Как в итоге выяснилось, «на дорожку» у Артура Аркадьевича коньяком не ограничивалось.
– Вот тебе таблетки с запасом. – главврач потряс увесистой баночкой, – не факт, что они вообще понадобятся, головные боли по идее не должны вернуться. Но, если да – пей не задумываясь. Вот тебе шампунь. В кругах, куда мы с тобой вхожи, с такой прической вращаться не принято, а если будешь им мыться утром и вечером, к ближайшему визиту в alma mater худо-бедно обрастешь. Теперь – о кругах! Вот тебе записка. – он положил на стойку листок бумаги, – покажешь декану. Если вдруг его не застанешь – ректору. Или Андрюше Соколовскому, мой приятель по… тем годам. Знаешь такого? – Родион кивнул. Трижды доктор наук Соколовский был в студенческой среде живой легендой. – ну и прекрасно. Тоже не последний человек в ВГУ. – Конюков усмехнулся, – такое с ним когда-то творили. Огонь. А собственно записка открывает двери в мир закрытой сессии. Ты как-никак только перенес операцию на мозге, а что тут, что там не садисты. Все-таки. Но только на тройки. Для оценки повыше нужно будет на экзамены хотя бы явиться. И хоть что-то внятное ответить. За стипендию у нас принято драться. В твоем случае символически.
Родион повертел листок в руках и положил обратно.
– У меня такой расклад, что явиться придется. Платит за все отец, а у него насчет меня были вообще другие планы. Портить картину мне вообще не вариант. Ну и так еще… Для самооценки.
– Я в тебе и не сомневался. – Родион хотел было поблагодарить врача и пожать ему руку, но тот ладонь отдернул, – Еще не все! Насчет экспериментального лечения, – Родион резко насторожился. – Саныч… Да чтоб меня… Баграт Александрович установил тебе экспериментальный датчик.
– Фу-ух, я уже подумал, что придется оплатить мини-бар. – врач оценил шутку и рассмеялся, – а куда?
– Внутрь черепной коробки, конечно, ты ведь не по поводу эректильной дисфункции у нас наблюдался. – Родион сделал вид, что не заметил ответного подкола и слушал внимательно, – датчик активирован. Если что-то пойдет не так, ты сразу узнаешь об этом и позвонишь кому?.. – Родион кивнул, – Верно. Мой номер есть на новой симке. Завтра в шесть утра датчик перезагрузится и будет мониторить работу всего организма. Там даже интерактивное меню есть, но подробнее рассказать не могу, даже не представляю, как оно работает, – главврач развел руками, – но разработчики утверждают, что даже ребенок разберется, так что… – он похлопал Родиона по плечу, – Отпускаю с миром первого счастливого обладателя системы раннего предупреждения. Если все получится… Ты и не представляешь, от скольких болезней больше не нужно будет искать лекарство. Зачем вкладывать миллиарды в разработки, когда можно будет диагностировать и удалять заболевание автоматически на самой ранней стадии. Да даже антинаучный коммерческий CRISPR с его элитарными перспективами!.. – Родиону от этой пламенной речи стало слегка не по себе. Главврач заметил его волнение, – да не напрягайся ты так. Это эмоции. Лучше почувствуй момент. На прием… – он сосчитал про себя и заторопился, – через две недели. Ладно, машина ждет. Надеюсь, тебе у нас понравилось. За Корейко нашего извини. Если что, я всегда на связи.
После долгого рукопожатия Конюков, не оглядываясь, удалился куда-то вглубь здания. Родион вышел во внутренний двор. У ворот терпеливо дожидалась иномарка с эмблемой клиники. Окинув напоследок взглядом роскошный фасад, он сел в авто.
– Я здесь остановлю, хорошо? К пятьдесят второму только на вездеходе, или на вертолете там…
– Да-да, так даже лучше.
На самом деле, Родион с самого начала хотел попроситься на выход пораньше – при всей ее роскоши, в клинике СМТ не давали кофе. Точнее, давали, но либо без кофеина, либо из ячменя или еще какой-нибудь суррогатной дряни. А на Мира 50, к его удовольствию находилось некое подобие кофейни с поэтичным названием «Кафе», прожженными клеенчатыми скатертями и пропитывающим одежду насквозь запахом беляшей, но вполне сносными напитками.
