Беги, убегая на север.
Беги, убегая из рук.
Ведь горечью пахнет клевер,
когда замыкаешь круг.
Беги, убегая на север.
Беги, убегая из рук.
Из рук твоих синий веер
забрал твой проклятый друг.
Беги, забывая вечер.
Беги, забывая сон.
Однажды случится встреча.
Он сядет на чёрный трон.
…А ты, забывая веру,
свой дом и своих подруг,
поёшь свою песню ветру
ему замыкая круг.
Лично мне стихотворение не нравится. Но оно так нагло просилось на бумагу, что я плюнула и дала ему жизнь.
Она умерла. Она не вернётся утром.
Жемчужные капли воска
стекают по белым плечам.
А Он? А что Он? А Он претворялся другом.
И в красках её наброски
за деньги продал палачам.
Она умерла. Её на костре сжигали.
И вороны только знали
как страшно в её глазах.
Она умерла. И Боги её прокляли.
Она лишь с судьбой играла
как с куклой в её руках.
Называешь своей женой.
Только холод в её глазах.
Древний сумрак стоит стеной
и в душе пробуждает страх.
В полнолунье тревожные сны
выпивают до дна покой.
Вроде пару недель до весны.
Только руки её – змеёй…
Только руки её – ножи.
В плоть вонзаются не щадя.
И твоя вытекает жизнь
словно каплями от дождя.
Зря
Ты прости, что снова… не Тебе* стихи…
Разругалась с сердцем… Как себя спасти…
Я не слышу голос… Я не слышу слов…
Задыхаюсь молча… от Твоих оков…
Помнишь, белым волком… я к твоим ногам?
И шептал смешной Ты… «Веришь? Не отдам!»
Почему же слов Ты… не сдержал своих?
Я тоскую молча… плачу за двоих…
Отпусти шальную… разреши уйти…
Не могу я больше… ждать Тебя… прости…
Может стерпится? Может слюбится?
Только страшно одной в ночи.
И мерещится, и всё чудится,
что вставляешь Ты* в дверь ключи.
Полудикая, полуночница,
позабыла покой и сон.
Очень хочется… Веришь? Хочется
быть горячей со всех сторон.
Но холодная, но голодная
протекает по венам кровь.
Да, красивая, да, свободная…
Позабывшая про любовь…
А Насмешница улыбается,
с неба сыпет мне серебро.
Зря, Луна моя, раздеваешься.
Лучше ножик да под ребро…
Небеса проклинают бездомных,
что ночуют в чужих могилах,
что чужие вкушают силы…
Этих чёрных, седых и безмолвных.
Небеса проклинают замки,
где ступени не помнят веса.
И два шага всего до леса.
Воют тЕчные, воют самки.
Небеса проклинают сильных,
поборовших жару и холод,
переживших ужасный голод
среди комнат чужих… и пыльных…
Небеса проклинают молча…
Король мне назначил свиданье под ёлкой
за чёрной горою в лесах.
Я платье надела из тонкого шёлка
и лента в густых волосах.
По ней он узнает влюблённую деву,
что прячет томленье в груди.
Дорогу найдёт: за трактиром налево.
Как страшно в потёмках идти.
Колышутся тени за чёрной могилой
и ветер шатает кресты.
Ах, знал бы он, гордый, ах, знал бы он, милый,
как ужас на сердце застыл.
И кто-то уродливый тащится следом.
Кровавые смотрят глаза.
Как будто бы снегом, как будто бы снегом
карают меня небеса.…
Не знала, наивная, что на свиданье
она к своей смерти пошла.
Король то любил людские страдания.
Король был служителем зла…
– Милая тень на чёрной стене,
кто всех прекрасней в безумной стране?
Зеркало молвило из темноты:
– Если посмотришь, увидишь черты.
Красные губы, оскаленный рот.
Палец вонзается в мягкий живот.
Помнишь безумные эти глаза?
Как сотрясались твои образа.
Он в твою комнату ночью входил.
Он пентаграмму на теле чертил…
– Хватит, безумное, не береди,
рану на теле и рану в груди…
Из-за него я себя прокляла.
Тело горячее в плен продала.
Нет мне спасенья при чёрной Луне…
Тень улыбается мне на стене.
А к чёрту всех, иду я в ад
с улыбкой гордой Моны Лизы.
И кто мне рад, и кто не рад,
простите мне мои капризы.
Простите боль и темноту,
что притаилась в бездне глаза.
Я не отвечу, я совру,
что свитер мною только связан.
И если тронете рукой,
своей рукою мои шрамы…
Идите, путник мой, домой.
Забудьте о холодной даме…
Пусть отогрею вас не я,
И не о вас я помнить буду…
А впрочем к чёрту, где мой яд?
Я и в аду вас не забуду…
Милый мой мальчик, а кукла уже не плачет.
