Лань сидела на уроке и с удивлением осознавала, что теперь знает и понимает многие вещи, про которые рассказывает наставница. Её походы в библиотеку давали плоды, да и, в отличие от Дайяны, другие наставницы не наседали на Лань и даже хвалили, и она всё уверенней отвечала на вопросы. Её даже спросили, не простоват ли для неё младший курс?
Но как бы Лань ни хотелось перебраться в группу постарше, практика не давалась ей так же легко, как теория. За три месяца она смогла наверстать те крохи, что умела дома, и даже начала понимать «характер» местного ветра, но этого всё ещё казалось недостаточно.
– Куда тебе торопиться? Старшие девочки учились магии ветра несколько лет, а ты всё хочешь за один присест? – говорила ей Дайяна.
Лань поздно начала. Это все воспринимали как само собой разумеющееся. Словно оно всё объясняло и всё оправдывало. Ей так хотелось парить в воздухе так же, как Сюн, или хотя бы прыгать по крышам подобно Мерали.
Мерали… Её наказали. Лань видела её на улице хромающей на обе ноги. Ксияна обвинила в этом саму Лань, но ведь Лань никому не жаловалась. Ей даже в голову не пришло, что сделанное Мерали – приём, разрешённый только для защиты собственной жизни, а никак не средство нападения на других учениц. Но с тех пор отношения между Лань и Ксияной испортились, не говоря уже о её сестре.
Ксияна во всём старалась быть лучше Лань и прилюдно это демонстрировать. Когда они учились заклинаниям, то Ксияна всегда становилась рядом и играла на лире столь громко и с такой отдачей, что заглушала тихую флейту Лань. Впрочем, это иногда оборачивалось против самой Ксияны, потому что нарушало динамику её же музыки. В результате Ксияна только злилась.
– Что за ребячество? – вздыхала перед Ксияной Лань, но её сестру побаивалась. Тут не ветер страшен, а сама Мерали.
Сюна Лань почти не видела. Он только и успел передать ей тетрадь с нотами. Все листы были исписаны его почерком и содержали мелодии самой разной сложности. Лань даже сравнила несколько с версиями из учебника, и они отличались. Сюн сам их изменил? Получается, это его личный сборник? Лань с головой ушла в изучение заклинаний.
Все мелодии имели длинные поэтичные названия, но ученики часто называли их коротко. Например, «Порхание бабочки над снежным цветком» называли просто «Порханием бабочки». «Чисто небо, отражённое в капле росы» – просто «Чистым небом».
В тетради Сюна нашлись все мелодии из учебников, такие как «Призыв ветра», «Ветер-гонец», «Воздушный щит», «Танец ветра», «Парение сойки». Был даже собственный вариант «Лезвия» с жирной припиской – «для самозащиты». Но все они звучали немного иначе – красивее, приятнее слуху.
Сюн просил позже вернуть тетрадь, поэтому Лань переписала мелодии себе в добавок к тем, что вычитала в библиотеке. Но толку, если она не может воплотить их в магию? Лишь играет в пустоту, а в ответ молчание.
Снова попросить совета у Сюна? Он больше не беседовал с нарушителями. Говорят, этого добивалась сама старшая наставница. Многие ученицы очень расстроились. Но тогда где его искать?
– Отдай!
Лань услышала крик недалеко от себя. Девочка с веснушками, которую Лань помнила как Нави, пыталась отобрать у старших учениц какую-то металлическую чашу. Лань решительно направилась туда, но остановилась, едва завидев среди обидчиц Мерали. Та морщила нос и вертела чашу как какую-то безделушку, словно вот-вот выбросит куда подальше. Нави почти плакала и, смотря на это, Лань глубоко выдохнула.
С каких это пор она боится постоять за справедливость?! Да если бы её младшего брата так обижали…
– Мерали.
Она обернулась, и при виде Лань её лицо исказилось ещё больше.
– Чего тебе?
– Странная ты, Мерали. За свою сестру стоишь горой, а чужих обижаешь.
– Тебе какое дело? Мало было в прошлый раз?