Противный ветерок прошелся по нехотя обрастающей родионовой плеши. В этих местах такая «прическа» не была редкостью, но Родион все же накинул капюшон толстовки.
Впитывая вышеупомянутый запах, пока кофемашина жужжа и скрежеща выдавливала из себя по капле струйки вожделенной жидкости, Родион одновременно ассимилировался обратно в привычную среду, меняя кожу незаметно для самого себя и отдавался в лукавые объятия ностальгии: если в Восточносибирске подобное заведение выглядело вопиющим анахронизмом, то на его малой родине других попросту не было.
Перекладывая из одной руки в другую горячий стаканчик, он добрался до подъезда и привычно нащупал в левом кармане ключи, но только у входа в квартиру сообразил, что связка из трех тощих ключиков, без брелока, толстовку покидала, а после прачечной заботливая рука кого-то из работников клиники вернула ее на прежнее место.
Квартира номер 17 как будто не заметила отсутствия хозяина. Не в полном, конечно, смысле хозяина – отец Родиона, человек торговых кровей, выторговал эту жилплощадь за смешные семь тысяч в месяц, но оплатил за два, а по истечении срока – еще за три года вперед, но об этом позже. Обставлена она была в духе интерьеров какой-нибудь компьютерной игры на заре самого этого явления – без лишней детализации: справа у стены стоял неудобный и топорный компьютерный столик из мебельного магазинчика через дорогу, скрипучее кресло, кричащее голосом то ли чайки, то ли цыпленка-бройлера, если начать на нем качаться, рядом с ним – допотопный, с потрескавшимся покрытием, лакированный шкаф, запиравшийся на ключ, доставшийся от предыдущих хозяев, у другой стены рядом с дверью на балкон – диван в безвкусный пестрый цветочек все из того же магазина, у стены напротив – второй и последний предмет мебели, представлявший советскую эпоху – громоздкий раскладной столик с неимоверно тяжелой столешницей. Столик пустовал.
Кухне удивить тоже было нечем – в шкафчиках с кривыми дверцами, составляющих то, что обычно называют «гарнитур экономкласса», кроме чая, сахара, пачки растворимой лапши на случай внезапного голода или лени, набора посуды на полторы персоны и пакетика с запасными саморезами и другими, менее понятными деталями, никогда ничего не хранилось. В мойке лежала пара кружек с бурыми кольцами на стенках. Неуверенно стоящий на украшенных рубцами от частых ударов табуреткой ногах обеденный стол пустовал. Его край облизывала колышущаяся занавеска – когда хозяин в последний раз покидал свое жилье, то оставил форточку открытой, и в квартире устоялся мерзкий холодок.
Форточку Родион закрыл первым делом. А больше дел собственно и не было. Разве что одно. Он немного порылся в шкафу и извлек оттуда абсолютно новый, с пленкой, телефончик – простенький, какие раньше родители давали первоклашкам, чтобы быть на связи, до тех пор, пока и эта категория потребителей не принялась отчаянно мериться дюймами диагонали и прочей, несомненно, важной атрибутикой. Крышка телефончика поддалась не без труда, и извлеченная ранее из пакетика с застежкой симка твердо заняла свое место. Пропущенных нет. СМС – тоже. Телефон они тоже, что ли, оплатили?..
Родион собрался было посмотреть, как себя занес в список контактов Артур Аркадьевич, но передумал. Отложив телефон, он включил компьютер. Поморщился – в сообществе 517-й группы, как и следовало ожидать был закреплен пост со словами поддержки. Мелочь, приятно, но внимание к своей персоне Родион не любил. Два новых сообщения – наведя было курсор, Родион передумал и развернулся в кресле вокруг своей оси. Оно нехотя вскрикнуло.
10:45, а спать не хотелось, спешить никуда не требовалось. Окончательно передумав снимать толстовку и носки, Родион поставил чайник, без особого фанатизма сполоснул одну из кружек, бухнул в нее щедрую щепотку чая, заварил. Собрался было спрятать чай обратно в шкафчик, но передумал, как попало закрыл коробочку, бросил на столе и вернулся к компьютеру.
