Эти истории записаны со слов очевидца и очень близкого персонажам человека. (Имена изменены.)
Вся мокрая от пота пятнадцатилетняя Светка металась по постели, кромсая влажную подушку. Как ни странно, её опять мучил один и тот же сон, который снился ей уже вторую ночь подряд. Красная планета, как ярко светящийся шар, выплывала из ниоткуда и быстро приближалась к ней, занимая собой всё пространство на фоне бесконечной черноты космоса, пока полностью не ослепила её. На планете бушевали вихри, с размытой туманом пепла поверхности доносились леденящие душу стоны людей. Казалось, она вся кипела страстями, скрежетала, плавилась, трескалась, разлеталась на части и вновь собиралась по кускам в единое целое. В какой-то момент планета стихла, да так, что тишина едва не разрывала перепонки, а потом резко залилась кровью и стала бешено уменьшаться в размерах, уплывая далеко-далеко, пока не исчезла совсем.
Светка с ужасом открыла глаза и недоумённо уставилась в потолок. По нему искрили блики солнечного утра. Из открытого настежь окна доносились трели птиц, благоухало цветами, но всё это было ей совершенно безразлично, потому что разбитый кошмарами организм стонал от бессилия и усталости, а в голове продолжались страшные видения ночи.
Послышался стук в дверь, в комнату заглянула мать, Любовь Ивановна.
– Светик, родная, что-то ты сегодня припозднилась. Пора собираться в школу. На носу экзамены.
Светка молчала, продолжая думать о своём.
– Да что с тобой, Светик? На тебе лица нет. Случаем не заболела? – взволнованно спросила мать и потрогала лоб дочери.
– Нет, мама, – словно очнулась Светка. – Всё хорошо, сейчас буду.
По пути в школу мысли о красной планете с новой силой обуревали девочку. «Что бы это могло означать? Почему мне видятся кровь и мучения людей?» Эти вопросы не выходили из её головы; она то и дело задирала голову и вглядывалась в синеву неба, но, как ни старалась, ответов там пока не находила.
На уроке астрономии, которая раньше её совсем не интересовала и казалась скучной, она всё порывалась спросить учителя о своих переживаниях. Однако опасения, что её могут не понять, не давали ей преждевременно подскочить с места и выложить всё, что у неё кипело на душе. Но момент, который она так ждала, наступил сам – за десять минут до конца урока.
– А сейчас, ребята, я немного расскажу вам о комете Галлея. Знаете что-нибудь о ней?
Весь класс со всеми его двоечниками и хулиганами, который ещё минуту назад был готов по звонку взорваться возгласами и вылететь в коридор, срывая с петель дверь, мгновенно умолк. Учитель положил указку на стол, подошёл к окну, помолчал, устремив свой взор в невиданную даль, и спокойно продолжил:
– Так вот, комета Галлея, которую в народе иногда называют кровавой, одна из самых старых, ярких и ничтожных по массе периодических комет.
При слове «кровавая» Светка сразу оживилась и заёрзала на стуле. Она поняла, что сейчас её сон будет разгадан, поэтому глаза заблестели, а сама она вся обратилась в слух. Учитель в этот момент стал для неё единственным человеком в мире, который был нужен ей, и она заворожённо его слушала.
– Что интересно, – продолжил он своё повествование. – Комета движется в направлении, противоположном движению планет, с периодом обращения вокруг Солнца около 76 лет. Известно, что с Земли она наблюдалась уже 31 раз. Впервые её увидели ещё в 446 году до нашей эры, а по другим источникам – в 611 году до нашей эры. Последний раз земля проходила через её хвост в 1910 году.
– А что она несёт с собой? – выпалила Светка, не выдержав ожидания.
– В истории сохранилось немало фактов, ознаменованных появлением этой кометы. Приведу наиболее известные. Например, толкователь её появления в 837 году – анонимный автор сочинения «Жизнь императора Людовика». Если вы помните, речь идёт об императоре Франкского государства Людовике Первом Благочестивом, впоследствии названным историками Астрономом.
В 1066 году появление кометы было истолковано в Англии как предзнаменование скорой смерти короля Эдуарда Исповедника и последующего завоевания государства Вильгельмом Первым. Кстати, так и произошло в действительности.
– А что-нибудь свежее у вас в заначке имеется? – с усмешкой донеслось с задней парты. – А то мы с историей не в ладах.
– Тебе, Иванов, если не интересно, то не слушай, но и не мешай другим, – огрызнулась Светка на правах лидера класса. – Продолжайте, Леонид Петрович, не обращайте на этих неучей внимания, мы на них найдём управу.
В классе снова воцарилась тишина, был слышен даже полёт мухи.
– Это хорошо, – откашлялся учитель, глубже усадил очки на переносице, взглянул на класс и снова уставился в окно. – Можно и посвежее. С появлением кометы связывают интересные факты из жизни известных писателей Льва Николаевича Толстого и Марка Твена. Первый под впечатлением увиденной в семилетием возрасте кометы, то есть в 1835 году, описал её в своём бессмертном произведении «Война и мир». Второй, узнав уже в зрелом возрасте, что родился в этот день, отшутился: «Я появился на свет вместе с кометой, вместе с ней и уйду». В действительности же комета Галлея стала вестником их судьбы, и они оба скончались в 1910 году, когда она вновь прошла перигелий с солнцем.
Весь класс заворожённо молчал. Каждый думал о своём.
– Вот вам и ответ на вопрос, что связывает человечество с появлением кровавой кометы. Если кто не верит, может почитать соответствующую литературу в библиотеке. Где находятся её двери, думаю, знаете.
