Над маленьким письменным столом, прикрепленным к стене командирской башенки, находилась квадратная панель из красного дерева с шестью попарно расположенными белыми кнопками. С одной стороны панели висел телефон, с другой – переговорная трубка. По правую руку от места, где стояла Зейди, находились два никелированных колеса, а за каждым из них – белый диск, один с разметкой на 360 градусов, другой – на 100 с делениями по десяткам. Над головой висел обычный компас, а на других частях стены компактно располагались барометры, термометры, барографы, в общем, практически все приборы, которые только могли потребоваться самому взыскательному аэронавту или исследователю космоса.
– Видишь ли, Зейди, это то, что можно назвать мозговым отсеком Космолета, и, если учесть, что мои двигатели работают нормально, я мог бы заставить его делать все, что захочу, не выходя отсюда, но, как правило, конечно, в машинном отделении находится Мургатройд. Если бы он не был самым добросердечным валлийцем, которого когда-либо порождал Йоркшир, я думаю, он стал бы идолопоклонником и поклонялся бы двигателям Космолета.
– А кто такой Мургатройд, позвольте узнать?
– Прежде всего, он, можно сказать, потомственный подданный дома Редгрейвов. Его предки служили моим на протяжении последних семисот лет. Когда мои предки были грабителями-баронами, его предки были оруженосцами. Когда мы отправились в крестовый поход, они тоже пошли; когда мы собрали полк для короля против парламента, они, естественно, первыми записались в него; и когда мы постепенно успокоились в мирной респектабельности, они сделали то же самое. Наконец, когда мы занялись торговлей как железных дел мастера и инженеры, они тоже пошли туда. Этот Мургатройд, например, был мастером-бригадиром на моих заводах в Смитоне, и он был единственным человеком, которому я осмелился доверить секреты Космолета, и единственным, кому я мог доверить себя на его борту, вот почему у нас экипаж из двух человек. Понимаете, владение таким судном – это довольно серьезный бизнес, и если он попадет не в те руки…
– Да, я понимаю, – кивнула Зейди. – Это было бы слишком ужасно, чтобы думать об этом. Ты мог бы держать в ужасе весь мир, но я знаю, что ты этого не сделаешь, потому что, во-первых, я тебе этого не позволю.
– Спокойно, спокойно, мадам; позвольте мне покорно напомнить вам, что вы все еще моя пленница и что я все еще командир Космолета.
– Ну, хорошо, – сказала Зейди, прерывая его нетерпеливым жестом, – а теперь позвольте мне посмотреть, что может сделать с ним командир Космолета.
– Конечно, – ответил Редгрейв, – и с величайшим удовольствием, но, кстати, это напоминает мне, что вы еще не заплатили за вход.
Когда оплата была произведена и принята, или, возможно, правильнее было бы сказать – принята и отдана, Редгрейв положил палец на одну из кнопок.
И тут же Зейди услышала, как все слабее и слабее становится колебание воздуха за гладкой стеной башни. Затем произошел небольшой толчок, едва не нарушивший ее равновесие, и вот уже облака под ними начали обретать форму, и огромные белые континенты с серыми океанами между ними бесшумно и стремительно уносились вдаль.
Редгрейв повернул колесо с диском в 100 градусов немного влево. В следующее мгновение облака поднялись вверх. На мгновение Зейди увидела лишь белую дымку со всех сторон. Затем атмосфера снова прояснилась, и она увидела далеко внизу огромное пространство океана, похожее на внезапно застывшую твердь.
Там были длинные атлантические валы, покрытые снежной пеной. То тут, то там через большие интервалы виднелись маленькие черные точки, за некоторыми из них тянулись коричневые следы, другие были с небольшими белыми пятнами, отчетливо выделявшимися на фоне серо-голубого цвета моря. С каждым мгновением их становилось все больше. Потом волны с белыми гребнями пришли в движение, и большие океанские пароходы и парусники с полными парусами все меньше и меньше походили на игрушечные. Прямо под ними показался очень большой пароход с четырьмя трубами, из которых валил густой черный дым. Редгрейв взял в руки бинокль, с минуту смотрел на него и сказал:
– Это "Дойчланд", новый гамбургско-американский рекордсмен. Давайте спустимся и поболтаем с ним. Интересно, получает ли он новости о войне? Мы ведь заодно с Германией, и они могут что-то знать об этом.
– Это было бы очень мило! – сказала Зейди. – Давай полетим и покажем им, как мы можем бить рекорды. Полагаю, они уже заметили нас и теперь гадают, кто мы такие. Думаю, увидев нас, они почувствуют, как изрядно отмучился воздушный шар бедного графа Цеппелина.
