На следующее утро я просыпаюсь (до будильника и, значит, очень-очень рано) от боевого клича «Барсуков». Зевая, я потираю следы от подушки на щеке, стряхиваю несколько крошек от вчерашнего печенья и хватаю телефон. Видимо, в глубине души жду СМС от Дрю, иначе почему я так разочарована, когда вижу имя Хэйли. Да что такое! Надо немедленно прекратить! Даже мысль о том, что Дрю мог написать мне сразу после пробуждения, это шаг в ложную сторону. Не надо придумывать еще одну трагическую лавстори. И вообще, кто говорит о любви? Мы видели друг друга от силы часа четыре. То, что Дрю заигрывал со мной, совсем не означает, что я его интересую. Или он меня!
Глубоко вздыхая, я откидываюсь на подушку и возвращаюсь в реальность:
ХЭЙЛИ: Ты будешь сегодня загорать после тренировки на трибуне с малышом Бо? Давай сделаем фото, на котором ты в моем новом платье? Ну пожалуйста, Джулс… Это ненадолго. И стадион – чудесная декорация для фото.
Я не хочу, но соглашаюсь. Палец действует независимо от моей воли, и я об этом еще пожалею. Хэйли известна в колледже своими сумасшедшими идеями. Она тут же присылает мне снимок того, что когда-то было футбольной майкой «Барсуков», а теперь, видимо, стало платьем. Ну, по крайней мере, это платье намного проще, чем ее последнее создание, над которым безуспешно сражались баскетбольная майка, шредер и упаковка английских булавок. Для настоящей модели я ростом не дотягиваю, и обычно из-за нехватки времени мне не удается поддерживать дружбу вне команды, но для Хэйли с удовольствием сделаю исключение. Она единственная, на кого Бо мог всегда рассчитывать в то время, когда пол-кампуса обливало его грязью. За винтажной одеждой и острыми словечками прячется такая прекрасная натура, о которой она сама, возможно, и не догадывается.
После быстрого душа я собираю спортивную сумку. У шкафа останавливаюсь и бросаю взгляд на верхнюю полку. Движимая каким-то внутренним побуждением, я встаю на цыпочки и касаюсь блестящих помпонов. В школьные годы меня просто очаровывало, как они оживают, когда их крутят в воздухе. Но это было до того, как я усвоила правила этого мира. До того, как не один раз мне ясно дали понять – для симпатичной блондинки и чирлидерши выбор возможностей невелик: быть или дурочкой, или стервой. Как выяснилось позже, второе облегчает школьную жизнь. Даже выбрав акробатический вариант чирлидинга, где очень редко используются помпоны, мне намного проще жить, удерживая на расстоянии определенных людей. Особенно тех, которые называют тебя «хорошенькой». Они первые, кто бросает тебя, как только им надоедает твой безупречный фасад. После смерти моей матери сколько предполагаемых подруг вдруг сочли меня слишком утомительной, потому что я не могла заставить себя постоянно улыбаться в их присутствии? Сколько из них, разъехавшись после школы по всему свету, дали знать о себе хоть раз? Может, одна из причин того, что я хочу в чирлидинг НФЛ, – это возможность найти единомышленников.
Я все еще поглаживаю помпоны и ловлю себя на мысли о Дрю. Отдергиваю руку как от огня. Я сегодня извинюсь перед ним и постараюсь избегать его в дальнейшем. Совершенно неприемлемо: я провела полночи в мыслях о том, что имел в виду Дрю, посылая этот дурацкий смайлик. Не надо было танцевать. И писать. Я прижимаю ладони к глазам. Вчерашний день был катастрофой – я вела себя как школьница! Надо положить этому конец!
Соберись, Джули!
Сегодня по расписанию тренировка, поэтому я надеваю контактные линзы и выхожу из комнаты.
Солнечный свет заливает кухню золотом, похоже, сегодня будет чудесный день. По крайней мере, если не подкачает погода. И если забыть о предстоящей встрече с Дрю. Хотя отец настаивает на объяснениях перед командой, я хочу сначала переговорить с Дрю наедине, потому что дело касается только его и меня. И в том, и в другом случае ситуация неловкая.
Я заливаю мюсли овсяным молоком, когда в кухню заходит папа. Мне не надо на него смотреть, чтобы понять, что он до сих пор сердится. Темная аура плохого настроения следует за ним повсюду – к верхнему шкафчику, откуда он достает чашку, к кофе-машине и, наконец, к своему месту за столом.
