7 ноября
Седьмого ноября от ужина с Семеркой не отвертишься: традиция. То, что у меня траур, не повод уклоняться от встреч с друзьями. Держу пари, ты бы тоже пошла на этот ужин, если бы вместо тебя умер я. Дом Фред битком набит ее собственными и ее семьи творениями, и ничего тут удивительного, если знаешь, что она непревзойденный художник и одновременно – столь же непревзойденный декоратор. Выпивку и закуску на наши встречи обычно приносят гости, ты всегда приносила шампанское своей любимой марки, и пузырьки его пены заставляли забыть о пересушенных кишах[52] и непропеченных пирогах. Ты даже и не пыталась делать нечто особенное, чтобы не вступать в конкуренцию с Изабель (канапе с морским пауком[53]), и с Мари-Кристин (финики, фаршированными чоризо[54] и мятой), и с Ренатой (тирамису), и с Моникой (яблочный пирог), но всякий раз все-таки что-нибудь пекла. А я втихаря выбрасывал в помойку плоды твоих усилий, и ты возвращалась домой счастливая – с пустым блюдом.
– Ты только погляди, Жо! Им понравилось – все съели, ни крошки не оставили!
Друзья чуть не раздавили мне руку, выражая сочувствие, и на словах их сочувствие выражалось так же бурно:
– Мы все одна семья, Жо.
– Приходи к нам обедать и ужинать, когда захочешь.
– Считай, что приглашен в любой день, не сомневайся.
– Моя жена не так красива, как твоя, но готовит в тысячу раз лучше, – шепчет один из друзей, желая меня развеселить.
Ты была красивее всех, Лу. Ты научила меня везде быть как у себя дома и всегда чувствовать себя счастливым. Без тебя я дурак дураком.
Я не мог притронуться к твоим бутылкам и не принес сегодня шампанского. У тебя был открытый счет в нашем главном книжном, и я продолжаю отовариваться там – мне кажется, что это ты покупаешь мне газету.
Знаешь, чем можно заглушить горе? Марочными винами. Я купил «Керанн» и «Домен де ла Гэйер» с берегов Роны, а благодаря Жоржу и Женевьеве тут хоть залейся бургундского. Мужчины заставляют меня пить. Женщины заставляют меня есть. Я ищу тебя взглядом – забываю на долю секунды, что тебя уже не найти.
– Как твои дети, Жо?
Не «ваши» – «твои»! Наши дети теперь только мои, Лу. Приходится терпеть.
– Хорошо… ну, в общем, не хуже, чем всегда.
– Ты ездил в Лорьян к нотариусу?
На острове все всё знают: вашу машину видели в порту, встретили вас на палубе, знают, что вечером у вас гости – вы сегодня покупаете лишнюю буханку хлеба, знают, что вы больше любите, мясо или рыбу, знают, какие читаете газеты… Дети наших друзей, как и наши, перебрались на континент, они приезжают в отпуск, но теперь это сложнее, расписание поездов расходится с расписанием почтовиков, не иначе проказник корриган[55] в пику всем все нарочно перепутал. Мы больше рассчитываем друг на друга, чем каждый на свою семью. Летом мы видимся редко, потому что у всех полным-полно приехавших на каникулы детей и внуков, но с сентября наступает «мирное время». Мы мрачнеем, когда родные уезжают, но входим в нормальный ритм жизни, снова начинаем встречаться, мы выдыхаем.
– Лу выбрала юнца с континента, – отвечаю я.
– Как у тебя с деньгами, Жо? Нужны?
– Ты же знаешь, мы рядом.
– Обращайся к нам за чем угодно!
– Как хорошо, что вы у меня есть, спасибо!
Умираю, до чего хочется рассказать друзьям, какую шутку ты со мной сыграла, но ты не разрешила говорить об этом. А какой бы я имел успех! Я сразу стал бы вдовцом-затейником. И я спрашиваю – неожиданно для себя и для всех:
– Ребята, вы считаете, ваши дети счастливы?
Все сразу замолкают, воцаряется гробовая тишина.
– Ничего себе вопросик.
– Дурак дурацкий – вот ты кто! – ругает меня Милана, ей свойственно ругать тех, кого любит, но она так ласково это делает.
– Чертов Жо, всегда чем-ничем удивит!
И они начинают мне доказывать, что да, конечно же, да, их дети счастливы, разведенный сын встретил чудесную женщину, у дочки новая работа, лучше не придумаешь, сын уехал в Испанию, дочь уехала в Дубай, и все везде живут припеваючи… Тогда я захожу с другого конца:
– Хорошо. А вы сами, вы счастливы?
Вопрос застает их врасплох, они смущаются и умолкают. А правда – разве можно хвастаться своим счастьем перед свежеиспеченным вдовцом? У нас так не принято. Анн-Мари, потерявшая мужа, молча мне улыбается. Бертран рассказывает, как обрадовался, когда сыновья, надеясь доставить отцу удовольствие, присоединились к нему на последнем участке Камино де Сантьяго, а еще ведь после того, как он несколько месяцев шел в Компостелу[56], те, кто составляет ядро нашей Семерки, тоже оказались там – в день его рождения! И мы с тобой отправились бы с ними, если бы твоя память тебе не изменила.
Как разобраться, Лу, счастлив человек или нет? Чем его измеришь, счастье? Когда Сара упомянула Патриса, у меня появилось странное ощущение: этого ты хочешь, дурочка моя Лу? Чтобы я отыскал Патриса и чтобы они с Сарой снова полюбили друг друга? Тогда почему ты ни разу мне прямо об этом не сказала? По-моему, парень, который бросает невесту, узнав, что она заболела, безнадежен, на него нельзя положиться. А ты думаешь, с ним она была бы счастливее?
Наши дети несчастны. Сириан разрывается между двумя женщинами. Я не хочу, чтобы Сара и Патрис были вместе, я просто навела тебя на след, а дальше давай уж сам.
Нет больше сети, нет связи, и батарейки сели. Я отдала бы все, только бы коснуться твоей щеки.
Я видела, как ты колебался в погребе, бализки, а знаешь, надо было взять шампанское, ведь все мое – твое.