На улице вновь было жарко: только когда добрался до больницы святого Олафа и сделал большой глоток холодной газировки, я остыл и был готов работать. Вообще, я много слышал об этой больнице ещё до переезда. Что мои родители, что преподаватели говорили о ней, как о “лучшем выборе”. Её основатель – Олаф Бьёрнссон: скандинавский врач-мигрант, живший в середине 19-го века. Судя по бесплатной брошюре, он лечил актёров, поэтов, драматургов, политиков, общественных деятелей – всех, кто мог говорить на публику. Говорят, что сам Авраам Линколь ходил именно к нему. Мол, Бьёрнссон настолько внимательно осматривал пациентов, что лечил не только их тело, но и душу. Мэр Харбортауна подумал, что назвать свою больницу в честь такого выдающегося врача – отличная идея. И старик оказался прав: за полгода существования больницы доходы вырасли почти на четверть. Всё больше инвесторов хотели видеть своё имя в списках “последователей Бьёрнссона", ведь этот статус давал множество привилегий: посещение элитных мероприятый, участие в телешоу, реклама на радио и прочее. Если у человека были деньги, и он хотел привлечь к себе внимание – это был лучший способ вложения.
Справедливости ради, больница выглядела роскошно. Дорогие кресла из холодного металла, приятный линолиум, на медсёстрах отлично сидела форма. С электричеством тоже не было проблем: каждый коридор, палата и даже кладовка освещались белыми лампами, аппараты МРТ вместе с рентгеном работали в исправном режиме, а на случай ЧП всегда был дополнительный генератор. Стоило мне войти, как я тут же обратил внимание на знакомое лицо. Мимо меня прошла сокурсница: Бетти Стиглиц. Нейробиология. Симпатичная девочка, но зануда до мозга гостей. Всегда училась на отлично, но только ради оценок. Мисс Стиглиц было далеко до понятия совершенства. Любая совместная работа с ней превращалась в катастрофу: она ругала меня за нарушение правил, а у меня чесались руки закрыть ей рот. Она меня заметила и приветливо помахала рукой, широко улыбаясь. Сделала вид, будто она не была причиной моего последнего визита к директору. Хотя, может я был к ней слишком суров. Вскоре ко мне подошёл опрятный врач с лёгкой щетиной на лице, голубыми глазами и аккуратно уложенными тёмными волосами. Белоснежный халат почти облигал его атлетичное тело, ремень из чёрной кожи крепко держал штаны, на ногах блестели коричневые туфли, намазанные лаком. Он расправил плечи и протянул мне руку. На этот раз на запястье были часы из дорогой телячей кожи.
– Тебя все уже заждались. Пойдём.
Мужчина провёл меня в палату к остальным практикантам.
– Так, Джимми, давай, как обычно: обследуй пациентов, проверь процедуры, запиши…
– …анализы и составь протокол. Обижаете, доктор. – я подмигнул.
– И кому я это объясняю! – Хлопнув в ладоши, доктор перевёл внимание "болванчиков" на себя. – Дорогие практиканты, добро пожаловать в больницу святого Олафа. Доктор Франклин Шепард к вашим услугам.
Шепард вежливо и очень тщательно обучал молодых ребят, объясняя сложные термины просым языком: как работают круги кровообращения, почему нельзя делать операцию на желудке без дополнительных анализов, и почему рентген – “лучший друг” врача. Они смотрели на него как на бога. Таким был и я в своё время. Возле меня сидело четыре пациента, на которых я потратил почти два часа. За четыре месяца я довёл работу до автомотизма. Я закончил на сорок минут раньше, чем планировал, и именно к этому времени вернулся Шепард.
– Вот и подошёл к концу ваш первый день в лучшей больнице города, и я даже не заберу своих слов. Джимми! Каковы результаты обследования?