Один из, точнее, единственный, с кем из одногруппников он в принципе общался, Виталя Котов говорил – «некуда девать время – зарубись во что-нибудь, все равно его будет мало». Родион бросил грустный взгляд на иконку «TFT» – оно бы и в самый раз, да после без малого двух недель простоя скил упал до такого уровня, что даже боты засмеют. Не вариант. Так он и застыл перед монитором с таким лицом, как будто подавился чем-то, и оставался в таком положении еще минут двадцать.
Чай как раз остыл до нужной кондиции, и Родион принялся громко прихлебывать, листая соцсети.
Первоначально это ведь так и выглядит – когда тебе двадцать, какой бы ни был на дворе год, поколение «пепси», «блейзер» или «гараж» – это всегда ты. Но у Родиона как-то не сложилось. И не потому, что он приехал из глубинки – там как раз таки часто, с привычной наивностью, молодежь вкушает любой взращенный на просторах всемирной сети мусор: он искренне не понимал, для кого в очередной раз эксгумируется не вызывающий уже никаких эмоций «аморальный контент», совершаются конвульсивные попытки шутить про «отчима», «приемных», кто постит ТНН-релейтед пикчи, отчаянно пытается гнобить «социо», романтизирует Двач и другие выгребные ямы интернета – уж насколько он сам был малообщителен, но ничего хотя бы отдаленно похожего на то чувство собственной убогости или неполноценности, которое тысячи мемов еще со времен Feels Guy и лягушонка Пепе пытаются %username%’у помочь у себя диагностировать, он в школьные годы, да и сейчас не испытывал. С Родионом как будто раз за разом, только со сменой картинки поверх зеленого полотна, повторялся случай на уроке литературе в десятом классе, когда Татьяна Яковлевна, обладательница сразу двух черных поясов: по глубине погружения в трансцендентное и диаметру оправы очков, спросила учащегося Мельникова, верит ли он в Бога, на что тот отрицательно покачал головой, и последовал незамедлительный ответ – «Значит вы, Мельников, не поняли русскую литературу!» С ценностями имиджборд и мемами произошло то же самое: периодически пощупывая непривычный «ежик», Родион скроллил один паблик за другим, но ничего более годного, чем лист фанеры, напоминающий собаку с подписью «Дратути», так и не нашел. А вечер тем временем прокрался в семнадцатую квартиру и удобно расположился в освещаемой одним только монитором комнате. Когда зачирикал звонок, Родион вздрогнул – в голове был бардак вперемешку с досадой непонятно отчего. Когда он заглянул в глазок, то улыбнулся – по крайней мере было ясно, чего ждать дальше.
Санек всегда спешил появиться там, где его ждали. По крайней мере, он сам так считал. Впрочем, он думал не так часто, чаще плыл по течению, не делая крутых поворотов, а если и решался на смену курса, то только на уровне слепого инстинкта или во власти эмоций.
Он был в числе тех, кто вместе с Родионом оставил родной Нижнереченск и, как «Жигули», решившие непременно стать «Феррари», не глядя на сигнал светофора, рванул навстречу огням большого города. Внутреннее чутье без сна и отдыха шептало, что все связанное с таким сладким и манящим словом «перспектива», лежит где-то там за пределами родного пятнадцатитысячника; отец, состарившийся раньше времени на местном опасном производстве и после каждодневных, повторяющихся в малейших деталях манипуляций в цеху не чувствующий в себе сил на что-то более энергозатратное, чем блуждание по Интернету, часто повторял где-то схваченное – «скоро в России сформируется стабильная правовая среда по американскому образцу», не стеснялся намекать сыну, что у госпожи Наваловской, местной судьи с коллекцией лишних подбородков есть не менее впечатляющая коллекция машин, квартир и других важных атрибутов успешной жизни, а вот спустя десяточек, а то и пяточек лет обернуться шоколадом подобным образом, как киндер-сюрприз, сможет любой мало-мальски подкованный юрист. Санек хоть и относился стопроцентно к тем немудреным индивидам, в чьем речевом потоке искушенное ухо упрямо слышит звуки «ы» и «у» даже там, где их совсем нет, а потому по прошествии двадцати-тридцати секунд общения с кем-либо не из себе подобных на автомате попадал в категорию «быдло» или «колхозник», на самом деле не