– А тебе? – Лань кивнула на её пятки, и Мерали невольно дёрнулась. Видно, отхлестали её тогда очень сильно.
– Проваливай. Уж лучше меня накажут, чем я уступлю тебе.
– Уступишь мне что?
Мерали не ответила, а перебросила чашу в руки подруг и вскинула свою миниатюрную лиру. Лань поняла, что сейчас что-то будет. Она заглянула им за спину и с облегчением воскликнула:
– Старшая наставница!
Обидчицы тотчас изменились в лице. Мерали быстро спрятала инструмент, её подруги бросили чашу в руки Нави и обернулись с почтительными лицами… вот только позади никого не было.
– Бежим!
Лань схватила Нави за руку и со всех ног бросилась прочь, не разбирая дороги. Домики один за другим проносились мимо, Лань бежала как само воплощение ветра, и Нави едва за ней успевала. И когда они остановились, вконец запыхавшись, то были уже на окраине территории школы. Во время бега у Нави задрался рукав, и Лань заметила на её предплечье узкий шрам, но не подала виду.
– Фух! Жуть какая. Они всегда такие страшные и злые? Чего они к тебе прицепились?
Нави потупила взгляд.
– Мерали узнала, что я на неё донесла.
– Донесла?
– Ну… когда она на тебе атакующее заклинание применила.
– Так это всё из-за меня? – ужаснулась Лань.
– Мерали зашла слишком далеко! Устав школы запрещает жестокость. Мерали всегда была такой.
Взгляд Нави стал таким решительным. Кажется, Лань нашла подругу по духу.
– Знаешь её?
Нави, помедлив, кивнула.
– Мы из одной школы ветров в Мэйяре. Мерали была там первой ученицей и добилась приглашения на временную учёбу в Долине Ветров – для себя и сестры. Вот только она всегда была высокомерной, и быть первой для неё – само собой разумеющееся. Ведь её родители – оба музыканты-заклинатели. Не знаю, всей истории, но, кажется, Мерали хочет их превзойти. А если что-то не получается, то превращается в жуткую демоницу. И сестру за собой тянет. Ксияна ведь на самом деле – обычная плакса. Что не так, так сразу к сестре жаловаться.
– А здесь у Мерали что-то не получается? Чего она так себя ведёт?
– Здесь она всего лишь третья. Первые ученицы – местные. Наверняка, если бы Мерали знала, что так будет, то не высунулась бы за порог нашей провинциальной школы. Слишком гордая, чтобы быть третьей.
– А ты как сюда попала?
– Не только у Мерали хорошие оценки, – проворчала Нави. – Вот ей и «водяная жаба».
– Что-что?
– Она зовёт меня так. Я же из Шуйфена. Просто заклинаю не воду, а ветер, вот и приехала учиться.
– Так эта чаша, – Лань кивнула на предмет давешнего раздора, который Нави сжимала в руках как величайшую драгоценность.
– Угу. Поющая чаша из дома. Хорошо подходит для парочки водных заклинаний.
– Покажешь?
Нави поставила чашу на землю возле воды, и заходящее солнце блеснуло золотой звездой на медных гладких боках. Нави слегка ударила колотушкой по краю, и чаша издала тихий протяжный звук, похожий на эхо в лабиринте пещер, отражённый от неподвижного озера. Затем ударила снова, и в этой «пещере» капнула вода. Капли разной силы и высоты начали одна за другой падать в глубокое озеро, чей внутренний свет отражался на стенах пещеры. И от этого звука стало так спокойно словно от колыбельной во время дождя.
Лань обернулась и поняла, что вода в ручье ведёт себя также – плескается с каждым ударом колотушки, только капли текут не в неё, а из неё и повисают в воздухе водяными шариками, ловя солнечные блики.
Нави прекратила играть, и вся вода плавно вернулась в ручей.
– Красиво… Как называется эта мелодия?
– «Солнечный дождь», – Нави ненадолго замолчала, а потом подняла голову и выпалила как на духу: – Лань… спасибо.
– А?
– Что заступилась. Мерали не просто противостоять, уж я-то знаю. И… ты первая, кто сделал комплимент моей игре на чаше.