– Пациент номер 1: мистер МакЧестер. Судя по сухости кожи, сонливости и постоянной жажде, у него инсулинорезистентный сахарный диабет 2-го типа. Рекоммендация: понижения уровня глюкозы, желательно полностью отказаться от сахара. Также, если позволяет страховка, советую сделать монотерапию. Пациент номер 2: миссис Нэшвил. – я наклонился к ней. – Мне жаль, что вам в живот вонзился кухоный нож. Осторожнее с готовкой яблочного пирога. К сожалению, без должного оборудования, я не смогу вас обследовать, но наверняка у вас первая или вторая степень разрыва селезёнки. Доктор Шепард назначит вам рекоммендацию профессионального хирурга, но если нет – операция вам не помешает. И, наконец, полковник Томпсон. – он кивнул головой, за широкими седыми усами появилась улыбка. – У вас сухой кашель, насморк, вам тяжело говорить и дышать, но главное – ваши гланды покраснели и покрылись гноем. Если честно, доктор Шепард, я хотел предложить вам изолировать пациента на карантин: высокий риск развития гриппа. Но потом передумал: диагноз – простая ангина. Вам ведь больно глотать? – старичок кивнул. – Вот! Типичная ангина. Старайтесь пить антибиотики, воздержитесь от сладкого и больше пейте горячий чай.
Весь зал был обескуражен.
– Ребята, Джимми – лучший стажёр, который проходит нашу практику уже тринадцать месяцев. Если будете хорошо учиться – станете таким же образцовым и ценным сотрудником как он. На этом всё!
– Как? Уже пять?
– В порыве работы не успеваешь за временем? Понимаю. Сам был таким же.
Когда студенты направились в сторону выхода, мы с Шепардом вышли на небольшой балкон, где врачи и медсёстры регулярно курили, но мы просто выходили подышать свежим воздухом. Сидя в полной тишине, в моей голове повис вопрос, который терзал меня со времён окончания летнего семестра.
– Скажите, мистер Шепард, а сколько вам понадобилось времени, чтобы…
– Закончить практику? Где-то четыре года работал медбратом, потом три в качестве лаборанта, два – обычным хирургом и только потом, я стал преподавать. Итого… Девять лет.
Я выругался про себя.
– И.. Вы не жалеете?
– Жалею о чём?
– Как? Вы пустилиамые важные годы в жизни на учёбу и работу… Мне было бы обидно. – я вздохнул.
– Джимми, я ведь мог уйти в любой момент, но, как видишь… – он провёл рукой по халату. – Значит, оно того стоило. – он рассмеялся.
– Да, но ждать результата так долго, это же…
– Не в результате дело. Главное – удовольствие от процесса.
От его слов я вспомнил, как в первый раз с ним познакомился. Я тогда сидел в коридоре и ждал полтора часа, но когда пришёл доктор Ф. Шепард, то моментально очаровал меня. То, как ловко он работал со скальпелем, как вежливо разговаривал с пациентами, насколько кропотливо относился к ученикам и медсёстрам, – всё вызывало восхищение. Ровно до тех пор, пока не началась стажировка. Причём я не из тех, кто отказывается от лишней работы, но тринадцать месяцев выноса уток, постановления диагнозов и прочих анализов никак не продвигал меня к официальной зарплате и “разрешения на работу”, а Шепард только мило улыбался и говорил продолжать в том же духе.
– Как тебе ребята? – Шепард закончил записывать свои достижения в блокнот и повернулся ко мне лицом.
– Способные, но наивные. Думают, что освоят профессию за полгода. – Съязвил я, разминая спину.
– Ничего, научатся терпению и трудолюбию.
Его слова задели сильнее обычного, я не выдержал
– По-вашему, мне не хватает именно этих навыков? Ну, раз я до сих пор практикант, то мне явно чего-то не хватает.
Шепард удивлённо посмотрел на меня, приотркыв рот.
– Джимми, за четыре месяца не было ни одной жалобы. Я редко такое говорю, но твоя работа – образцовая.
– Тогда я не понимаю… – внутри меня всё сжалось. – Мистер Шепард… Долго мне жить на деньги родителей? Я ж не волонтёром устраивался.
– Начинается…
– Вы же сами говорите: я – лучший стажёр. Так почему вы не можете датьмне работу?
– Вопросы решает директор больницы, не я.
– Да, но вы – самый ценный сотрудник. Любое ваше слово, и…
Шепард отвернулся от меня, будто не желая говорить горькой правды.
– Ты уверен, что готов к такой большой ответственности? – вежливо спросил он.