страдал от совсем уж низкого качества серого вещества. Он на тоненького, но поступил на платное отделение юридического института, правда, не смог там задержаться – городские соблазны манили, и то время пока его знания топтались на старте, деньги, заботливо высылаемые отцом на карточку, пришли к финишу, впрочем, как и время для подготовки к зимней сессии, где Санька ждал полный провал – вопреки живучим мемам о том, как студенты сдают экзамены на пьяную голову и без подготовки. Надо отдать ему должное – в нужный момент он снова приналег на весла и круто повернул лодку своей судьбы, избежав падения в печальный андерграунд, на уровень маргиналов и неудачников, которых даже в утренний час пик можно встретить сидящими на ступеньках возле магазина, блуждающими без дела в людных местах, в автобусе с бутылкой пива, в общем, где угодно, только не занятых делом. Он не стал дожидаться, пока придут выселять из общежития, и устроился сначала раздавать листовки, потом курьером, затем пришел на стройплощадку по объявлению, да так и остался кочевать от стройки до стройки. Безрыбье сменилось деньгами, которыми грезят и курьеры, и промоутеры, и младшие, средние, старшие и прочие менеджеры смены в бесчисленных макбургерах и бургермаках. Впрочем, средства у Санька рассасывались быстрее, чем комариные укусы, уступая место либо выпивке, либо следующим за ней проституткам всех мастей, которых, он, доходя до нужной кондиции, вызывал на свою съемную квартирку, повторяя в телефон слегка спотыкающимся языком – «чтоб сиськи побольше были».
С Родионом его связывали не то чтобы дружеские, скорее приятельские отношения – и тот и другой, по сути, не завели в новом месте пребывания никаких знакомств, и потребность в общении часто сводила их вместе, несмотря на разные интеллектуальные касты.
– Ахах, здорова, бандюга! – в дверях стоял кособокий паренек со светлыми волосами, отливавшими ржавчиной, в новенькой олимпийке, надетой прямо на голый торс и сильно стоптанных сланцах поверх черных носков, слегка побуревших от неприлично долгой близости с ногами владельца. Но бросался в глаза, принимая огонь внимания на себя, совсем не «модный look», и даже не цвет волос, а огромный рот, застывший в постоянной то ли саркастической, то ли искренней, от души, улыбке. Но Родион знал, что Санек носит эту улыбку, не снимая, из-за детской операции на «заячьей губе», и не снять ему ее теперь никогда. Санек держал в каждой руке по переполненному черному пакету, и долго не раздумывая, швырнул их один за другим мимо Родиона, в прихожую, – в одном из пакетов что-то глухо звякнуло. Перехватив его тревожный взгляд, гость махнул в сторону пакетов рукой, захлопнул дверь, звякнув задвижкой и приобнял приятеля, похлопав по спине.
– Не, я лечу к нему, думаю, он тут пластом лежит, а он как живой, ахахах! – все еще придерживая Родиона одной рукой, он фамильярно потер его по ежику на голове ладонью другой, – не, ну реально! Я думал, Родю там порезали, а ему только причу подровняли! – он слегка хлопнул Родиона по спине, – не, кроме шуток, здоровья тебе, братан, пошли, расскажешь, че-каво. – они прошли в комнату, Санек увидел включенный компьютер, и кивнул в его сторону, – рубишься в че? Я в «Варфейс» бывает по приколу гоняю, знаешь такую тему?
Родион отмахнулся:
– Да не, ты ж знаешь, я не игровой. Так по мелочи. Больше кинцо какое глянуть.
– Ну, епт… – Санек промычал с легкой досадой. – да и х*ли нам! – Не давая Родиону опомниться, он подхватил пакеты, один отшвырнул еще дальше, к компьютерному столику, – из него выкатился крупный апельсин и проследовал по неровному полу хрущевки до балкона, а второй небрежно опорожнил на диван – из него одна за другой выпали четыре бутылки вина и россыпь пластиковых коробочек и пакетов с непонятным содержимым, – кальмары там, еще всякая шняга, тебе щас по-любому полезно! – он потряс одной из коробочек, недолго думая, метнул ее на стоящий у стены столик, быстро подтащил столик к дивану, отгреб принесенные богатства в сторону, уселся, закинул ногу на ногу, засунул руку в карман олимпийки, и, пытаясь достать оттуда что-то большое и неудобное, кивнул Родиону в сторону дивана, – ну давай, рассказывай!