Наконец в школе раздался звонок, и все дети высыпали на улицу. В классе остались Светка и Леонид Петрович. Она тихо подошла к его столу и взволнованно спросила:
– Леонид Петрович! А когда комета и Земля соприкоснутся снова? Скоро?
– Ты знаешь, – ответил он. – Я на днях разговаривал по телефону со своими друзьями из обсерватории и узнал, что комета сейчас находится возле Земли. Так что её можно увидеть невооружённым глазом, если, конечно, повезёт.
От этих слов Светку бросило в дрожь. Она опустила голову, постояла немного, размышляя о чём-то, и, ничего не сказав, убежала к подругам.
После трудового дня вечерний досуг семьи затянулся у кипящего самовара. Уставшие Любовь Ивановна с мужем наслаждались чаепитием, смотрели любимый сериал и не заметили, как их дочь тихонько вышла из дома. Сколько прошло времени в её отсутствие, они даже не почувствовали, пока не услышали крик взволнованной соседки в окно:
– Люба! Любонька! Со Светой беда приключилась, беги скорее на улицу.
Любовь Ивановна, не чуя ног, выскочила на улицу и обомлела. На лавке, прислонившись к стене дома, полулежала-полусидела бездыханная дочь. Её голова была запрокинута вверх, к небу. Сердце матери облилось кровью, она упала на колени и, теребя дочь, вне себя взревела:
– Господи! За что же такая несправедливость? Лучше забери мою жизнь, но оставь в покое дочь. Она ещё совсем юное и невинное создание, ей жить и жить.
Вдруг пальцы Светы слегка шевельнулись, она подняла руку, открыла глаза и тяжело вздохнула.
– Мама, а что ты здесь делаешь и почему плачешь? – прошептала Света.
Её отвели в дом и уложили на диван. Буквально через десять-пятнадцать минут Света полностью пришла в себя и уже сама успокаивала родителей, уверяя их в том, что здорова и ничего страшного с ней не произошло:
– Мама, это просто был обморок, не больше. Успокойся, родная. Я ходила смотреть на комету.
– Какую комету?
– Мама, ты ничего не знаешь. Она прилетала за мной и манила к себе.
– Ты, наверное, бредишь, доченька. Разве такое может быть?
– Может, мама, может! На ней мне хорошо и уютно, а душа согревается.
Она встала, легко прошлась по комнате и присела к столу. Слово за слово, и родители постепенно успокоились.
Прошло ещё какое-то время. Всех клонило ко сну. Любовь Ивановна снова вышла на улицу подышать воздухом. И снова на той же лавочке в той же позе сидела её дочь и смотрела на звёзды. Больше она уже не пошевелилась.
Похороны прошли в слезах и суете. За грузовой машиной с телом покойной шла вся школа, близкие, знакомые, сельчане. Поток провожающих, казалось, был бесконечен. Убитые горем родители сидели на верхах у гроба и не сводили глаз с дочери. Она лежала умиротворённая, улыбалась, словно во сне, и слегка покачивала головой из-за тряски машины по дорожным ухабам. Над процессией, радостно курлыча, летел клин журавлей, возвращавшийся на родину.
Неожиданно глаза Светы приоткрылись и засветились под лучами солнца. Её взгляд был устремлён ввысь и взывал о встрече. Любовь Ивановна не сводила с дочери глаз и плакала в надежде, что опять произойдёт чудо и она вернётся к жизни. Но чудо в это время свершалось на небесах, и они, казалось, ликовали. Потом глаза усопшей снова сомкнулись, а розовое лицо моментально потемнело.
В траурной колонне провожающих усопшую в последний путь особо выделялась группа коротко стриженных молодых парней в возрасте 25–30 лет. Их тела с ног до головы были одинаково облачены в кожу. Они все как на подбор были атлетического телосложения, ни с кем не общались, а на кладбище стояли за пределами погоста. На поминках их тоже никто не видел.
– Интересно, что это за люди в тёмной одежде? – невзначай спросила Любовь Ивановна попутчицу. – Раньше я их не встречала.
– Точно не знаю. Только люди судачат, что они пришли сопроводить Свету на свою планету. Видимо, таков у них обычай.
Вечерело, народ возвращался с поминок, а по небу, широко распластав шлейф кровавого хвоста, бесшумно летела одинокая комета – ночная странница и повелительница человеческих душ.
P.S.
Прошли годы, но сердце матери, безвременно потерявшей свою дочь, по-прежнему не знает покоя. Ночами они мысленно встречаются, подолгу разговаривают и делятся впечатлениями.
– Ну как ты там, Светик?
– Всё хорошо, мама! Не волнуйся за меня, дорогая. Мы обязательно встретимся. Только ты не спеши, пожалуйста. Береги себя! Береги! Слышишь…
Этот случай произошёл в одном из сёл на Волге накануне родительского дня. Иван проснулся как всегда рано, ещё с петухами. Потянулся, встал, умылся по пояс холодной водой из крана во дворе и докрасна обтёрся махровым полотенцем. Его Люба уже хлопотала на кухне с завтраком.
– Налетай, пока горячие.
Она переложила очередной блин со сковороды на тарелку и обмазала его сливочным маслом.
– А Петька где? Валяется, небось? Ух, и всыплю же я этому соне, будет знать, как родителей не слушаться.
– Да ладно тебе, – встал на защиту сына Иван. – Вспомни себя в двенадцать лет. Тёща рассказывала, как они мучились с тобой.
– Скажешь тоже, – зарделась Люба и тут же замолчала. Она хорошо знала, чем может обернуться для неё каждое лишнее слово, и потому вовремя остановилась, чтобы не противиться мужу.
