо было соответствовать званию религиозного фанатика, и Тарек, торопливо сделав омовение, вместе с остальными обитателями квартиры совершил положенный салят, мыслями витая далеко, думая о предстоящей встрече.
По его просьбе Алим перебрался в Сирию, обосновав это перед игиловцами в Ираке тем, что в Сирии он сможет быть более полезен в обучении новых воинов джихада. Несмотря на увлечение наркотиками, Амин оставался верен Тареку, вытащившему его в свое время из жуткой нищеты и сделавшему достойным офицером, состоятельным человеком. Тарек женил его на двоюродной сестре своей жены Бадры. В общем, всем ему был обязан Алим. А когда понял, что от его оборотистости зависит благополучие уважаемого Ясема-сайида, он и вовсе взял себя в руки. Для всех окружающих оставался расслабленным, увлеченным наркотиками, а на самом деле практически не употреблял, а понимая, что и собственной жизни, и будущности Тарека его задурманенный мозг стал угрозой, он и вовсе завязал.
С Тареком держал связь по интернету, шифруя тщательно все свои послания. По его же наущению он приехал в Алеппо, где находился тренировочный лагерь «Шейх Сулейман», состоящий примерно из семидесяти человек. По информации, полученной из Центра Тареком, именно в этот лагерь больше всего приезжало выходцев из стран бывшего СССР. Лагерь принадлежал группировке «Джейш аль-Мухаджирин валь-Ансар»[19], которая вместе с «Фронтом ан-Нусра» принимала участие в боях за Алеппо.
Алиму предстояло быть там инструктором. А сам Тарек, побывав и в Алеппо, и в Харитане, где располагался еще один тренировочный лагерь джамаата[20] «Имарат Кавказ» («Кавказский эмират»), и в Атме, в распределительном пункте, куда прибывали новобранцы, направился в Турцию для подбора кадров из прибывших в Стамбул радикалов и для участия в своеобразной сходке главарей ИГИЛ[21].
В загородном домике собрались деятели ИГИЛ[22] со всей Турции. В самом деле, Тарек добился много больше, чем год назад Горюнов в своем «сирийском походе». Но если бы Петр имел такую игиловскую биографию, он бы тоже не растерялся…
Особняк с белым ажурным металлическим забором вроде бы выглядел обычной виллой богатого стамбульца. Но был нашпигован камерами, датчиками движения. Решетчатый полупрозрачный забор мог ввести в заблуждение своей открытостью, но с дороги виднелись только мощенные розовой плиткой площадки для машин, за ними плотная живая изгородь – не продерешься, не подглядишь. С другой стороны – огромная веранда над Босфором с зонтиками от солнца, вмонтированными в бетонные круглые подставки, чтобы не улетели от ветра. Сейчас, осенью, зонты были сложены и напоминали каждый в отдельности пику Дон Кихота.
Выросший в нищете, Тарек паталогически страдал от нехватки образования и наверстывал упущенное в зрелые годы. Собрал приличную библиотеку в том доме, который разбомбили американцы и где сгорели и жена с дочерями, и библиотека, и тот самый известный «Мерседес» от Саддама. Он читал и «Дон Кихот» Сервантеса, изумляясь сумасбродству идальго, а увидев напомнившие пики сложенные зонты, подумал, что в наше время с Дон Кихотами только так – закатают в бетон, и никто не станет выслушивать их нравоучения. Он с пикой, а ему из «Стечкина» в лоб.
Собравшиеся мужчины выглядели, пожалуй, даже чересчур солидно. Никаких тебе бород, фанатичного блеска в глазах! Только у двоих в руках Тарек заметил четки. Их всех можно было охарактеризовать как менеджеров среднего звена, банкиров, портовых инженеров. Солидные костюмы темных оттенков, рубашки, галстуки. Озбек, к счастью, предупредил Тарека о дресс-коде, и он не испытывал неловкости.
По сути эти люди и были управленцами – менеджерами войны и смерти, далекими от религиозности, как неандерталец от фуги Баха. Планирование, мотивация, контроль, организация – все как в солидной фирме. Только на выходе не продукция, а цинковые гробы, которые они переправляют родственникам, чьи дети, мужья погибли в чужой стране за мнимое толкование Корана, за черный халифат и власть бандита-халифа, за похищенные в сирийских музеях и церквях ценности, посланные через Турцию на Запад коллекционерам за немалые деньги. Отправляли цинки не всегда, чаще безымянные, без документов тела растаскивали по косточкам одичавшие собаки в зоне боев, а белые обглоданные черепа безглазо взирали на белое сирийское солнце. Счастье из пустых глазниц не лучилось. Остались дома матери, отцы, жены, дети, живые, родные, осиротевшие, порицаемые соседями, что воспитали боевика. И нет райских кущ, а есть застывший в разверстых глазницах страх, предсмертный и запечатлевшийся навсегда.
Смерть за веру – святость во все времена. Никто не отменял величие подвига – умереть за Родину, за веру, за семью, за честь! Радикальные исламисты опошлили и это.