Родион вздохнул и плюхнулся рядом.
– Да было б че рассказывать. – он покосился в сторону винного арсенала, – заказал по Интернету один девайс для компа, поехал на Западный забирать, утром очнулся в грязи, разваленный. Все.
– А отмутили че?
– Телефон и косарь денег. – Родион хлопнул ладонями по коленям. – не, я все понимаю, но на фига меня так шатали, я не понимаю. Там в телефоне жизни на раз-два уронить оставалось. Вот такая хрень.
Санек наконец освободил из карманного плена томившийся в нем предмет:
– Прикинь! А я вот чем разжился! – и как бы небрежно подкинул в сторону Родиона новенький широченный смартфон, еще пахнущий свежим пластиком, совершенно такой же, каким Родион пользовался в клинике – тот едва успел его поймать, – че, видал, какая прилада?
– Девайс! Девайс, а не прилада! – Родион саркастически улыбнулся и потер лоб указательным и средним пальцем, – ты дома как хочешь его называй – хоть фигня из-под коня, а тут, если будешь так говорить, далеко не уедешь. И на фига купил вообще, двадцатка или там тридцатка лишние?
– Да пох. – Санек отмахнулся, – Пока деньги есть, надо брать. Хочешь, тебе подгоню по-братски? – Родион чуть не выдал «да не, вот только юзал». Увидев, что он сделал большие глаза и не выражает стремления стать обладателем модной штуковины, Санек быстро сменил тему, – че мы про гусли, ты колись, как сам?
Родион поморщился и положил телефон на столик.
– Да сейчас нормас. Башка только бывает по утрам гудит, если ты заметил, мне ее нехило так заштопали.
– Слушай… – Санек нахмурился, – а тебе винчик-то можно вообще? А то я чет размахнулся.
Родион секунду подумал.
– Да, вроде врачи ничего такого не говорили. – он задумался еще на секунду, сомневаясь в перспективе обильных возлияний, но совесть решительно молчала, – да, не, норм все! Я за штопором.
– Ты погоди! – Санек схватил его за руку, – сиди, епт. – и извлек из уже порядком растянутого кармана новой олимпийки очередной недешевый артефакт – швейцарский нож и, кайфуя от представившейся возможности показать свое приобретение в деле, схватил подвернувшуюся первой под руку бутылку сливового вина, сорвал с нее пленку и колпачок, расписанный японскими иероглифами и улыбающимися гейшами, нашел среди инструментов штопор, проворно вытащил из бутылки пробку и с видом победителя посмотрел на Родиона. Родион молча сделал «facepalm».
– …Я тебе самую приколюху не рассказал!
– М? – продолжительное употребление некрепкого алкоголя пробуждало у Родиона философскую разновидность апатии.
– Пока тебя чинили, два денечка были ниче так норм по погоде. Ну, сижу я, в ящик втыкаю по клипам, а там бегущая строка, ну это, типа знакомства. Ну я и думаю, – ну а х**е? Скидываю СМС: «Девчонки, кто хочет отдохнуть, звоните, М, 20 лет» и хоба! Сразу звонок, по голосу ниче такая вроде кралька. Че молчишь епт? Хочешь заценить, что дальше было?
– М-м?..
– Ну я набрал знакомому таксеру, уломал его за фиолет на вечер, покататься… – тут Санек разглядел на посоловевшем лице товарища тень сомнения, – не ну не чисто за фиолет, по плюхам обещал малец отсыпать, он на эту тему п****ц падкий. Ну и как он подъехал, я ему накинул, ну типа, такая постанова, ты на этот вечер мой личный водила! – Родион гыгыкнул, – во! Его примерно также на га-га пробило, потом еще едем, у дороги мусор машет своей муйней полосатой, Миха, ну мой водила, очканул не шутя вообще, а мусор ему такой: не, не, ты езжай, я не тебя тормозил. Едем дальше, и Миха такой выдает: б**, пронесло, а то я щас под плюшками. Прикинь, да?
Родион выглядел разочарованным:
– И, все, что ли?