– Джули.
Он на меня не смотрит, шуршит газетой, которую я принесла из почтового ящика вместе с письмами. Обычно он первыми открывает письма, прежде чем уткнуться в газету. Еще один индикатор плохого настроения.
– Пап? – Но он не отвечает.
Неверяще поднимаю брови. Запихиваю в рот полную ложку мюсли и ставлю тарелку на стойку – предпочитаю есть стоя, чем сидеть с ним за одним столом.
– Знаешь, что ты сделала вчера не так? – вопрошает он, не отрывая глаз от газеты.
«Ничего» так и вертится на языке, но я с трудом сдерживаюсь и проглатываю ответ. Ненавижу, когда со мной разговаривают, как с трехлетней.
– Папа! – Я не могу сдержать стон. – Я не хотела ставить Дрю в неловкое положение, я просто хотела… должным образом его поприветствовать.
– Поприветствовать? – Он резко поднимает голову, мускул на щеке нервно дергается. – Я тебя попросил показать Эндрю кампус. А не делать его посмешищем, танцуя на публике перед ним. Я тебя не так воспитывал. И маме бы точно не понравилось.
Как я ненавижу, когда он начинает разыгрывать карту мамы. Она как джокер, чтобы прибить меня окончательно.
– Я всегда танцую на публике! – бросаю я и понимаю, что с каждым словом делаю хуже.
– Ты извинишься перед Эндрю. Один на один. С командой я улажу сам. И чтобы я больше ничего не слышал об этом неприятном инциденте. – Несколько долгих мгновений он пронзает меня ледяным взглядом своих голубых глаз и возвращается к газете.
У него все просто. Главное, чтобы я вежливо извинилась и не порождала шумихи.
– А что, если ему понравилось? – вырывается из меня, и я даже не понимаю, как это получилось.
Как в замедленной съемке, плавно опускается газета.
– Если ему понравилось? – повторяет отец, удостоверяясь, что не ослышался. – В тот самый день, когда мужчины тебя начнут волновать больше спорта, уходи из чирлидинга.
Я насмешливо фыркаю. Ну это же нелепо, и он это знает. Этот день не наступит хотя бы потому, что спорт финансирует львиную часть моей учебы. Даже после смерти мамы я не бросила чирлидинг, так что и сейчас не брошу.
Наш разговор прерывает веселое «Доброе утро!» Бо. Он проходит легкой походкой, как будто не слышал нашу дискуссию. Что маловероятно – в доме довольно тонкие стены. С полным спокойствием наливает в стакан апельсиновый сок и становится рядом со мной, облокотившись о стойку. Все это время сопровождается гробовым молчанием, нарушаемое лишь гудением холодильника.
– Закончили? Можем идти? – Папа переводит взгляд с Бо на меня и обратно. Пальцами мнет газетные листы – явный признак того, что он не успокоился.
– Я готов! – Бо одним движением головы откидывает челку со лба. – Радуйся, что можешь нас подвезти. В будущем, возможно, мы пойдем другим путем. Или поедем.
Я не успеваю спросить, что он имеет в виду, как Бо продолжает:
– Хэйли позавчера рассказывала, что ее бабушка переезжает в дом престарелых и хочет избавиться от своей машины. Милый маленький «Форд Фиеста», на который я уже заработал в кафе. Если ничего не помешает, завтра его забираю.
Бо независимо постукивает пальцем по стакану, как будто ничего особенного не произошло, всего лишь прикупил по случаю кусочек свободы.
– Ты не можешь быть против, – предупреждает Бо папу. – Если сможем сами ездить, а не ждать тебя, то у нас будет больше времени для учебы. И для работы по дому. В выигрыше все.
Папа опускает газету, складывает ее аккуратно и оставляет на краю стола. Берет чашку с кофе, отхлебывает и пожимает плечами.
– И в мыслях не было.
Потом собирает письма и поднимается из-за стола – знак, что пора выходить.
Интересно, отреагировал бы он так же спокойно, если бы с подобными новостями явилась я? Прихожу к выводу, что нет. Более чем уверена, что сначала он прочитал бы лекцию об опасностях, связанных с вождением машины, а потом напомнил бы об ответственности. С Бо он ведет себя по-другому, потому что Бо более благоразумный из нас двоих.