– Я ночами только и делаю, что повторяю теорию.
– Одной теории мало…
– Тогда дайте мне шанс проявить себя. Хоть 100 долларов, хоть 50, но дайте возможность не просиживать штаны здесь просто так.
– Не думай, Джеймс, что всё даётся даром. Твои родители, ректор колледжа и твои знания – результат того, что ты здесь, и тебя ценят. то – лучше, чем ничего.
На миг меня накрыло, я опустил голову и стал говорить с меньшим энтузиазмом.
– Но я же сюда пришёл не анализы делать, а…
– Что? Лечить людей? Не ври, Джеймс. – Улыбнулся он. – Видел твою довольную ухмылку, когда тебе апплодировали, хотя ты снова забыл отнести анализы медсестре. – он помахал папкой в руке, которую я оставил на столе. – Есть хорошие новости: ты почти закончил обучение. Всё, что тебе нужно – перестать видеть людей как инструмент собственных достижений. Научись проявлять сострадание, и тогда ты станешь отличным врачом.
– Сострадание к кому? Половина пациентов – симулянты, а вторая – живые трупы. Какой толк лечить диабетика, если завтра он сожрёт дюжину поничков?
– Пациент – есть пациент, правила – есть правила. – тон Шепарда окончательно перестал быть мягким. Мы говорили не как коллеги, а как начальник и подчинённый. – В случае любого косяка, ответственность, с которой ты не справишься из-за своего эго, будет лежать на мне. Потому ты всё ещё практикант.
– Ну позвольте мне…
– Ты не готов. До встречи через неделю.
Я почти ушёл в расстроенных чувствах, но потом остановился и выкрикнул.
– И долго так будет продолжаться? Я живу в старой квартире среди тараканов и алкоголиков. Дайте мне работу, иначе потеряете будущее медицины США в моём лице!
Шепард обернулся и подошёл ко мне со строгим лицом, ткнув пальцем к сердце.
– Будущее США заботится лишь о себе. А мне это не нужно.
Я ушёл, быстро спустился по лестнице и вышел из больницы, посмотрев в сторону балкона. Шепард ушёл. И хотя я понимал, что его слова справедливы, но неужени на моём месте он не хотел бы того же? Мои руки писали конспекты в три часа ночи, я оплачивал штрафы за своих “неофициальных” стажёров, но до хорошей зарплаты мне было всё также далеко. Я взгялнул на часы, расстроенным сел на автобус и поехал готовиться к свиданию.
Я вернулся домой, переоделся в костюм, и направился в сторону «Road 66». Предварительно я надушился и купил пару гвоздик. Костюм сидел на мне как влитой, несмотря на дешевизну, хотя я который год мечтал о дорогом костюме; такой, в котором меня будут воспринимать всерьёз. Я регулярно заглядывал в окно ресторана, выискивая Кларис. Увы, её там не было. Вдруг мне кто-то закрыл глаза нежными прохладными руками.
– Угадай кто, рыжик.
Я обернулся. Она была одета в ярко жёлтое платье. На солнце блеснули серьги, которые были в цвет глаз. Яркий макияж подчёркивал небольшую родинку на щеке, помада была цвета черешни, в руках она держала маленькую сумочку.
– Отлично выглядишь.
– Зато тебя прям не узнать! Костюм, брюки… Ты что, нашёл работу? Отвечай честно!
– Да если бы… Но не будем о грустном! Это – тебе.
Я вручил ей цветы, за что был вознаграждён улыбкой.
– Куда идем? – спросила она.
– На набережную.
– А почему не в кино?
– Это – идеальное место для романтических свиданий. – “Особенно для тех, у кого нет денег” – хотелось добавить мне.
Через сорок минут мы наконец-то дошли до набережной, чтобы любоваться морем и небом, усеянным звёздами. Людей было очень мало, ведь сегодня был вечер вторника. По пути, конечно, попадалось несколько компаний подростков, но я намеренно их избегал: этот вечер был наш с Кларис. Тёплый песок приятно согревал ноги, морской ветер колыхал волосы, а запах соли заставил меня забыть о работе. Я взял её за руку. Шум прибоя успокаивал, нежные лучи закатного солнца грели шею, крики чаек раздавались вдали, сливаясь в единую симфонию. Когда я заметил небольшой парусник, то показал его Кларис. Она смотрела на седого моряка, который помахал нам, держа в руке фуражку. Мы ответили тем же. Мне никуда не хотелось спешить. Наконец, найдя подходящее место, мы сели на большой камень и стали смотреть в сторону моря. Волны бились о берег, большой жёлтый круг медленно заходил за горизонт. Кларис, закрыв глаза, начала наслаждаться вечером.