Тарек считал, что его сын Наджиб погиб именно так, отдав жизнь за Родину и за семью. Стиснув в кулаке военный медальон своего сына, Тарек вечерами молился ему как святому, разговаривал мысленно с ним. Но не хотел принять бессмысленные смерти в Ираке, в Сирии, произошедшие во имя того, чтобы эти (Тарек исподлобья окинул взглядом «менеджеров») наслаждались осенним вечером у Босфора, ели и пили, приезжали сюда на роскошных японских и немецких машинах…
Души погибших не будут свидетельствовать о рае. Отнюдь! Они могут свидетельствовать только о глупости их обладателей. Да и есть ли души у людей, способных отрезать голову другому человеку, пытать, издеваться над стариком – директором музея, над ребенком, женщиной, монахинями, разорять чужие храмы?
Тарек прошел войну, повидал всякое, да и после войны работал не в богадельне. Слыл человеком жестким и даже жестоким, но он не принимал идеологию черного халифата, считая ее сродни фашистской. Чем не та же расовая теория, теория превосходства? Только вместо расы «правильный» ислам. В свое время именно арабы поддерживали Гитлера, они создали организацию наподобие «Гитлерюгенда» – «Al Futuwwah». Тогда уже подбивали молодежь на агрессию, выбрав возрастную категорию, благодатную для обращения в свою веру. Дисциплина, обучение стрельбе из всех видов оружия, конспирация – какой мальчишка и юноша откажется от игры в войну, да еще с настоящим оружием, когда у тебя власть в руках, пахнущая порохом и страхом более слабых?
В конце тридцатых и в первой половине сороковых аль-Хусейни[23] усердствовал. Власть и тщеславие – вот что было движителем этого человека. Что движет нынешними провокаторами? Они также привлекают молодежь и вооружают ее, обещают праведную жизнь и рай после скорой смерти. А никто в смерть не верит, особенно молодые… Но все-таки как им удается так воздействовать на людей, что они едут как зомби в Турцию, затем в Сирию, в Ирак? С одной стороны, у современной молодежи большая степень информированности – доступ ко всем возможным источникам – телевидение, интернет. А с другой – в этом и заключено зло – через интернет как раз и вербуют бойцов для черного псевдохалифата. Компьютерные сети окружены ореолом истины в последней инстанции, дескать, нет там цензуры. Зато есть ощущение сопричастности к истине, которая для избранных, тех, кто «понимает», создает абсолютное доверие ко всему там написанному. И всеобщая недообразованность мешает здраво рассуждать. Cui prodest?[24]
«Кто в этом мире станет так настойчиво бороться за души других? – рассуждал Тарек. – Со своей бы разобраться. Да еще армии сколачивают…»
Он сел за столик на веранде вместе со своим координатором. Суть загородной встречи заключалась в том, что «менеджеры» общались друг с другом. Прямо конференция по обмену опытом!
Подходили и к ним, знакомились, обсуждали с Озбеком что-то про автоматы для Ваиза и Джари, находящихся в Бухаре. Как обеспечить их «длинными стволами» и не засветить.
Тарек понимал, что Ваиз и Джари – это не подлинные имена, а псевдонимы, которыми боевиков-радикалов называли в учебных лагерях Сирии для конспирации. Вычислить их по таким именам практически невозможно. Только если отследить по переписке, по СМС, по интернету. В любом случае сам факт, что эти парни собираются вооружиться в мирном городе «длинными стволами», принесет много проблем властям Узбекистана.
В дальней части веранды, у самой воды, готовили шиш-кебаб, замариновав баранину в йогурте – так она становилась гораздо мягче. Дымок от стационарного мангала то стлался по-над водой, то ветерком его загоняло на веранду и раздразнивало аппетит. Тарек озяб от ветра, хотелось пересесть поближе к мангалу и погреть руки – от углей исходил сухой ровный жар. Он так и сделал: прошел к ажурному парапету и, облокотившись, стоял рядом с мангалом, ощущая жар боком и глядя на пролив.
Вдруг он почувствовал что-то тревожное… Обернулся. На веранду в этот момент вышел мужчина в шикарном костюме, темно-сером, с легким блеском ткани, поверх пиджака была легкая куртка, кожаная, отличной выделки. Мясистый нос и низкий лоб не портили его, даже, пожалуй, придавали некую мужественность смуглому лицу.
Тарек отвернулся, без труда вспомнив, где видел этого фактурного турка. Теперь он думал как быть: подойти, поприветствовать, напомнить об их встрече в Багдаде? Или… Полковник припомнил, что Кабира не слишком обрадовал визит турка. Что, если у них контры? Не стоит так рисковать до выяснения у Центра деталей общения Кабира и носатого турка.
Бочком, бочком, словно любуясь видами Босфора, Тарек, не поворачиваясь лицом к турку, но краем глаза держа его в поле зрения, добрался до Озбека.
– Атмаджи, мне надо уехать. Есть срочное дело. Еще утром планировал, но не знал, что тут все так затянется. А отсюда не свяжешься ни с кем. – Тарек достал из кармана выключенный мобильный телефон и потряс им с досадой. – Важный разговор, понимаешь?
Из-за конспирации присутствующие не принесли телефоны с собой или держали их выключенными, поврозь с сим-картой и батареей.
– Слушай, я ведь хотел познакомить тебя с интересными и полезными людьми, – разочарованно вытянулось и без того узкое, продолговатое лицо Озбека. – Что за срочность?
– Надо успеть до семи связаться с моим командиром в Алеппо. Иначе у меня будут неприятности, – Тарек решил напустить побольше туману, лишь бы уйти быстрее.