Раньше умела, но что-то сломалось внутри.
Дёрнешь веревочку – кукла опять заскачет.
Только улыбка… что лучше в глаза не смотри…
Кукла запомнила ваши слова и обманы.
И потому чёрным светятся ночью глаза.
Кукла умеет… Она призывает туманы.
И не отпустит… Уже не отпустит назад…
…Милый мой мальчик, а кукла вам шлёт приветы,
сидя у вашей могилы… с белым цветком в руках.
Пусть же согреется, пусть же согреется светом,
пусть же согреется светом белый ваш, белый прах.
А в лесах, где плачут волки,
я хожу одна.
И Луны больной осколки
буду пить до дна.
Свои ветви клонят ели
до сырой земли.
И не каркали, а пели
птицы о любви.
Я с волками на рассвете
побегу домой.
Где-то светит, ой, как светит,
солнце, милый мой*.
Я его вложу в ладошки
и пошлю Тебе.
С неба звёзды сыпят крошки.
Я хочу к звезде.
А в лесах младые волки
очень ждут весну.
На ладошке два осколка:
я держу Луну
А кукле купили платье
белое. И кружева.
Цепи висят на запястьях.
Что же не рада, жена?
Он заплетает косы,
ленту заколет на грудь.
Что же ты плачешь? Слёзы
могут его вспугнуть.
Он подарил тебе небо,
чёрное как и душа.
Что же ты, Дева, не требуй.
Лучше живи чуть дыша…
…Но ведь могло быть и хуже:
дикие змеи в руках.
И в отражениях лужи
только его лишь глаза.
Ты же счастливая, Дева.
Большего и не проси.
Знаешь же, что королевы
прокляты жить без любви.
В старом доме скрипят полы.
Тихо стены вздыхают не в такт.
Я считаю опять углы,
но не вижу мастей у карт.
На чердак не хожу одна.
Там давно поселилась страх.
И всё смотрит в окно Луна,
отражаясь в моих глазах.
В старом доме не помнят смех.
И никто не кричит с утра.
В доме мёртвого это грех.
В доме мёртвого всё игра.
Потому молчаливее всех
я хожу от стене к углам.
…Вспомнить лица бы мёртвых тех,
кто приходит по вечерам.
Вновь в зеркалах я не вижу ответа
кто же взошёл на крыльцо.
Шалью пушистою ночью согрета,
сильно сжимаю кольцо.
А он, таинственный, в двери скребётся,
сердцу внушая обман.
Но не порвётся, нет, нет, не порвётся
мой на груди талисман.
Я прогоняю незваного гостя
ради сияния глаз.
Ради того, кто меня на погосте,
ждёт меня в призрачный час.
И в зеркалах, сединою объятых,
будем мы вместе кружить.
Ты* мой король и с Тобою распяты.
Я не могу ворожить.
Нагадай мне судьбу.
Ведь судьбу изменить нельзя.
Чтобы вновь Твой* король
победил моего ферзя.
Чтобы карты Таро
на зелёный ложились стол.
И скрипело перо,
когда знаки черчу на пол.
Я Тебя призову,
словно демона из кино.
Не во сне, наяву
Ты в моё постучишь окно.
Не замечу, что кровь
на белом Твоём рукаве.
Ослепляет любовь,
ослепляешь меня во тьме.
Наколдуй мне судьбу,
чтобы было менять нельзя.
Чтобы снова король
моего растерзал ферзя.
Уходя, выключаю свет,
чтобы было Тебе* темно.
И так глухо звучит ответ.
Словно в старом больном кино.
Тени ползают по чердакам
и за окнами сгинул след.
Ты ведь знаешь, везёт дуракам.
Только мне уже много лет.
Не обманет меня печаль
и изломы Твоих морщин.
Мне же тоже до боли жаль.
Ты же мой среди всех мужчин.
Так зачем убиваем себя,
расстоянием мучая вновь?
…В тёмной комнате двери скрипят
лишь о том, что пришла любовь…
Чёрный дым застилает глаза.
На костре, как обычно, не весело.
Рядом демоны и пустота.
Рядом тот, с кем в ночи куролесила.
А в лесах зажигают огни,
там оплакивают колдунию.
Ну же, демон, давай, прогони,
вырви с сердца свою плясунию.
Для Тебя* танцевала в ночи,
а теперь на огне, горячая.
Подобрать не смогла я ключи
к кандалам. А теперь не зрячая.
Чёрный дым до седых облаков
обнимает сухими лапами.
Демон, демон, не бойся ветров.
То не тучи, а волки плакали.
Затушить не сумею костёр.
Да и нет у меня желания.
…Чёрный, чёрный вверху шатёр.
К смерти я иду на свидание.
– Замираю на ступени
и иду ко дну.
Обними мои колени,
так как я люблю.