Редгрейв отметил "мы" и "нас" с тайным удовлетворением.
– Хорошо, – сказал он, – мы полетим и устроим им небольшой аттракцион.
Перед командирской башенкой стоял стальной флагшток высотой около десяти футов, с галсами, пропущенными через прорезь в верхней части. Он достал из шкафчика под столом небольшой рулон бантинга, открыл стеклянную задвижку, вставил крючки и прикрепил флаг.
Тем временем длинная громада лайнера становилась все больше и больше. Палубы его были черны, люди смотрели вверх, на это странное явление, опускающееся на них из облаков. Прошла еще минута, и Космолет опустился на высоту пятисот футов от воды, примерно в полумиле за кормой "Дойчланда". Редгрейв повернул штурвал на два-три дюйма назад и нажал вторую кнопку.
Космолет мгновенно прекратил снижение, а затем рванул вперед. Новоиспеченная борзая делала двадцать два с половиной узла, выбрасывая из-под своих стоек широкие белые потоки пены. Но уже через полминуты Космолет был рядом с ней.
Редгрейв запустил рулон с полотнищем на вершину флагштока, потянул за один из фаллосов, и в воздух взвился белый флаг Англии. Почти в тот же момент на корме "Дойчланда" поднялся германский флаг, и с его палубы донесся рев приветствия, смешанный с возгласами удивления.
Каждый флаг в свое время был поднят трижды. Редгрейв снял фуражку и поклонился капитану на мостике. Зейди кивнула и взмахнула платком в ответ на сотни других, развевавшихся на палубе. Миссис Ван Стюйлер вздрогнула от неожиданности и инстинктивно помахала своим, желая сменить занятие. На самом деле, если бы не ее абсолютная преданность приличиям, она бы послушалась своего первого порыва и попросила лорда Редгрейва пересадить ее на пароход.
Пока офицеры, команда и пассажиры "Дойчланда" с широко раскрытыми глазами смотрели на изящные сверкающие очертания Космолета, Редгрейв коснулся первой кнопки во втором ряду, передвинул на несколько градусов стоградусное колесо, а затем сделал четверть оборота другим. Затем он закрыл створку иллюминатора, и в следующее мгновение Зейди увидела, как огромный лайнер погружается под них, диковинно вращаясь. Казалось, что он остановился, а затем стал вращаться вокруг своей оси, становясь с каждым мгновением все меньше и меньше.
– В чем дело, Ленокс? – спросила она, слегка задыхаясь. – Что делает "Дойчланд"? Кажется, что корабль вращается вокруг своей оси, как колесо".
– Это только точка зрения, дорогая. Корабль идет прямо по курсу на Нью-Йорк, а мы все время делаем вокруг него кольца и поднимаемся вверх. Но, конечно, здесь ты замечаешь движение не больше, чем если бы находился на воздушном шаре.
– Но я думала, что вы собираетесь поговорить с ними. Конечно, вы же не хотите сказать, что это было сделано для того, чтобы немного покрасоваться?
– Полагаю, что примерно к этому все и идет, но вы не должны думать, что это было чистое тщеславие. Видите ли, немецкое правительство купило воздушный корабль графа Цеппелина, или управляемый шар, как его следует называть, предполагая, что им можно будет управлять по ветру, и, конечно, они хотят сделать из него боевую машину. Теперь Германия готова поддержать нас в надвигающейся беде, и, чтобы скрепить союз, я подумал, что было бы неплохо сообщить хитрым тевтонам, что под британским флагом есть нечто, способное сделать из их газовых мешков настоящий фарш.
– А как же "Старая слава"? – спросила мисс Зейди. – Космолет был построен на английские деньги и с английским мастерством, но…
– Это творение американского гения. Разумеется, это так. На самом деле это первый конкретный символ англо-американского союза, и когда дочь ее создателя станет партнером человека, который его сделал, у нас будет два флагштока, и "Юнион Джек" и "Старая слава" будут развеваться бок о бок.
– А пока куда мы направляемся? – спросила Зейди после минутного перерыва. – Ах, вот мы и снова в облаках. Что заставляет нас подниматься? Это та сила, которую, как сказал мне папа, он открыл?
– Сначала я отвечу на последний вопрос, – сказал Редгрейв. – Это было величайшее из открытий вашего отца. Он добрался до тайны гравитации и смог разложить ее на две отдельные силы, как это сделал Вольт с электричеством – положительную и отрицательную, или, говоря проще, притягивающую и отталкивающую.