В дверях кухни появился заспанный Петька. Его худющее тело с торчащими в ряд, как гармошка, рёбрами было просунуто в семейные трусы до колен, волосы всклокочены, под правым глазом зиял большой синяк.
– А это откуда такое чудо? – спохватилась Люба и в чувствах хлопнула себя по бёдрам. Она подошла к сыну, обхватила ладонями его голову и повернула к окну, чтобы лучше рассмотреть лицо.
– Чьих это рук дело? Сорванец.
В воздухе нарастал скандал, но обстановку, как всегда, вовремя разрядил Иван.
– Сказывал, что вчера с соседским Ромкой асыки не поделили, – встрял он, смакуя блины. – Вот и заработал. Кто хоть из вас прав-то был? А то его батька тоже ничего не ведает. Надавал своему подзатыльников и вроде остыл, как будто это поможет.
Петька стоял молча, опустив голову, и шмыгал носом.
– Ладно, потом поговорим. А сейчас – умываться и за стол, – унялась наконец Люба и занялась своими делами.
После завтрака Иван с Петькой собрались на рыбалку, а заодно по дороге решили заглянуть на кладбище – заранее посмотреть, всё ли на могиле дочери ладно; прибраться, если надо. Они понимали, что заниматься этим в родительский день особо будет некогда, а потому спешили. Иван шёл впереди, его размашистые шаги ложились ровно в ряд, ведро в руке покачивалось ему в ритм. За ним семенил Петька с удочками, пытаясь догнать отца и пристроиться идти в ногу. Раньше он видел, как солдаты ходят в строю, и мечтал обязательно стать офицером, когда вырастет. Поэтому удочки он держал, гордо выпятив грудь, а главное, исправно, как ружьё на плече.
– Далёко собрались, солдатики? – окрикнул их через плетень любопытный сосед.
Иван с Петькой, дабы не терять время, молча прошли мимо, слегка помахав рукой.
На кладбище было тихо и спокойно, отчего маленький Петька испытывал дикий ужас. За каждой могилкой ему виделись мертвецы с косами, а любой шорох детонировал в сердце, как топот приближающегося табуна лошадей.
– Что, Петька, боишься? Не робей. Бояться надо не мёртвых, а живых. Учти, малой, мёртвый тебе уже ничего не сделает, а вот от живого всего можно ожидать.
Но Петька на правах младшего отцу не верил и потому, крепко вцепившись в его руку, испуганно озирался по сторонам.
– Так и голову потерять можно. Открутится, что будем делать? Обратно приклеить не получится, – пошутил Иван.
В месте расположения могилки – на самом верху холма – почему-то было сыро и скользко. Ещё издалека Иван заметил, что она сильно накренилась и просела, а подойдя ближе, отчётливо увидел, как ручеёк воды, нарушая все существующие законы физики, вытекал из пруда у подножия погоста, взбирался вверх по склону и устремлялся прямо в могилу, образовав у её изголовья глубокую дыру в земле.
Иван несколько оторопел, почесал в замешательстве затылок и произнёс:
– Да-а-а! Дивны чудеса твои, Господи, но такого ещё не видел никогда, – и, подумав, добавил: – Надо срочно что-то делать. Срочно!
Он быстро вывел Петьку за пределы погоста и проинструктировал:
– Беги к Ромке, у него отец на «КамАЗе», скажи, пусть срочно едет сюда, я, мол, прошу. Если будет артачиться, скажи, что позарез нужен. А я здесь подожду.
– Ага, – промямлил Петька. – Я после вчерашнего случая с ним не разговариваю.
– Вот и хорошо! Заодно помиритесь. Давай беги.
Иван слегка подтолкнул Петьку в зад, немного проследил за ним, развернулся и только теперь заметил, что неподалёку от кладбища стоит группа молодых ребят в тёмных кожанках и наблюдает за ним. «Странно, – подумал он. – Этих людей я раньше никогда не видел. Кто бы это мог быть?» Не найдя на поставленный вопрос вразумительного ответа, Иван опять побрёл к могиле дочери, тихо рассуждая:
– Эх, Светочка, Светочка! Что же у тебя там произошло? Никак в толк не возьму.
Он посмотрел в небо, но оно было чистым – без единого облачка.
«КамАЗ», как и заведено в селе, приехал быстро. Уже через час он высыпал у могилы грунт и уехал, чтобы сделать ещё один рейс. А потом Иван, Петька и Ромка все вместе не покладая рук работали лопатами, выравнивая могилу.
– Вот так в труде и закаляется дружба, – наставлял ребят Иван. – А вы асыки между собой не поделили. Подумаешь, велика беда…
Вечером за ужином Иван делился с Любой итогами дня.
– Всё в голове не укладывается, как вода может сама подниматься в гору. Это же абсурд. Хотя как сказать… своими глазами видел.
– Конечно, это неспроста. В этом и есть необъяснимая сила духа, – ответила Люба. – А помнишь, я тебе рассказывала, что у меня на родине, в Южном Казахстане, есть гора с могилой старца Тюльки бас на самом её верху.
– И что?
– У могилы бьёт источник целебной воды, образуя небольшое озерцо. Все междугородние автобусы, а их не счесть, обязательно делают остановку у подножия горы, и пассажиры от мала до велика поднимаются на неё, чтобы поклониться старцу и испить воду.
– Очень интересно! А что в переводе означает «Тюльки бас»?
– «Лисья голова». Более того, сам район, в котором я родилась, тоже носит его имя.
– Здорово! При случае надо обязательно съездить туда. Кстати, а что за молодые ребята крутились возле кладбища? Как ты думаешь?