– Да не! Это все х***я, ты дальше слушай. Деваха эта, не помню, Таня или Тамара, б**… Ну короче, ее встречаю, а она с подругой причаливает, сначала думаю – х***я, но не затупил, говорю: ну с подругой, так с подругой. Короче, заехал в магаз, взял мяса, мангал, мартини-х**ни, а Миха вообще красава, я как с магаза вышел, встречает такой, пакеты кидает в багажник и выдает: шеф, мы надолго? Встреча в офисе отменяется? И, с**а, серьезно так, я еле сдержался, говорю: едем на берег. Э-э!.. Ты погоди спать, ща дорасскажу уже! – Санек пихнул Родиона в плечо, от чего тот вздрогнул, резко выпрямился и часто заморгал. Санек, казалось, даже слегка обиделся, – ну, короче. Девки в восторге, пьем, Миха в машине сидит, дует, я жарю шашлыки, а ночером я их обеих жарил! – Санек неудержимо загоготал, видимо, этот каламбур уже довольно долго прожигал ему язык. Родион от неожиданности хрюкнул и засмеялся, – бля, Родя, это еще не все! Короче, я снял номер в «Зеленом мысе», ну типа мотель, сразу как на залив поворачиваешь, не, ну не на квартиру их везти, я же типа весь на элеганте. – Родион снова заскучал и решил подлить себе вина, – отпустил Миху, один *** у него уже дым шел из ушей, засветил девахам трубку. – переполняемый приятными воспоминаниями, он нежно погладил многодюймовый экран, – ну я там заранее нашарил в инете музон – «Два часа музыки для секса», – и тут то, о чем приятель говорил вполне серьезно, вызвало у Родиона истерический смех, несколько капель вина то ли у него изо рта, то ли из носа, даже долетели до Санька. Тот, правда совсем не смутился, – ты харе плеваться, дай рассказать! Ну, короче, я такой сверху на Танькиной подруге, ее Лиза зовут, она ваще бомба, сиськи размер где-то третий и по форме офигенные. Ну я такой на кураже ускоряюсь… – Родион хрюкнул, – и тут она такая: Родя! Не, ну меня че-то пробило, для солидности сказал, что меня зовут Родион. – настоящий Родион вяло поднял руку, хотел что-то сказать, но сдержался, – ну и выдает: ты только не в меня кончай, а в подругу, я такой думаю, ну блин, мало ли у кого какие закидоны, а утром мне Танюха рассказала, говорит, Лизе четырнадцать, я п****ц в осадок выпал! Там такие формы, фасад тоже ниче, на сто процев е***ельная, но один х** не скажешь, что ей мало лет! Э, Але, ты че? – Родион прикрыл глаза рукой и трясся от приступа беззвучного смеха с легким, почти неощутимым налетом стыда.
Вино понемногу заканчивалось, темы для разговора тоже. Звучал аккомпанемент в лице Саньковского телефона, стартовавший под intro в виде ехидного вопроса, на который Родион только отрицательно мотнул головой:
– Родя, кто миром двигает? Ахаха, рабочий класс!
Плейлист был классический, «пацанский», состоящий из русского рэпа и простенького хауса. Сначала Родион морщился. После второго бокала, точнее, кружки – другой посуды он не держал – морщиться перестал, а после четвертой, речитативы в духе «Я вырос на окраине города, в голову ударила моча, пульс отбивает ча-ча-ча» или «Эй, чика, мой пинчер рвется из ширинки моих чинос, я твой дикий латинос» стали казаться скорее жизненными и мотивирующими, нежели глупыми. Вино продолжало наступление на своем невидимом фронте. Выслушав историю про «бедную» Лизу, Родион перешел на темы, о которых в своем нормальном состоянии в десяти случаях из десяти промолчал бы.
– Я тут как муха между стекол. Вон и форточка вроде рядом, и крылья на месте, а… Ты читал про чайку, которая смогла?..
– Че?.. – Санек непонимающе пялился в глаза Родиона, тревожно смотревшие из-под навеса надбровных дуг.
– Книжка такая. Про чайку Джонатана Ливингстона.
– Это че, чайку так зовут?