– Три из пяти комплектов двигателей в Космолете развивают Р-силу, как я ее сокращенно называю. Вот это колесико с обозначенными за ним ста градусами регулирует её действие. Чем дальше я поворачиваю его вправо, тем больше Р-силы преодолевают силу притяжения Земли или любой другой планеты, которую мы можем посетить. Поверну обратно – и сила тяготения заявит о себе. Если я поставлю этот наконечник стрелки на колесо напротив нуля, то вес Космолета составит около ста пятидесяти тонн, и, конечно, он упадет как камень, причем очень большой. На отметке 10 он ничего не весит, т.е. Р-силы в точности противодействуют гравитации. На одиннадцатом уровне она начинает подниматься. На отметке "сто" корабль будет отброшен от Земли, как снаряд из двенадцатидюймовой пушки, или даже быстрее. Теперь смотрите.
Он взял в руки переговорную трубку.
– Все ли у нас в порядке, Эндрю?
– Да, мой господин, – прозвучало в трубке.
Затем Редгрейв медленно повернул руль, пока индикатор не указал на двадцать пять. Зейди, зажмурив глаза от удивления, увидела, как под ними расстилается огромное море сверкающей белизны, океан снега с серо-голубыми вкраплениями. Он уходил из-под ног, пока эти пятнышки не превратились в точки, а освещенные солнцем облака – в огромное светящееся пятно. Воздух вокруг них стал удивительно чистым и прозрачным. Солнце палило на них с удесятеренной силой, но Зейди с удивлением обнаружила, что сквозь стеклянные стены и крышу командирской башенки почти не проникает тепло.
– Какая ужасная высота! – воскликнула она, оглядываясь на него с чем-то похожим на страх в глазах. – Как высоко мы находимся, Ленокс?
– Потом вы поймете, что Космолет не принимает во внимание ни высоту, ни глубину, ни подъемы, ни спуски, – ответил он, глядя на циферблат анероидного барометра, стоявшего рядом с ним. – Грубо говоря, мы находимся на высоте более 60 тыс. футов – примерно в десяти милях от поверхности Атлантики. Вот почему я спросил Эндрю, все ли у нас герметично. Видите ли, мы не можем дышать тем воздухом, который находится снаружи, – он слишком разрежен и холоден, – поэтому Космолет создает свою собственную атмосферу по мере того, как мы движемся. Но я не хочу больше рассказывать о том, что вам предстоит увидеть. Так что, если позволите, мы сейчас спустимся вниз и отправимся в Вашингтон. В любом случае, я надеюсь, что убедил вас в том, что я сдержал свое обещание.
– Да, дорогой, выполнил, и великолепно! Я только об одном жалею. Если бы он был сейчас здесь, как бы он был счастлив! Тем не менее, я смею предположить, что он все знает и так же счастлив. На самом деле, он должен быть счастлив. Я в этом уверен. Сама суть его сознания была в мечте об этом корабле, и теперь, когда она стала реальностью, он должен быть здесь. Разве это не часть его самого? Разве не его разум работает в этих ваших замечательных двигателях, и разве не его сила поднимает нас с земли и снова опускает, как только вы захотите повернуть это колесо?
– В этом нет сомнений, Зейди, – тихо, но серьезно ответил Редгрейв. "Вы же знаете, что у нас, жителей северных провинций, есть свои традиции и свои призраки; и что может быть более вероятным, чем то, что дух умершего или ушедшего в иные миры человека будет следить за осуществлением его величайшей работы на земле? Почему бы нам не верить в это, нам, уходящим из этого мира в другой?
– Почему бы и нет? – прервала Зейди, – Конечно, мы будем верить. А теперь предположим, что мы спустимся вниз и дадим бедной миссис Ван Стюйлер что-нибудь поесть и попить. Дорогая старушка, наверное, уже до полусмерти перепугалась.
– Прекрасно, – ответил Редгрейв, – но сначала мы в буквальном смысле спустимся вниз, чтобы можно было заставить работать пропеллеры.
Он повернул штурвал назад, пока индикатор не указал на пять. Облако-море стремительно приближалось. Они прошли сквозь него и остановились на высоте около тысячи футов над морем. Редгрейв дважды коснулся первой кнопки, затем следующей. Воздух с шипением пронесся мимо стен башни. За ними, казалось, стремительно проносились волны Атлантики, и тогда Редгрейв, убедившись, что за штурвалом находится Мургатройд, задал ему курс на Вашингтон, а затем спустился вниз, чтобы посвятить свою избранницу в искусство и тайну приготовления пищи с помощью электричества, как это делалось на кухне Космолета.