Усмехается мой демон:
– Что ты говоришь.
В этом платье, в этом белом
разве ты сгоришь?
Охраняют слуги неба
дочь седых волков.
И в лесах твои ночлеги
посреди снегов.
Песню хочешь? А за это
заберу покой.
Ледяным почуешь лето,
будешь лишь со мной.
Слушай, ведьма, твои Боги
прокляли тебя.
Нет другой такой дороги,
не сыскать огня!
Ведьма, ведьма, твои руки
до локтей в крови.
Не познаешь новой муки,
только позови!
Я укрою твоё тело
белым серебром.
И не смело, неумело
окружу теплом.
…Демон кружит, напевая,
песенку свою.
Ну а ведьма засыпает
словно бы в раю.
Голубой кусок свободы
вижу над собой.
Пролетают мимо годы.
Я иду с Тобой*.
По тропинкам. по болотам,
в синие леса.
Открываются ворота,
расплелась коса.
Сильной ведьме волк не страшен,
он как брат и муж.
…Только башки, только башни
в отраженье луж.
Средь тумана и полыни
мы идём вдвоём.
Кровь густая в венах стынет.
Мы волков зовём.
Потому что голубые
надо мной леса.
Потому что золотые
у Тебя глаза.
Эти звёзды горят во мне,
прогоняя тоску и холод.
Эти звёзды зажгла я тьме,
потушить чтобы зверский голод.
Волки воют в моей Душе,
песня радости вверх стремится.
Наверху так светло уже.
А внизу нам ещё не спится.
Мы по лестнице вверх и вверх,
обнимая руками звёзды.
Колокольчиком звонкий смех.
Знаю я, для меня Ты* создан.
Потому что горят во мне,
прогоняя тоску и холод,
разгораясь в кромешной тьме
эти звёзды, мой грех и голод.
Заходишь в сон мой незваным гостем
как будто к себе домой.
Так пахнет солнце. Так пахнет осень.
Так пахнет постель Тобой*.
Я собираю кусочки красок,
чтобы Тебя создать.
А голос хриплый под тканью масок.
Уже разучилась ждать.
Гуляю сонной в астральном мире
среди голубых светил.
И раздвигаются двери шире
и кто-то меня любил.
А мне бы только Твои ладошки
касанием по щеке.
…Кусочки сердца – такие крошки.
Совсем не видать в руке.
Волчьими тропами… Вдаль… Босоногая
я возвращаюсь домой.
Папа, скажи, как же можно дорогою
мне позабыть свой покой?
Липкие тени за мною шатаются.
Духи восстали от сна.
Как же от боли внутри разрывается
сердце в руках колдуна.
А он, насмешливый, в даль черноокую
сильной толкает рукой.
Не понимает, что я одинокая,
если со мною чужой.
И потому я ночами холодная.
Мне не хватает тепла.
Как же я, сильная, как же, свободная,
как я в ловушку вошла?
Волчьими тропами… Вдаль… Босоногая
я возвращаюсь домой.
Папа, веди меня тёмной дорогою
и сохрани мой покой…
Ветром он был и полем.
Там в голубой дали
он разделил своё горе
с демоном из земли.
А позже, сверкая светом
и обнимая даль
в небе мелькнул силуэтом.
Мне же до боли жаль:
Если случится горе
и налетит туман,
если завоет море
и поглотит обман,
кто же ему поможет,
сможет прогнать беду?
Демоны душу гложут:
«Будете с ним в аду»
В белом платье да к рассвету
я иду одна.
Открываю плечи ветру.
За спиной Луна.
За спиной полоской чёрной
горы да моря.
Я сегодня обручённой
стану как заря.
Обожгу огнём горячим
крылья и глаза.
Принц далёкий, принц бродячий,
нет пути назад.
К моему порогу ветры
гонят от тоски.
Ходишь долго, ходишь где-то.
Зыбкие пески…
Наколдую я к рассвету
милое лицо.
Открываю плечи ветру.
На руку-кольцо.
На рассвете заблудшей птицей
в дом ко мне пробирается лето.
Ещё рано, ещё не согрето
небо в синих глазах поэта.
А уже голубое небо
зазывает Тебя* в дорогу.
Эти кочки рукой не трогай.
Этот лес наградит тревогой.
Серой тенью мелькает пламя.
Души мёртвых шагают гордо.
За спиной же остался город
и увидимся мы не скоро.
Это то, что назвали дети
безысходностью или болью.
Волку только подайте волю.
…Разделяю с тобою горе…
Если скажешь мне:" Ветром будь
и своё подари мне сердце…»
чем смогу разорвать эту грудь?
Как смогу без него согреться?
Если скажешь: «Твори добро,
расплетая тугие косы…»
Понимаешь, на картах Таро
мне король выпадает Посох…
Если выйду я в мир из тьмы
и свои зажигать буду звёзды-
как узнает тогда средь зимы,
как поймёт для меня что создан?