– Признаю, мистер всезнайка: это – лучше, чем вечерняя смена.
– Говорил же. – улыбнулся я. – К слову, ты всю жизнь разносила коктейли в Харбортауне?
– Я приехала сюда… месяцев девять назад, точно не помню.
– Почему переехала?
– Сменим тему! – она взяла меня за руки. – Чем же ты занимаешься? Я помню, что ты учишься… Где-то…
– Медицинский университет. Учусь на хирурга. Ты ведь читала моё письмо.
– Дорогой, я читаю чеки и новости на бирже по сто раз на дню. Думаешь, я запомнила твоё дурацкое письмо?
– Чтобы я ещё раз дал тебе что-то прочесть…
– Да ладно тебе! Я смеюсь. И как там, в больнице святого Олафа? Много больных вылечил? А людей оперировал? О! А к тебе приходили какие-нибудь важные люди в костюмах, по типу мэра, банкира или…
– Очень скучно. Только зря время трачу… – вздохнул я с горечью.
– Ну и ладно! Зато тебе это нравится, верно?
Я решил не говорить об этом.
– Лучше скажи, Кларис, что есть ещё в твоей жизни, помимо работы в кафе.
– Ну…
– Давай, дорогуша. Не стесняйся! – я приобнял её.
– Ну ладно. Но обещай, что никому не расскажешь! – пригрозив мне пальцем, она строго посмотрела на меня и ехидно улыбулась.
– Клянусь.
– Ну хорошо… – она сделала глубокий вдох. – Ты не представляешь, как сильно я хочу переехать в Нью-Йорк. Там столько возможностей, перспектив, а главное – там очень много крупных компаний. Наверняка им нужен талантливый бухгалтер.
– И что интересного в том, чтобы считать чужие деньги?
– Ну… – она отвела взгляд, а после её голос стал очень высоким. – Ой, смотри какие милые черепашки! Как они лапками перебирают, прелесть!
Она больше не говорила об этом. Мы болтали ни о чём, как бы я не старался больше узнать о ней. Говорили, в основном, о предпочтениях в музыке, детстве и забавных случаях на вечеринках друзей. Не знал, что она может отлично организовать день рождения, да так, что даже останется часть денег. Полезный навык. К одиннадцати вечера мы подходили к её дому. Я не стал просить вернуть пиджак, ибо мне нравилось, что Кларис носила мою одежду: был в этом некий жест доверия.
– Слушай, такой вопрос… А есть ли студентка, которая тебе нравится? Ну, как девушка. – Она задала этот вопрос очень робко, будто стесняясь.
– Нет. Дело в том, что… Был один роман, но ничего не вышло. А сейчас нет времени. Да и желания.
– Расскажи! Пожалуйста! – она прильнула ко мне настолько близко, что её губы почти коснулись моей шеи.
– Ну была одна блондинка, звали её Кэт. Кэт Мельбурн с голубыми глазами. Это было здесь, спустя месяц переезда. Как-то в столовой она попросила салфеток, я дал ей свой платок. Мы разговорились, а после я проводил её до дома. Так всё и началось. После нескольких свиданий мы начали встречаться. Я её обожал.
– Ух ты, как интересно! Продолжай. – Кларис смотрела на меня круглыми глазами.
– А затем… Наступило рождество. Я тогда впервые захотел подарить что-нибудь красивое. Я работал официантом в небольшом кафе…
– О! Значит, мы коллеги!
Мы оба посмеялись.
– Накопил на красивые серьги. Золото с чёрным камнем, в виде бутона розы. Ни одно украшение не подходило ей так идеально, как эти серьги. Спал по четыре часа в сутки. И наконец, когда пришла зарплата, я тут же рванул в ближайший ювелирный. Но выяснилось, что…
– Какие люди! Питерсон, твоё ли рожу я там вижу?