На обеденной перемене в кафетерии Бо и Хэйли обсуждают последние детали покупки. Я чувствую некоторое возбуждение от предстоящего кусочка свободы. Или от грядущего разговора с Дрю?
Я накручиваю спагетти на вилку. Собственно, как начать извинения?
Извини, что выставила вчера тебя дураком. Я не нарочно. В качестве реванша можешь станцевать для меня. Танцуй!
Не мешало бы найти Дрю – раньше начнешь, раньше закончишь, – поэтому я оглядываюсь время от времени по сторонам. Но его не видно. В кампусе достаточно уголков, где можно спокойно перекусить, исключив всякую возможность случайной встречи.
Я подпрыгиваю от оглушающего скрежета стула по полу, когда Пенни придвигает стул поближе ко мне.
– Ты показывала новичку кампус? – безо всякого перехода спрашивает она, и в ее голосе звучит любопытство пополам с укоризной. Она ставит стакан с водой на стол, поправляет идеально уложенный воротничок рубашки поло и в упор меня разглядывает.
– Папа меня попросил провести экскурсию, – подтверждаю я и стряхиваю спагетти с вилки.
– Мило с твоей стороны. Кайл ругается. Вся команда теперь должна выучить специальные жесты на тот случай, если ему придется пропустить игру и введут новичка. Как будто у них нет запасных квотербеков. – Пенни поджимает губы и качает головой. – Как будто мальчикам больше заняться нечем.
– Выучить пару жестов выходит за рамки умственных способностей Кайла? Или проблема в другом? – вмешивается Хэйли.
– Пустая трата времени, – не отступает Пенни и выпрямляет спину. – Давайте будем реалистами – что из этого может выйти? Глухой квотербек. Он никогда не попадет в НФЛ. Зачем вообще допускать его к игре? Тренеры пожалели его, но несправедливо, что он крадет игровое время других спортсменов. Более перспективных спортсменов. Он…
– Дрю, – бросает Бо. – Глухого квотербека вообще-то зовут Дрю.
– Я знаю, как его зовут. Предполагаю, что известное имя – единственный аргумент в его защиту.
– Успокойся, – прошу я. – За кем ты повторяешь? За Кайлом? Или за своим отцом? С каких пор ты начала дискриминировать людей?
Пенни прикусывает нижнюю губу и опускает взгляд. Все понятно – кое-кто из ее окружения не может смириться с Дрю.
– Ты думаешь, что настолько все изменится? – Я стараюсь, чтобы голос звучал примирительно. – Табличку с расписанной стратегией игры можно держать на виду все время. И использовать уже знакомые жесты, которые так и так применяются, когда из-за шума на стадионе ничего не слышно. Подумаешь, надо выучить еще парочку знаков.
С одной стороны, я понимаю нетерпимость Кайла, но с другой стороны, совершенно не принимаю выбор слов Пенни. Я еще не видела ее такой возмущенной, обычно из нас двоих она намного сдержаннее.
– Это не отменяет факта, что они думают выпустить его на игру. Как будто нам нужен третьесортный квотербек из Алабамы. И не вина Кайла, что прошлый сезон оказался таким плохим, – пренебрежительно фыркает Пенни. – И вообще, на чьей ты стороне?
Она упирается руками в стол и так вызывающе смотрит на меня, что я невольно задаюсь вопросом: куда этот хищник дел милого олененка?
– Надо выбирать сторону? – говорит Хэйли. – Которая из них раздает шоколадки? Непотопляемый аргумент.
– Речь не о шоколадке! – поучительно начинает Пенни. Указательный палец бессознательно царапает столешницу, видимо, Пенни стоит немало усилий сдержаться. – Речь о будущем в НФЛ. Почти двадцать миллионов долларов за сезон. Разве ты откажешься от того, за что так упорно боролся? Кайл из футбольной династии. Его отец и его дедушка были одаренными футболистами. Будет очень обидно, если он… – Она захлебывается и начинает беспомощно хлопать ресницами. – Как ты будешь себя чувствовать, если на твое место приводят другого, да еще ждут, что ты с удовольствием оставишь ему команду? – успокоившись, говорит она.
– На двадцать миллионов долларов можно много шоколадок купить, – лениво соглашается Бо.
Пенни испепеляет его взглядом, но Бо в ответ лишь скучающе пожимает плечами.