Мой шут устал и чёрной краски
текут узоры по лицу.
Сегодня сброшены все маски:
она с другим идёт к венцу.
Шут улыбается печально
и за улыбкой прячет боль.
Что будет дальше? Это тайна.
Но горек привкус «Кровь и соль».
Он по ночам ленивой тенью
крадётся в страшный её сон.
Скрипят корявые ступени.
И воет ветер с трёх сторон.
Мой шут устал. Он стал злодеем.
Не верит больше он словам.
И кто его в ночи согреет,
и кто падёт к его ногам?…
Мой шут гуляет по аллеям
и насылает в сны кошмар.
В моём подвале плачут тени.
Рыдают тени по углам.
Ты целовал мои колени,
а я молилась палачам.
Твоим страданьем упивалась
и с губ стирала капли лжи.
В тебе ещё чуть чуть осталось,
в тебе ещё осталась жизнь.
В моём подвале гибнут люди,
в подвале гибнут по ночам.
Пускай меня сейчас осудят
и догорит моя свеча…
Но будут помнить, помнить будут
и в страхе припадут к богам.
В моём подвале в страшном круге
я душу демону отдам.
Кофе горчит от потери.
Горек полыни вкус.
Я никому не верю
и не дарю своих бус.
Кофе напомнит осень
и сумасшедшей дождь.
Стрелка на цифре восемь.
Значит, Ты* скоро придёшь.
Значит коснутся руки
шрамов моей руки.
Это такие трюки,
это такие дни…
Кофе оттенка глясе…
Соберу Луны осколки
на свою ладонь.
Серебром блестят иголки,
а рукой не тронь.
Из осколков сердце склею
и вложу на грудь.
Ветром в небе, ветром вею.
Не даю уснуть.
Ты* в моих ветрах заблудший
потерял покой.
Самый смелый, самый лучший,
забери с собой.
Обручусь с горячим телом,
стану я женой.
Поцелую вдруг не смело,
обернусь весной.
И с полей цветные дали
принесу к Тебе.
Это счастье мы так ждали
на Твоей земле.
Просто я с небес бездонных
видела Тебя
среди всех ночей бессонных,
посреди огня.
А я ведь знаю, что скучаешь,
но гордый взгляд пронзает стену.
И только пульс быстрей об вену.
Но не прощаешь, не прощаешь.
А я ведь жду лишь нашей встречи.
Тоскует сердце, просит солнца.
И я в глаза твои – колодцы
смотреть готова годы, вечность…
Тебя касаюсь только мыслью.
Горячий вздох щекочет шею.
Прости, я только так умею.
Я для тебя рискую жизнью…
А я ведь знаю, что скучаешь.
Но гордый взгляд пронзает стену.
И только пульс быстрей об вену.
И снова ты меня прощаешь.
Как сегодня ночью снился,
как шептал: «Тебя люблю».
Этот вечер тьмой напился.
Ты* сказал: «Тобой живу».
Обнимал мои Ты плечи,
но глаза смотрели вниз.
Это – тьмой рыдают свечи.
Это маленький каприз.
За спиной седым туманом
Ты нашёптываешь мне
как обманом, как обманом
упивался при Луне.
Просто руки, Твои руки
обнимают грудь мою.
Эти годы, что в разлуке,
я Тобой одним живу.
Я забираю ветер
в тёмную преисподнюю.
В нашем союзе третий
лишний как зла отродие.
Я опускаю мысли
в тайную из обителей.
В небе моём повисли
ангелы в тёмном свитере.
И на губах доверчиво
привкусом огорчения
я начертила вечером
символа тьмы значение.
И на губах горячее
как поцелуй – затмение.
Сердце моё незрячее,
в сердце моём забвение.
…Ангелы в тёмном свитере
снова меня обидели…
О чём говорить? Сердце плачет тоскою.
И в доме простуженном серые дни.
Не верьте, что раньше была я другою.
А если и было – меня не вини.
Ведь птица, что в клетке сидит дни и ночи
не может пропеть о свободной любви.
Он ключ подбирает и смотрит… А в прочем
меня, мою душу на двое дели.
И карты сухою рукой собирая
я прячу улыбку как множество лет
я прятала губы… как будто чужая…
Я прятала лоб свой под чёрный берет…
Не Тебя* я ждала, но что ж.
Открываю пошире дверь.
Помнит тело холодный нож
и как в раны вгрызался Зверь.
Ты пришёл из туманной тьмы
и увёл за собой в закат.
Только знаешь, среди зимы
я уже не вернусь назад.
Просто где-то в Твоих глазах
я как лодка иду ко дну.
Отступает подальше страх.
Значит снова с Тобой усну.