Это был один из самых ненавистных мне людей: Майкл Браун. Одно его видзаставил стиснуть зубы, а руки сжались в кулаки. Как же я надеялся, что больше не увижу этого урода… Он был ростом со шкаф и всё ещё брился на лысо. На нём была белая майка с коричневыми подтяжками, старые джинсы и чёрные ботинки. Майкл курил сигарету, держа в руке бутылку крепкого пива. Он сидел в старом кресле посреди улицы, запрокинув ноги на подлокотник. Как только я услышал его грубый прокуренный голос, моментально вспотел, а в горле появился гом. Браун был типичным представителем низшего класса современной Америки: трудное детство, бедность, пьянство. Всё свободное время он уделял тусовкам, еле как набирая проходные баллы. Когда тот встал с гресла, то бросил пустую бутылку мне в ноги. Он подбежал с нахальной улыбкой на лице.
– Кларис, держись сзади. – сказал я.
– Почему? Ты его знаешь? Джимми!
– А кто эта девушка? Брюнеточка? Люблю таких – приблизившись к ней, он коснулся своей рукой щеки Кларис.. – Хорошие духи. Мне нравятся. Майкл.
Он протянул руку, где на костяшках виднелись синяки, но я схватил руку Брауна и убрал её от лица.
– Майкл, лучше бы нашёл работу: хоть кто-то из твоей семьи вышел бы в люди. – я рассмеялся.
Бугай с пивом вместо мозгов не любил, когда кто-то намекал на его бедность, ведь Браун жил у родителей в трейлере в свои двадцать шесть. Мне всегда нравилось его дразнить, но я вспомнил, почему я делал это крайне редко. Он врезал мне по лицу, я упал. Из носа потекла кровь. Затем он ударил меня ногой в живот. Несмотря на боль, я думал лишь о том, как бы не запачкать рубашку.
– А теперь тебе смешно, Питерсон? А?! – каждое слово сопровождалось ударом по животу. Однако в один момент он остановился, и я продолжил.
– Майкл, Как тебе Монтана?
– Что ты несёшь? – он ударил меня ещё раз.
Я начал вставать, держать рукой за живот.
– Патрульная машина полиции проедет мимо. – Я пытался отдышаться. – Копы спросят, что со мной случилось. Начнётся расследование, выйдут на тебя. Денег на адвоката нет, ты сядешь. Твоя жизнь сломается из-за одного неодбуманного поступка. Вот я и спрашиваю, в каком штате хочешь сидеть? Монтана? Флорида? Техас?
Он рассмеялся.
– Кто тебе поверит?
– Ну, у меня есть свидетель. Правда, дорогая? – я посмотрел на Кларис с обаятельной улыбкой. Она была шокирована, когда увидела кровь на моих зубах, но кивнула. – Ну ты, это, не расстраивайся. Я буду приносить тебе лимонный пирог в тюрьму, если захочешь. – я похлопал его по плечу.
Браун быстро скрылся, прокричав в след угрозы. У меня продолжал болеть живот, но я сумел тихо посмеяться.
– Не думал, что это вообще сработает. – я сплюнул.
– Ты в порядке?! – спросила Кларис.
– Вполне.
– Я провожу тебя до дома. Такси!
– Не, не стоит. Я мог бы конечно дать ему сдачи, но…
– Но что? Стало страшно?
Я не мог понять, она сказала это с насмешкой или сопереживанием?
– Но мы должны быть лучше таких, как он, верно? А ты всегда ходишь со своей близняшкой? Или это у меня в глазах двоится?
– Дай посмотрю. – она взяла меня руками за шею и вывела на свет. – Так, вроде ничего, но… Ну ты и дурак!
Она вбежала на крыльцо своего дома и закрыла дверь. Впервые вижу такую реакцию на поцелуй. Может, вкус крови на губах всё испортил? А может, момент был неподходящий. Я направился в сторону своего квартала. Но когда почти ушёл, то заметил, как она смотрит из окна в мою сторону. Наши взгляды пересеклись. Я помахал ей и улыбнулся. Она тоже улыбнулась.