– Уж ты-то должен знать, чем парни готовы пожертвовать ради своей карьеры, – шипит она в его сторону. – Никто не сдается без боя!
Бо открывает рот, но, подумав, решает не отвечать. Меня раздражает больше, чем следовало бы, когда Пенни бросает камешки в огород Бо. Мой брат совсем не заслуживает этого.
– Перестань. Нет никаких сторон, – уверяю я и энергично набираю спагетти в соусе песто на вилку. – «Барсуки» одна команда. Единая команда.
– Да неужели, Джули. – Пенни критично разглядывает, как я отправляю лапшу в рот. – Ты действительно думаешь, что нужно реструктуризировать команду и приглашать еще одного квотербека для того, чтобы он следующий год просидел на скамейке? Очнись! Шансы быть отвергнутым возрастают, если не выходишь на поле! Кайл имеет полное право беспокоиться.
– И разумеется, он имеет полное право быть утешенным тобой, – услужливо добавляет Хэйли.
Сегодня она вместо вязания вытаскивает из рюкзака альбом для рисования и кучу карандашей.
Мне нечего добавить. Мне вообще все равно, кто на поле, кто на скамейке запасных. Тренеры решат, как будет лучше для команды. То, что Пенни относится к этому по-другому, я понять могу, но… От меня-то чего она хочет? Тем более она знает, что я Кайла не выношу. Мое мнение, что он ей не подходит, подтверждают ее последние слова.
– Как так вышло, что именно ты показывала новенькому кампус? – резко спрашивает она.
– Потому что папа попросил меня. Эта экскурсия не имеет никакого значения, как и дурацкое видео. Это всего лишь шутка, которая вышла из-под контроля.
– Знаю. И тебя знаю. Обычное состояние «Джули в отрыве». Я только хочу, чтобы ты оставалась верной себе. Скоро наше первенство. Не вздумай отвлекаться.
– Что за видео? – спрашивает Хэйли, оторвавшись от рисунка, но никто не отвечает.
Я не собираюсь ничего рассказывать. И так слишком много известно о моей танцевальной программе.
Пенни хватает стакан и теперь постукивает ногтем по нему. Некоторое время слышится только тихое звяканье по стеклу.
– Ты же не будешь с ним из жалости встречаться? Ну, он же глухой. Он даже не в твоем вкусе. Тем более все знают, спортсменов ты не жалуешь, а уж на футболистов полное табу для будущей чирлидерши НФЛ. Я понимаю, Кайл тебе не нравится, но хотя бы из солидарности я могу тебе доверять?
– Ты что, перестанешь с ней дружить, если она переспит с новичком? – снисходительно ухмыляется Хэйли.
Она и понятия не имеет, насколько наши мысли совпадают.
Каким образом мои отношения с Дрю касаются нашей дружбы с Пенни? Почему я в противостоянии Кайла и Дрю обязана поддерживать сторону Кайла? Только чтобы не ранить чувства Пенни? Смешнее не придумаешь.
– Минутку! – Я успеваю предупреждающе поднять руки, прежде чем Пенни начнет протестовать. – Весь наш разговор – сплошной абсурд. Я не сплю с Дрю. А если и пересплю, то только для моего собственного удовольствия. И случится это вне зависимости от решения тренеров сделать его стартовым квотербеком, или от нашей дружбы, и уже тем более от его глухоты. Да что с тобой, почему ты прицепилась к этому?
– Она только что сказала «для собственного удовольствия»? – мурлычет Хэйли и с ухмылочкой рисует в альбоме сердечки. – Значит, ты не отрицаешь, что тебе было бы в удовольствие.
– Определенно! – подтверждает Пенни, раздраженно раздувая ноздри.
– Да, мы можем представить, что Кайл не только на игровом поле полностью выкладывается. Он также широко известен своими способностями блистать на выездных матчах, – вкрадчиво продолжает Хэйли, не отрываясь от альбома.
Сердечки дополняются женским силуэтом, завернутым простыней. В этот раз убийственный взгляд достается Хэйли.
– Не разносила бы ты эти слухи, – рычит Пенни.
Я не успеваю среагировать, как она встает и целует меня в щеку.
– Я просто хочу, чтобы ты не наделала глупостей. И встречаться с Дрю было бы неосторожно. Увидимся на тренировке. И не ешь много углеводов.
Коротким кивком она прощается и уходит. Она опять ничего не поела.