– Они были и на похоронах Светы. Кто они, я могу только догадываться. Люди же говорят разное, но все сходятся во мнении, что это посланники кровавой кометы, которая и забрала с собой нашу дочь.
– Посланники?
– Да-да, посланники. А появляются они, чтобы убедиться в чистоте наших с тобой помыслов и деяний. А потом всё, что увидели, рассказать и показать ей. Она же беспокоится о нас!
После бани Иван с Кузьмой – два соседа, два неразлучных друга с детства – как обычно, сидели в саду под яблоней, пили пиво с воблой и вели разговоры о жизни. Запасов вяленой рыбы было много, хмельного – достаточно, а воспоминаний – через край.
Традиция топить баню по субботам появилась у них издавна, считай, с молоком матери на губах. Ещё в старину их отцы исправно баловались банькой по-чёрному, а теперь они и сами на правах старших переняли эту традицию. Правда, новая парилка (не вровень тогдашней) была уже обустроена всеми наворотами и, главное, ушатом для обливания ледяной водой при выходе из неё. Посторонних и женщин в свой круг общения они категорически не пускали.
– Ну что, Кузьма! Сперва пропустим по маленькой для порядка, а уж потом пива, как положено? – предложил Иван, потерев ладоши.
– А можно. Чего зря воду пузырить.
Иван лихо раскупорил бутылку, ударив по её донышку, и одним движением полностью разлил содержимое по стаканам.
– Ну, будем! – торжественно произнёс он.
Стаканы дружно сошлись гранями, жидкость слегка расплескалась, водка разлилась по внутренностям и тут же заиграла.
– Ты, Кузьма, закусывай, закусывай. Не то водка с пивом – деньги на ветер, – пошутил Иван и придвинул ему тарелку с крупной нарезкой из огурцов и помидоров.
Потом они долго и смачно глотали из кружек пенистое пиво, кромсали воблу, обсасывая каждую её косточку и, перебивая друг друга, делились рассказами. И вот, когда они уже сделали обзор всей мировой прессы, очистили под орех весь новостной портал села, их беседа неожиданно переместилась в космос, вернее, туда, где их познания были туманны и невелики.
– Что такое НЛО, надеюсь, знаешь? – зачал уже порядком хмельной Иван.
– НЛО? Знаю. Лично встречал, – отхлебнул пива Кузьма.
– Что, прилетали? – Иван сымитировал руками посадку космического объекта, сопроводив показ мычащим звуком с взрывом в конце.
– Куда?
– Не ко мне же.
– Ну ты, Вань, даёшь. Это же НЛО! Они к кому попало во двор не прилетают, – с ухмылкой вытянул Кузьма.
– А я видел, – сказал как отрезал Иван. – Давеча, уже темно было, сидел на лавочке, курил, думал о своём. Вижу, как по небу несколько светящихся точек гуськом движутся. Прямиком на юг.
– Да это, небось, стая перелётных птиц тебе померещилась. Они всегда по ночам до хаты возвращаются. Их жёны так выдрессировали, как в цирке.
– Какие птицы? – Иван недоумённо посмотрел на Кузьму и повертел пальцем у виска. – Я же говорю – светились. Штук десять в ряд. Летят, значит, цепочкой. Потом раз – одна в сторону шасть, облетела другие и примкнула к первой.
– Ну точно птицы. Стрижи, наверное, они быстро порхают, даже не уследишь.
– Ага. И клином держатся. Подожди, не мешай, дай расскажу. Подлетела, значит, к первой, вроде как побалакали о том о сём, и снова – шасть обратно к себе. Знает своё место, зараза. Так и улетели дружно одна за другой. – Иван закурил папиросу, таинственно задумался, откинувшись всем телом на спинку стула, и продолжил: – Это ж какие они пространства преодолевают. Ужас. Неспроста всё это. Думаю, они крутятся вокруг нас с определённой целью. Вот увидишь, на днях случится что-нибудь. Помянешь мои слова.
– А если изучают? – хитро сказал Кузьма.
– Кого? Нас? Мы им что, подопытные кролики?
– Тогда не знаю, – отделался Кузьма и продолжил пить пиво.
– Ещё про кровавую комету многие в селе судачат, – как-то загадочно сказал Иван. – Может, с ней что связано?
– Это та, что Светку с собой забрала? – иронично спросил Кузьма. – Да уж, многое всего о ней наговорили. Мистика прямо какая-то.
– Я так не думаю, – резко ответил Иван. – А её могилку залило, помнишь? Не было тебя там, вот и молчи. Своими руками с ребятами два «КамАЗа» земли высыпали. А когда рядом тёщу хоронили, так и трёх метров не хватило, чтобы потом до неё докопаться. А ты говоришь… – Иван постучал пальцем о лоб, потом об стол. – Эх, ничего ты не понимаешь.
А наутро в селе приключилась беда. Возле нефтебазы проводились сварочные работы, причём как всегда без соблюдения мер пожарной безопасности, и в какой-то момент от искры вспыхнула пропитанная горючими отходами земля. Сначала воспламенение усилиями рабочих вроде удалось погасить, перекрыв ему путь к ёмкостям с дизтопливом, но через несколько минут огонь вспыхнул снова и ручейком побежал через железную дорогу в сторону домов на окраине поселка.