– Оу. Пожалуйста, – щёки Лань зарделись счастливым румянцем. – Если понадобится помощь, обращайся.
И улыбнулась от всей души. Теперь у неё есть младшенькая подруга.
* * *
Ветер ласково колыхал волосы и полы длинной одежды. Белые стены и серые крыши Долины накрыла мягкая тишина, и только река, окрашенная солнечным золотом, тихо шептала под мостами, унося вдаль свои секреты.
Во время заката, когда до полных сумерек у горизонта оставалось не боле пол-ладони, ученики уже готовились ко сну в своих комнатах. Редко кто гулял снаружи, потому что близок комендантский час. И если нарушать его, то лучше в комнатах, чем попадаться на глаза наставникам. По крайней мере, так действовали те, кто знал о комендантском часе…
Лань сидела в отдалённой беседке и сверлила взглядом разложенные ноты. Местный ветер всё ещё предпочитал игнорировать её музыку, если Лань просила что-то сложнее «появись» или «лети туда». Например, он никак не желал приподнимать её над землёй ни на палец. Сколько бы она ни играла «Порхание», преодолеть земное притяжение никак не удавалось.
«Если нельзя победить притяжение заклинанием ветра, то, может, ослабить его заклинанием земли?», – мелькнула мысль, но Лань её тут же отмела. Можно подумать, противоположная ветру земля станет её слушать.
Лань горестно вздохнула и уткнулась лбом в опорную балку. Голова пухла от звуков, мелодий и листков с нотами.
Раньше в свободное время Лань часто рисовала. Это всегда помогало найти внутренний покой. Из-под её кисти выходили пейзажи, которые были милы сердцу: изумрудные леса и могучие горы цвета киновари в Редауте. Сейчас Лань далеко от дома, но всё равно увидела столько удивительного и прекрасного, что сердце радовалось.
Но сейчас рука Лань вместо кистей не выпускала из рук самодельную флейту. Сколь раз она всматривалась в плавные линии нот, твёрдо намереваясь сдать экзамен по практической музыке и догнать хотя бы среднюю группу подготовки. И в который раз её ждало разочарование. Лань сделала глубокий выдох, хлопнула себя по щекам и попыталась снова.
* * *
Сюн любил закаты. В это время он мог спокойно гулять по пустой территории, и никто его не окрикивал, не заводил бесед, ни о чём не просил, и Сюну не приходилось всем улыбаться. Мягкая тишина этого места обладала естественной и нежной красотой. Постороннему трудно поверить, но даже умелый заклинатель уставал от музыки и нуждался в покое.
Мимо пролетали, разве что, бумажные птицы с посланиями. Сюн находил в своей комнате целых ворох бумаг ежедневно. Одни просто белые, другие раскрашенные, третьи со следами губной помады. Сюн сжигал их все, не открывая. Наставники знали, что если Сюну нужно что-то передать, то лучше послать ученика, чем отправлять с посланием ветер.
К счастью, сейчас его никто не искал, и Сюн мог просто погулять по тропинкам, вдоль которых стелился цветочный ковёр. Пройтись вдоль блестящей от солнца реки. Коснуться рукой водопада и прохладного тумана под ним. Живя в Долине долгие годы, он обладал идеальным чувством времени и доходил до двери своей комнаты ровно в момент полного захода солнца, поэтому никого из наставников не беспокоили поздние прогулки Сюна.
Он уже собирался медленно идти назад, как вдруг тишину и покой прорезали звуки, далёкие от гармонии. Кто-то играл на флейте, но музыка была такой, словно сквозняк свистел в щели. «Кто так фальшивит?», – скривился Сюн. Он прошёл вперёд на звук и понял, что музыка раздаётся с «женской половины», которую от «мужской» в этом месте отделял мост.
Сюн остановился перед мостом и разглядел в беседке девушку. Она раз за разом билась над первой частью мелодии «Парение» и каждый раз музыка выходила не «чистой». Когда она отняла от губ флейту, то повернула голову и заметила наблюдателя.
– Сюн! – воскликнула она радостно.
– Здравствуй, Лань, – поздоровался он в ответ.