– Да. Короче, эта чайка то ли опрокинулась, то ли… Я не до конца понял. Пока другие чайки творили бардак и хавали голубей, он качал скилл полета… И каждый раз, когда остальные чайки оставались за спиной глотать дымок, он переходил лигой повыше – хоп, и там он снова андердог. Он снова поднимался до гуру, потом еще левел-ап и еще, еще… До бесконечности ****ь.
Дно пустой кружки чакнуло о крышку стола.
– И че потом-то? – Санька заинтриговала история чайки-вечного аутсайдера, он слегка заерзал на стуле.
– Короче, слушай. – Родион сложил руки между колен и немного сгорбился, – ну вот мы. Че мы тут забыли?.. – он делал большие паузы и говорил медленно, как будто пришел к необратимо-важному заключению, – ну да, нам же говорили дома, – на семнадцатом-восемнадцатом левеле в этой локе ловить нечего, а в очередь на единственный годный спот можно не вставать, все расписано, хах!.. Вот сам смотри – есть в Реченске две шараги, но ты приперся сюда, почему?
Санек легко нашелся:
– Ну епт, ты спросил! Оп! Погоди! – он схватил со стола телефон, стиснул Родиона жилистой рукой так, что тот хрюкнул, гыгыкнув, сделал селфи, и, не дожидаясь, пока тот опомнится, продолжил, – кароч, после дорожного – таксовать или асфальт кидать, а после желдорки подметать вокзал и ждать пока кто-нить из алконафтов выйдет на пенсию или Трофимыч копыта откинет!..
Последние слова он произнес в борьбе с подступающим смехом, Родион чуть не поперхнулся вином:
– Трофимыч гыыыг! – оба захохотали, но Родион быстро остановился.
– Ахах, шуганули тогда его как надо! – Санек все не унимался.
Родион слегка нахмурился:
– Я эту жесть несколько раз вспоминал за последнее время – он провел рукой по ежику на голове, – раньше, если случайно вспомню Трофимыча, ору, а сейчас… На**я мы эти маски купили… Дед теперь до конца своих дней заика. Стыдно мне, короче. Или типа того. Не знаю. – Родион пожал плачами, сделал пару больших глотков и не дал приятелю возразить, – че я хотел сказать-то – мы с тобой вроде как пошли на повышение, корочку я получил, если не обделаюсь жидко, вторая светит, ты без корочки, но один фиг профессию освоил, крутишься, бабла имеешь всяко больше, чем…
– Опа! – выражение лица у Санька из благодушно-довольного стало торжествующе-хищным, как у совы, схватившей мышь. Он хлопнул по крышке стола ладонью, на вид грязнее, чем у этой самой совы когти, – я тебе че говорил?! Хочешь жить – умей ве…
– Хочешь секс умей раздеться! Хочешь пресс – умей отжаться… – теперь уже Родион перебил собеседника, подражая его и без того не самому приятному голосу, – знаю я. Дослушай меня, а потом делай че хочешь… – он повертел в руках кружку, допил залпом и поставил на стол, – ну вот мы здесь, а дальше что? Вот вроде недавно это было охренеть как важно – какую музыку слушаешь, какой фирмы у тебя кроссовки, какое место занял на соревнованиях, сколько выпил, да это вообще была мера крутизны, а сейчас мы с тобой сидим и просто хлещем вино, и как-то… вообще все не так. – Родион продолжал, уставившись взглядом в чуть-чуть отклеившийся кусочек обоев, – я точно помню, что в девятом классе это почувствовал, – сейчас кайфуем, ну потом, окей, еще два года по расписанию, потом учеба, а потом что?..
– Родя, я вообще не врубаюсь, о чем ты. Это тебе так сильно по репе настучали или это у тебя от твоей философии крыша едет, пошли лучше проветримся, к девкам или в автоматы, харе мозга е***ь, давай, все, я набираю такси.
Санек принялся неуклюже тыкать пальцами в экран смартфона. Родион оживился:
– Стоп, стоп, какие, блин, девки, я тебе говорил, что спина ноет? А насчет твоих автоматов, скажи, ты реально с этого кайф имеешь?
– В смысле?