Очень скоро на всех парах примчалась пожарная машина. Бригада спасателей молниеносно растянула шланги и стала обильно поливать водой всю округу, люди помогали, работая руками и лопатами, прикапывали пламя всем, что попадалось, но огонь всё ближе и ближе подбирался к жилью. Гордо преодолевая оказываемое сопротивление, пламя пробежало не один десяток метров мимо целого ряда строений и вдруг остановилось. Жёлто-красная петля заворожённо взвилась коброй, словно задумалась, покачалась по сторонам и проникла во двор именно того дома, где раньше жила покойная тёща Ивана. Сначала она обогнула строение, удостоверившись в правильности своего выбора, и только потом ринулась внутрь. Буквально через полчаса от дома остались одни угольки. И люди, и пожарная машина снова оказались бессильными перед неведомой им стихией – искрой из ниоткуда.
Иван и Кузьма тоже помогали тушить пожар, а после него, еле придя в себя, долго сидели на завалинке с потёками чёрного пота на лицах и курили.
– Вот и сходили в баню, – с горечью сплюнул Иван. – Ну и что, теперь ты веришь в существование НЛО?
Он посмотрел на своего друга и, хитро прищурив один глаз, затянулся папиросой.
– Ну не так чтобы… – ответил Кузьма.
– А кровавой кометы? – продолжал допытываться Иван.
Теперь Кузьма ничего не ответил, а продолжил молча курить.
– Пойми, мил человек, если бы огонь захотел, он бы взорвал всю нефтебазу к чёртовой матери, пожёг бы все дома на улице. А он, видишь, был аккуратен, точен и шёл только к одному ему известному строению, чтобы сполна с ним рассчитаться. Вот тебе и божья искорка! А мы её водой, лопатами, песком. Не получится.
– Странно. Почему же он так невзлюбил этот дом? – недоумённо спросил Кузьма. – Ведь там давным-давно никто не живёт.
– А вот этого не знает никто. Сия загадка природы покрыта тайной, а ответ на неё может дать только Он!
Иван показал пальцем в небо и перекрестился, высоко задрав голову.
Светлана ушла из жизни очень рано, когда ей было всего пятнадцать. По домыслу коренных жителей села её забрала к себе кровавая комета. С тех пор минуло двадцать лет. Ни слуху ни духу о той девочке, за исключением двух-трёх невероятных историй из прошлого, в достоверность которых никто особенно не верил, не было. Но однажды произошёл случай, который перевернул всё представление о действительной жизни.
Поздно вечером Любовь Ивановна привычно сидела у швейной машинки и в полном одиночестве занималась ремонтом старых вещей из гардероба. На глаза совершенно случайно попалось платье, которое она сама мастерила дочери незадолго до её загадочной смерти. Любовь Ивановна аккуратно расстелила находку на диване и расправила складки. Былое тут же выдавило из неё слезу памяти.
– Какая же ты у меня красавица, – почему-то в настоящем времени всхлипнула она и сама же этому удивилась. – От парней, наверное, отбоя нет.
Она приложила платье к своему телу и посмотрела в зеркало. В нём неожиданно отобразился силуэт Светланы. Приборы освещения во всём доме мгновенно погасли и тут же засветились вновь, но теперь гораздо ярче и мощнее. Светланы в зеркале уже не было.
– Ну надо же, привидится же такое, – перекрестилась Любовь Ивановна и снова устроилась на стуле заниматься своим делом.
На резкий скачок напряжения в электросети она никакого внимания не обратила, потому что такое явление в селе было обычным делом, и ничего сверхъестественного оно из себя не представляло.
Прошло немного времени, и позади неё послышался какой-то треск. Она по инерции обернулась и остолбенела. Посередине комнаты, в промежутке между потолком и полом, в ярком свечении висела её Светлана и красочно переливалась насыщенными цветами радуги. Само изображение казалось полупрозрачным.
Любовь Ивановна тихонько приподнялась и протянула к дочери руки. У Светланы это действие матери никакой реакции не вызвало. Она по-прежнему умиротворённо парила в воздухе, её взгляд был отрешённым и устремлённым в вечность.
– Светик, родная моя, дай я тебя обниму, – мучительно произнесла Любовь Ивановна.
И тут, словно из динамика, до неё эхом докатились слова неизвестного мужчины:
– Успокойтесь. Это всего лишь голограмма. Гаафа вас не слышит и не видит. Она находится в своём реальном времени.
От неожиданности Любовь Ивановна вскрикнула и в беспамятстве опустилась на стул. Очнулась она нескоро. А как очнулась, крадучись вышла во двор, заперла на щеколду калитку, обошла пристройки, обратно вернулась в дом, закрыла входную дверь на ключ и трясущимися руками набрала телефон сына:
– Добрый вечер, Петя. Как у вас дела с Наташей? Что детвора? – и, не успев получить сколько-нибудь вразумительного ответа на свои вопросы, тут же выпалила ему увиденное светопреставление.
– Это у тебя, скорее всего, от переутомления, – успокоил он её. – Замоталась, бедная: по дому, по огороду – всё одна да одна. Пора уже объединяться. Завтра мы к тебе нагрянем всем миром и потолкуем об этом. Так что жди. До встречи.
И повесил трубку.
Ночью Любовь Ивановна практически не спала. Уже за полночь она достала из серванта альбом с семейными фотографиями и стала внимательно рассматривать старые снимки. С интересом перелистывая одну страницу альбома за другой, она вдруг с ужасом обнаружила, что ряд фотографий, в том числе дочери, отсутствует. Их было немного, кажется, всего три или четыре, но теперь на их месте зияла путающая рассудок пустота. Кто, когда и почему это мог сделать, она не понимала.
То, что она обнаружила, сначала взорвало в ней импульс экспрессии. Только под утро воспоминания о прожитом времени постепенно забылись, вернули её в состояние покоя, и она наконец уснула.