Она схватила со стола нотную тетрадь, без задней мысли перебежала через мост и встала перед Сюном. Он посмотрел ей под ноги, а затем на неё.
«Так и не знает, что ей сюда нельзя?»
– Спасибо за ноты.
– Рад был помочь, – вежливо отозвался он.
– Слушай, я заметила, что мелодии отличаются от тех, что в учебниках. Это же не ошибка?
– Нет. Просто я переписал эти мелодии под себя. Мне они проще, чем те из учебников.
– Как это?
Сюн неслышно вздохнул. Он же специально вышел погулять, чтобы скрыться от уроков и чужих домашних заданий. Но негласное правило Долины «Сюнлин помогает всем» словно впиталось в местный ветер, камни и воду, въелось в устав наряду с тысячей пятьюдесятью двумя другими правилами.
– Ноты из книг универсальны, как… формы для выплавки. Можно использовать формы, чтобы выковать изделие, но при этом никто не запрещает делать его вручную, если хватает мастерства. С музыкой то же самое. За века музыканты придумали множество мелодий, но ведь первые заклинатели начинали без книг и наставлений. – Лань внимательно слушала, но Сюн видел, что она не понимает. – Я хочу сказать, что магия любой стихии зависит не только от чисто сыгранной мелодии, но и от состояния музыканта. Это ты должна была заметить. И если музыкант по ходу творения магии чувствует, что в этом месте следует сыграть по-другому, «сказать» стихии другое «слово» или с другой «интонацией», то заклинание всё равно получается. Характер местности, погода вокруг, настроение заклинателя – всё влияет на магию. Ты можешь говорить с ветром «универсальным» языком, но он не единственно верный.
Глаза Лань светились как у ребёнка, которому показали чудо.
– Сюн, ты гений!
– Не я. Мне тоже в своё время подсказали. Этот метод не всем подходит, поэтому в школах учат универсальным мелодиям.
– Но ты дал мне изменённые.
– Они проще на практике. Ты ведь не изучала годами фундаментальную теорию.
– Спасибо тебе, Сюн. Вот только… – Лань заметно приуныла, – у меня не получается и это. А, вот твои ноты. Я переписала себе.
Лань протянула тетрадь и выглядела настолько несчастной, что Сюну стало её жаль.
– А что не получается? Сыграй что-нибудь.
Лань прильнула нижней губой к дульцу бамбуковой флейты и сыграла первую часть «Порхания». Сюн внимательно следил за движениями пальцев, формой губ и дыханием. Всё это было в порядке. И тут он заметил, что все отверстия инструмента прорезаны на глазок и некоторые сделаны с шероховатостями. Из-за этого флейта местами фальшивила.
Лань закончила играть и, как и ожидалось, ничего не произошло. Её лицо снова стало несчастным.
– Попробуй-ка на моей.
Сюн протянул ей свою флейту из голубого нефрита – подарок брата. Лань взяла инструмент в руки с великой осторожностью, будто боялась его повредить и вообще лишний раз прикоснуться. Флейта выглядела необычайно красивой и дорогой.
– Просто играй, – мягко сказал ей Сюн.
Лань собралась с духом и начала. В воздухе разлился красивый гармоничный звук, словно птица вспорхнула с ветки. Лань почувствовала, как её стопы на самую малость оторвались от земли. От удивления она прекратила играть, рухнула обратно и покачнулась. Сюн удержал за локоть.
– Получилось… – прошептала Лань и, казалось, вот-вот расплачется от нахлынувших чувств.
– Дело было в инструменте. Тебе не говорили его заменить?
– Наставница сказала, что в младшей группе сойдёт и такой. Ведь простые мелодии получались…
– Простые мелодии не настолько строги, ветер и так тебя понимал, а вот сложные требуют филигранной точности.
– А я-то думала, что сделала хорошую флейту, – вздохнула Лань. – А кто-нибудь здесь их мастерит?
– Здесь – нет, но в столице есть мастера, которые работают специально для музыкантов Долины.
– Столица – это тот ближайший город со стенами?
– Да, он.
– А когда туда можно сходить?