– Да в прямом, епт. – в разговоре с Саньком Родион всегда рано или поздно начинал незаметно для себя вворачивать матерные и полуматерные междометия, которыми обычно не злоупотреблял, – вот смотри, неужели кайфово стоять в убитом, обоссанном зале на холодном полу? Сегодня там висит вывеска «Welcome Las Vegas». – Родион поморщился, этот пример насилия над английским языком он действительно лицезрел лично, – а вчера там бичи, например, ночевали. Дергать зашорканную ручку автомата, который списали с какого-нибудь бандитского казино лет 20 назад. Глотать шампунь по 100 рэ за бокал, опять дергать ручку, клацать по западающим кнопкам… – он жестом попросил приятеля не перебивать, – слушай, ты сейчас красавчик, получаешь прилично, и если че, вдруг просядешь по деньгам, есть я, не-не ты не подумай, что мне вломы тебе занимать, я тебе разложить все как есть пытаюсь. – Родион вяло помахал руками в подтверждение исключительно дружеских намерений, – а завтра, прикинь, случится какая подстава, а у тебя на кармане болт, квартиры нет, здоровья нет. В Реченск поедешь? Будешь бухать? С батей за компом по очереди сидеть будешь? – Родион ненадолго замолчал, переводя дыхание. В этот момент он находился на стадии извлечения veritas из vino, – если я че сказал не так, ты поправь, только не втирай мне, какой это, б**ь, не**ический побег из реальности, какое чувство свободы, я тебя сколько знаю, – ты даже шмотки ни одной новой не купил, пока мы здесь. А самое обидное, – ты не дурачок без рук, нашел свою золотую жилу, а золото на г***о переводишь. Короче, когда реальность тебя догонит, не говори, что я тебя не предупреждал. – Родион потянулся к четвертой бутылке, но остановился, тупо уставившись на этикетку. Да не, хватит. – он потер лоб, – время не детское, горшки уже звяк-звяк, не знаю как ты, а я спать.
Санек покрутил в руках телефон и с рассеянным видом встал из-за стола:
– Братан, я чет забыл, что ты только из больницы… И это – я не в обиде, ты по делу все сказал. – горячий спич Родиона, как показалось, возымел эффект, – че-то надо думать насчет движений. А ща попер я домой, проветрюсь чутка, потом на такси.
Парни пожали руки, Санек хмыкнул, спрятал телефон в карман куртки, взгляд Родиона с легкой печалью проследовал за ним до прихожей, задержавшись на рваной пятке его носка. Когда Санек, уже запрыгнул в свои сланцы и принялся ковыряться в засове на двери, у Родиона вдруг загорелись глаза:
– Саня!
– Че?
– Пока не ушел, ответь на вопрос, только быстро, не задумывась. – Родион почти скороговоркой протараторил, – ты перебегаешь дорогу в неположенном месте, и тебя сбивает тачка. Кем лучше быть сбитым – скорой, ментовским бобиком или катафалком?
– А, ну, э-э-э… – Саня на секунду замялся, – да скорой, епт, подберут – и сразу в больничку!
– Неправильно! – Родион говорил быстро и не дал гримасе удивления возможности появиться на Санином лице, – правильный ответ – переходи на светофор. Не делай х**ни, Сань, притормози, прикинь че к чему.
Родион хлопнул приятеля по плечу, Санек махнул рукой:
– Да все путем, не грейся. Ток слушай, у меня тоже вопрос, а за эту чайку ты мне раскидал, она тут вообще при чем?
– Да ни при чем, забей. – Родион вздохнул.
– Ну все давай, братан, я побежал, пока ты мне мозг не взорвал.
Засов глухо щелкнул и Санек зашлепал резиновыми подошвами вниз по лестнице.
Родион остался один. Снаружи давно стемнело, город успокоился и смотрел первый сон, который потревожил знакомый голос:
– Братиш, есть закурить? Благодарствую. – внизу Санек тормознул случайного прохожего.
Родион усмехнулся. Упав в кресло за компьютерным столиком, он ненадолго сложил руки замком за головой:
– Нам ли быть в печали…
Он пробормотал что-то еще, надавил коленом на кнопку «power» на выглядывающем из-под стола системном блоке и принялся убирать с дивана остатки пиршества. Пластмассовая крышечка из-под сливового вина выскользнула из непослушных пальцев и куда-то покатилась. Родион махнул рукой, выключил свет, да так и завалился спать, в толстовке и носках.