Последующее время Любовь Ивановна находилась в шоке. Соседи, как могли, её успокаивали, говорили необходимые в этих случаях слова, а детвора на последнем семейном собрании решила даже поочерёдно организовать у неё дома дежурство – мало ли чего может случиться. Но дежурство дежурством, а лодку судьбы спустя некоторое время опять понесло по тому же руслу, что и прежде, и женщине нередко снова приходилось коротать дни и ночи напролёт одной, занимая себя делами по дому.
В тот же период на далёкой планете Мория у Гаафы и её избранника Протея тоже происходили необыкновенные события.
– Гаафа. Ну чего ты мечешься из угла в угол, места себе не находишь? – засыпал вопросами девушку молодой человек, бывший несколько старше её. – Лучше ещё раз проверь все показания по проекту перемещения в пространстве без установки стационарного портала. На каких-то частотах наш аппарат ущемлён вихревыми потоками встречных галактик, по причине чего объект перемещения на выходе зависает. Защита проекта на планетарном совете учёных состоится уже скоро. Поэтому надо ещё раз всё скрупулёзно пересчитать.
– Протей, ты же знаешь, что все датчики я уже не один раз тестировала. Они работают в нужном режиме, параметры строго выдерживаются.
– Знаю, знаю, Гаафа, но сбои в работе налицо. От этого никуда не денешься.
– Тогда давай попробуем прямо сейчас испробовать действие аппарата на себе, а ошибки будем исправлять уже по возвращении. Должен же кто-то, в конце концов, быть первым.
– А что, это идея! Я уже предвижу интересное путешествие в пространстве. И куда мы направимся?
– Ты ещё спрашиваешь? Конечно, домой.
– Ты имеешь в виду планету Земля?
– Я имею в виду то место, где родилась. В своё время ты тоже там бывал. Надеюсь, помнишь?
– Но таким образом мы нарушим правила Большого Консета, запрещающего проведение опытов межпланетного масштаба без разрешения соответствующих догматов.
– Да, ты прав, Протей, но без таких отступлений великих открытий не делается. Об этом тебе может поведать сам Лукреций, который, благодаря своим мальчишествам, стал ведущим специалистом в области познания мистификаций.
– Что верно, то верно, – согласился Протей. – А не боишься?
– С тобой никогда и никого на свете, потому что я тебя люблю!
Так они решились на эксперимент, игнорируя установленные на Мории правила. Протей вставил в прибор ключ, повернул его по часовой стрелке, на всякий случай сжал ладонь Гаафы и привёл в действие зелёную кнопку «старт». Планетная твердь моментально исчезла из-под ног. Вокруг всё заискрило и наполнилось запахом ароматического благовония. Весь полёт длился не более десяти секунд и сопровождался неимоверными перегрузками. В самый последний момент они едва выдержали напряжение, удержав слабеющие руки. Этого хватило, чтобы не потерять друг друга из вида. Уловитель мыслей доставил Гаафу и Протея в нужное место на Земле и завис на выходе из режима переброски. Как раз в этот момент Любовь Ивановна и увидела голограмму своей Светланы, после чего потеряла сознание.
– Придётся проверить последний датчик цепи, с ним что-то неладное. А сейчас будем срочно возвращаться, – потребовал Протей.
– Подожди минутку, я только возьму себе что-нибудь на память, – взмолилась Гаафа и заметалась по комнате.
Она хватала всё, что попадалось ей под руки, но всё же возвращала взятое на прежнее место. Либо габариты предметов были великоваты для путешествия в иные миры, либо в них не было ничего памятного. И тут её внезапно осенило.
– Альбом! – воскликнула она. – Ну, конечно же! Фотографии. Что может быть для меня дороже их на другом конце Вселенной?
Она впопыхах выдвинула ящик серванта, взяла альбом, наугад вытащила из него несколько семейных фотографий и положила обратно.
– Вот теперь можно и в путь, – сказала она Протею, осмотрелась ещё раз и притянула его крепкую руку к себе.
Следующую неделю Гаафа и Протей, не поднимая головы, занимались устранением неисправностей в приборе. Они спешили, потому что руководитель проекта ещё раз напомнил им о приближающейся дате его защиты и потребовал от них предварительного доклада о готовности.
Вечерами после работы Гаафа удобно устраивалась в кресле, брала в руки те самые фотографии и подолгу рассматривала каждую из них, вспоминая земную жизнь. На одном из снимков была запечатлена похоронная процессия на кладбище. Длинная череда людей, провожающих её в последний путь, выстроилась перед воротами погоста. На дальнем плане выделялась группа молодых людей в кожанках. В одном из парней Гаафа узнала Протея. Он стоял в тёмных очках, его взор был устремлён на её земную усыпальницу, вокруг которой толпилось много народа.
Теперь она уже знала, что тогда в гробу лежала не она, а её двойник-биоробот, которого те самые парни в кожанках через несколько дней после похорон извлекли из могилы и переправили на планету Мория в качестве музейного экспоната. Настоящую же Свету, находящуюся в полном здравии, просил куратора забрать на его планету сам Протей. К тому времени он уже не раз бывал с заданиями на Земле, где однажды увидел её и до беспамятства влюбился.
За три дня до защиты проекта на планетарном совете учёных Протей связался с куратором, чтобы определиться со временем доклада, и попросил у него разрешения провести вместе с Гаафой предварительное тестирование аппарата. О первоначальном перемещении в пространстве он ничего не сказал, посчитав, что о нём никто не знает. Но тогда он даже не предполагал, что куратор уже давно был об этом осведомлён и только ждал подходящего момента, чтобы поговорить с авторами проекта наедине.
– Как дела на Земле? – загнал он Протея в тупик вопросом, когда тот переступил порог его кабинета. – Жду ваших объяснений.