– Это… – Сюн замялся. «Ещё одно правило, о котором она не в курсе?» – Ученикам не разрешают покидать Долину. Они выходят в город только группами в сопровождении одного из наставников. И все такие выходы расписаны на год вперёд.
– Правда? А когда следующий?
Лань снова спрашивала с таким непосредственным видом, что Сюну до сих пор было неловко её расстраивать. Все здешние ученики прекрасно знали местные строгие нравы и принимали их если не с согласием, то с ученическим смирением. Лань же… воистину счастлива в своём неведении. Как сказать ей, что младшие ученики, которой является и она, не покидают Долину как минимум год с начала обучения? Любой бы сказал, что она сама виновата, раз не позаботилась о качестве инструмента заранее.
– Так когда? – переспросила она, потому что Сюн так и не ответил.
– Нескоро, – уклонился он, и Лань приуныла.
От её несчастного выражения лица защемило сердце, будто от вида котёнка под дождём. Сюн подумал немного и сказал:
– С инструментом я могу помочь. Подожди меня на мосту, пожалуйста.
Лань послушно ушла с «мужской половины» и остановилась на границе.
До полного захода солнца оставалось совсем мало времени, но Сюн надеялся успеть. Он быстро вернулся в свою комнату и порылся в сундуке с вещами. Деревянная флейта лежала на дне. На одном её конце были вырезаны деревья и летящие птицы, на другом висела подвеска с янтарной бусиной, в которой застыл крошечный парашютик одуванчика с семечком.
Давно Сюн к ней не прикасался. Он взял её в руки и тут же замер. «Зачем я это делаю?», – внезапно подумал он, глядя на инструмент в своих руках. Он так привык обещать помощь, что слова сами слетели с его языка, стоило вспомнить о «лишнем» инструменте в сундуке. Но как он мог так беспечно пообещать эту флейту? Однако он пообещал, и Лань его ждёт.
«Это просто флейта, – убеждал он себя. – Пусть она лучше звучит, чем пылится в сундуке».
Сюн вернулся к мосту и протянул Лань деревянную флейту.
– Можешь использовать её, пока не приобретёшь собственную. Потом верни, пожалуйста, – сказал он и плотно сжал губы.
Лань приняла её как величайшую драгоценность.
– Какая красивая!
Лань радовалась, как ребёнок, которому подарили первый инструмент. Когда-то так же радовался и Сюн. Эта флейта для него не первая, но всё же особенная, и Сюн сам себе удивлялся, с какой лёгкостью отдал её сейчас. Словно эта флейта для него никогда ничего не значила. Значит, так тому и быть. Зачем сомневаться, когда уже пообещал? Так он решил, но Лань спросила:
– Ты точно хочешь отдать её мне? Даже на время?
И червячок сомнения снова вгрызся в душу. Сюн качнул головой, отгоняя его.
– Точно.
– А твоё лицо говорит, что нет.
Сюн изумлённо замер и посмотрел на Лань. Она глядела на его долгим внимательным взглядом. А потом протянула флейту обратно.
– Я не могу её взять.
– Почему это?
– Потому что ты не хочешь её мне отдавать.
– Я ведь сказал, что отдаю.
– Но ты не хочешь этого. Зачем делать то, чего ты не хочешь?
Сюн почувствовал, как в горле застрял комок. Что за странная ситуация? Его часто просили о помощи, и он не отказывал никому. Помочь с домашним заданием? Конечно. Провести урок для младших? Разумеется. Показать заклинание? Без проблем. Кому какое дело до того, устал ли он, хочет ли преподавать или что-то показывать. Он просто тот, кого все любят и от кого многого ожидают. Сюн соответствовал этому образу уже… сколько лет? И пока он это делает, все счастливы…
«Кроме тебя», – словно говорил ему взгляд Лань.
Сюн помотал головой, отгоняя непрошенные мысли.
– Раз я сказал, что отдаю инструмент, значит отдаю. Учись хорошо, а вернёшь потом, – раздражённо бросил он, а затем быстрым шагом ушёл прочь.
В руках у Лань осталась драгоценная флейта с застывшим в янтаре одуванчиком.