«Босс всё знает», – быстро сообразил Протей и совершенно бессознательно дал дежурный ответ:
– Хорошо!
– А если подумать? – не унимался куратор.
Протей замялся, обдумывая, что сказать, но ничего вразумительного, кроме чистосердечного признания, не нашёл.
– Простите нас, если можете, но это было сделано для дела.
Куратор взял со стола лист бумаги и протянул его Протею:
– Прочтите.
В нём излагалась пояснительная записка к материалам службы безопасности о несанкционированном проведении эксперимента Протеем и Гаафой по перемещению в пространстве.
– И это только копия, – прервал чтение куратор. – Оригинал документа находится у руководителя совета учёных. Служба безопасности контролирует каждый ваш шаг. Что прикажете с вами делать?
– Я не знаю, но совершить этот, как вы считаете, опрометчивый шаг мы решили после совместного с Гаафой обсуждения. Поверьте мне. На днях в работе прибора нами была обнаружена серьёзная недоработка, и, чтобы докопаться до истины, мы предварительно провели этот эксперимент самостоятельно.
– Ну, предположим. И что дальше?
– Недостаток нами уже устранён, аппарат больше не зависает и полностью готов к эксплуатации.
Куратор пристально посмотрел Протею в глаза, встал со стула, убрал руки за спину, несколько раз измерил шагами кабинет и сказал:
– Пригласите сюда Гаафу. Будем обсуждать проблему вместе.
На планетарном совете учёных проект Протея и Гаа-фы был одобрен единогласно и допущен к тестированию с условием, что в состав бригады по перемещению будет дополнительно включён сотрудник службы безопасности. И вот для Гаафы и Протея настал решающий день испытания. В качестве наблюдателя к ним подключили хорошо знающего своё дело Каэля. Аппарат в считаные секунды перенёс троицу на Землю. Но куда именно, знал только Протей, чьей головой управлялся датчик уловителя мыслей.
По задумке Протея и во избежание нежелательных эксцессов голограмма участников эксперимента зависла, а затем материализовалась возле малолюдного кладбища, на котором якобы была похоронена Светлана. Узнав это место из далёкого детства, Гаафа сразу же ринулась внутрь кладбища, но Протей, опередив её мысли, предложил никому не торопиться и не делать опрометчивых шагов, дабы не испортить свой неожиданный визит на Землю.
– Давайте наши дальнейшие действия сначала хорошенько обдумаем, – заявил он и попросил первым высказаться Каэля.
– Я считаю, что в целях безопасности достаточно ограничиться малым, то есть обследовать район, где мы сейчас находимся, и изложить наблюдения в своём докладе учёному совету. Да, материала будет маловато, зато никакого шума и нежелательных последствий.
– Вы совершенно правы, коллега, – для вида поддержал его Протей, хотя в его голове уже давно созрел совершенно другой план. – Вот только стоило ли преодолевать нам расстояние в сотни световых лет, чтобы ограничиться сбором практически ненужного науке материала о тех, кого уже нет? Думаю, что это не лучший вариант. А что можешь предложить ты, Гаафа? – обратился он к девушке.
Всё это время Гаафа пристально смотрела на могилки, которые беспорядочно «убегали» вдаль и в гору, маня её обветшалыми крестами, и молчала. Но, неожиданно услышав своё имя, она встрепенулась и переспросила:
– Я?
У Каэля это вызвало естественное удивление, но, будучи специалистом своего дела, он никак не выдал своих эмоций
– Да, Гаафа. Как ты считаешь, как нам лучше поступить? – ещё раз задал вопрос Протей.
– Если нам доверили провести такой важный эксперимент, – медленно начала говорить она, обдумывая каждое слово, – круг изысканий необходимо расширить. Но в посёлке меня многие ещё помнят, поэтому при возможной встрече не исключаю конфуза и даже паники. В этой связи предлагаю всем вместе посетить дом моей матери и в дальнейшем при необходимости точечно стереть этот факт из её памяти. А чтобы не натолкнуться на родственников или случайных знакомых, вам, Протей и Каэль, нужно войти в дом первыми. Вас никто не знает. Ну а дальше уже действовать по обстановке.
Каэль выждал паузу, после чего заявил:
– Согласен. Пусть будет по-вашему. Только прошу никого не забывать, что прибор у нас один, поэтому вернуться назад мы можем лишь сообща. В случае нарушения этого уговора в дальнейшем от подобных командировок, тем более на Землю, мы будем отстранены навсегда. А меру наказания нам определит Верховный суд Мории.
В этот поздний вечер Любовь Ивановна снова была одна. Она только что проводила детей домой и теперь отдыхала на лавочке во дворе, с интересом наблюдая парад звёзд. Они лукаво играли и словно подмигивали ей, приглашая в свой таинственный мир космоса.
– Где же ты, мой Светик? – певуче приговаривала она и качала в такт головой из стороны в сторону.
По небосклону совсем рядом пронеслась падающая звезда. Она ярко вспыхнула и погасла где-то за лесом у кладбища.
– Это, наверное, душа моей дочурки блуждает во Вселенной? – прошептала она. – Как мне тяжело без неё, кто бы мог знать…
Поёжившись от вечерней прохлады, она встала и зашла в дом. Вскоре хозяйство вновь увлекло её делами. Уже было темно, когда со стороны калитки послышался мужской голос:
– Любовь Ивановна! Вы дома? Откройте, пожалуйста.
«Кого это Бог послал на ночь глядя?» – подумала она, закуталась в платок и вышла во двор. Возле ворот стояли два незнакомых и странно одетых молодых человека, один из которых пристально смотрел на неё, другой настороженно оглядывался по сторонам. «Бандиты, наверное», – первое, что пришло ей в голову. Она отшатнулась и удивлённо спросила:
– Что вам надо и откуда вы меня знаете?
– Не бойтесь, мы ваши друзья и ничего плохого не помышляем, – тихо послышалось в ответ. – Скажите, вы дома одна?
– А какое вам дело? Я сейчас позову соседей.
– Не надо никого звать. Ваша дочь с нами, – шепнул всё тот же голос.
– Как? Моя Света? – едва проронила Любовь Ивановна и от внезапного головокружения обмякла на штакетнике.
Её подхватили крепкие мужские руки.
В себя она пришла уже в комнате. Рядом с диваном, на который её уложили, стояли всё те же парни и эффектная молодая женщина в блестящем облегающем костюме. Присмотревшись, она уловила в ней до боли знакомые черты дочери.
– Светик! Это ты? – вырвалось у неё откуда-то изнутри.
– Да, мамочка, это я, – не скрывая волнения, ответила дочь.
– Ты жива? Но как это может быть?
– Я всё тебе объясню, родная, только ты не волнуйся.
Гаафа присела на краешек дивана, наклонилась и поцеловала мать в седеющие волосы.
Чуть позже вся четвёрка при наглухо зашторенных окнах сидела за столом и угощалась блинами со сметаной, которые в детстве очень любила Света. Мать с дочерью не могли наглядеться друг на друга; глаза их были влажными от слёз счастья.
– Ешь, доченька, ешь. Какая же ты у меня худющая стала. И вы тоже, хлопцы, налегайте, на что бог послал. Не стесняйтесь. Если надо, я ещё опару замешу. Молочко-то своё, свежее, – беспрерывно причитала Любовь Ивановна, постоянно подливала гостям горячего чая и всякий раз ловила себя на мысли, что не понимает в происходящем ничего.
Протею и Каэлю такая пища была в диковинку, потому что родились они на далёкой планете Мории, но запах и вкус жирных блинов в домашней сметане создавал у них иллюзию чего-то очень родного и, как ни странно, далёкого, но в то же время близкого. Они наслаждались ароматом сладкого чёрно-красно напитка, обжигающего внутренности, и каждым проглатываемым куском тающего во рту блина.
Чувствуя сердцем переживания матери, Света всеми силами сдерживала в себе вулкан эмоций, готовый выплеснуть лаву наружу. В какой-то момент Любовь Ивановна решила, наконец, разрядить обстановку и спросила:
– Доченька! Так из каких же краёв вы будете и надолго ли к нам пожаловали?
Света встала со стула, подошла к матери, нежно обняла её за плечи и, не торопясь, стала объяснять суть происходящего:
– Мамочка, откуда мы и почему, боюсь, ты не поймёшь. Но если совсем просто, мы пришли сюда, а вернее, переместились, с очень далёкой от Земли планеты под названием Мория, на которой я живу уже двадцать лет. Сейчас моё имя Гаафа. Меня сопровождают эти двое парней: мой муж Протей, – она указала на него рукой, – и Каэль. Они сильные, верные, устремлённые в будущее люди, настоящие друзья.
– Протей твой муж? – удивлённо спросила Любовь Ивановна и посмотрела на молодого человека.
– Да, мама. Мы уже вместе более десяти лет, и у нас есть общие дети: Эрон и Леда. По сути, они твои внуки.
– Я хочу их видеть, – взволнованно потребовала Любовь Ивановна на правах бабушки. – Причём сейчас же.
– Но это невозможно, мама. Они сейчас очень далеко. Планету Мория, на которой они находятся, отсюда невооружённым глазом даже не видно.
– А каким же образом здесь очутились вы и почему бросили детей одних?
Света ещё крепче обняла мать и прошептала:
– Ты снова за своё, мама. Наше отсутствие дети даже не заметят, поверь мне на слово.
Вскоре за чашкой чая разговор зашёл о новой родине Гаафы.
– Наша планета, – рассказывала она, – заселена наилучшими индивидами почти со всей Вселенной и разделена на множество секторов, подобно государствам на Земле. В каждом секторе живут подвиды своего разума, для всех созданы одинаковые комфортные условия. Смешивать гены подвидов строго запрещено законом и карается смертью, но перемещение по всей планете свободное.
– Это что ж, как в зоопарке с открытыми вольерами? – спросила Любовь Ивановна. – А конфликтов не боитесь?
– Нет, мама. Закон на планете Мория один и нарушать его никто не вправе. У нас организовано практически идеальное общество, а жизнь построена по типу пасеки: каждый обязан вносить посильную лепту в общее дело, от трутней немедленно избавляются, переправляя их восвояси. И это действительно так. В противном случае мы бы здесь не появились.
– Вас что, вернули на Землю как не оправдавших доверия? – испугалась Любовь Ивановна.
– Ты снова всё неверно истолковываешь, мама. Мы тестируем здесь своё изобретение и одновременно собираем научный материал для дальнейших опытов. Теперь ты поняла?
Протей и Каэль всё это время молчали, лишь изредка перебрасываясь фразами и сверяя время.
– Пора прощаться, – неожиданно объявил Каэль. – Нас ждут на Мории.
Любовь Ивановна схватила руку дочери и неистово закричала:
– Не пущу! Мне без неё не жить…
Но её уже никто не слышал. Зелёная кнопка «старт» была приведена в действие.
Очнулась Любовь Ивановна в полной темноте на диване. Она мучительно пыталась вспомнить всё, что с ней произошло. Но, как ни старалась, дочь и её спутники из памяти были стёрты навсегда.