Мы знакомы достаточно долго, поэтому я знаю, что она всегда отказывается от еды, когда нервничает. Сейчас, видимо, стресс связан с будущим Кайла.
– Если бы это были только слухи… Кайл контролирует свой член, как синоптик погоду, – говорит Хэйли, продолжая чиркать в альбоме.
Через некоторое время она выныривает из своего мира.
– Хочешь, я провожу тебя на тренировку? У меня есть время. – Она обеспокоенно смотрит на меня и добавляет: – Странный разговор получился, как будто она бросит тебя, если ты еще раз встретишься с Дрю. И не только в переносном смысле.
Подозрения Хэйли звучат абсурдно. Пенни не бросит меня. Потому что я не собираюсь больше танцевать для Дрю. Потому что мы дружим много лет. И наконец, потому, что Пенни тоже флайер, и у нее нет возможности меня бросить.
В назначенное время я стою у главного входа стадиона. Если подумать, то худшего места для разговора наедине сложно найти. Каждые две секунды мимо проходит кто-то из игроков и приветствует меня. С некоторыми я познакомилась на вечеринках, какие-то были пациентами отца, но все равно я не могу запомнить имена всех пятидесяти с чем-то активных игроков нашей команды.
Но, по крайней мере, могу быстро выловить Ортегу у двери.
– Ортега, постой! – Надо игнорировать его раздраженный взгляд. – Можем мы поговорить про вчера?
– О твоем сексуальном выступлении? – двусмысленно поднимает он одну бровь.
– Нет. И даже не о том, на кого я подам в суд за съемку и распространение видео. Лучше не нарывайтесь, – предупреждаю я. – Я не позволю, чтобы подобные видео всплыли в Сети. Поэтому, если видео появится в блоге кампуса, вам лучше немедленно удалить его, пока мне не стало совсем невтерпеж. Но вы можете оказать мне услугу, чтобы загладить свою вину. Тогда, возможно, я воздержусь от подачи в суд за съемку без разрешения.
– Саммерс, это же была только шутка! Я не хотел обидеть ни тебя, ни МакДэниэлса.
– За твою шутку приходится расплачиваться нам. Вы сделали нас посмешищем. Супер! Теперь, чтобы загладить вину, ты будешь очень милым с Дрю.
Матео стонет в ответ на мои слова.
– Я серьезно. Как фулбек ты важный игрок, второй после Кайла. Почти каждый в кампусе тебя знает и любит. Если ты будешь немного приветливее с Дрю, другие, возможно, последуют твоему примеру.
– Ты на самом деле серьезно. – Матео испытующе смотрит на меня. – Тебе нравится МакДэниэлс.
– Он здесь новенький и заслуживает свой шанс. Ясно?
Я не понимаю, что бормочет Матео, но, кажется, движение, когда он пропускает волосы через пальцы, похоже на уступку.
– Ясно. Я замолвлю за него словечко. Мы не будем усложнять ему жизнь, но доказать, что он достоин места в команде, он должен будет сам.
– Я всегда знала, что где-то глубоко-глубоко ты прячешь доброе сердце, – улыбаюсь я.
– Чего только не сделаешь ради дочери физиотерапевта, – вздыхает он.
– Кстати, об отце. Это была идея Кайла внести пункт о табу на дочерей сотрудников команды?
– Да, его. – Матео неодобрительно фыркает и, оглядевшись, делает шаг ко мне. – Кайл Кловер тот еще лицемер, все в свою выгоду оборачивает. Мы с тобой оба знаем, почему он не желает, чтобы кто-то из команды к тебе приближался. Но я также знаю, как тебе важна твоя репутация. Так что твоя тайна уйдет со мной в могилу.
Ортега подмигивает мне и удаляется.
И хотя мой разум говорит, что я могу полностью доверять Матео в этом вопросе, на душе все равно тяжело. Ошибка с Кайлом будет преследовать меня вечно. Или, по крайней мере, до того времени, когда я наберусь мужества все рассказать Пенни.
Я прислоняюсь к стене в ожидании Дрю. Наверное, фразу про две минуты он воспринял буквально, иначе почему его до сих пор нет? Чтобы отвлечься, я достаю айпад, открываю книжку и перечитываю одно предложение несколько раз, потому что не могу сосредоточиться. Я извинюсь перед Дрю, чтобы папа был доволен. Потом наши пути разойдутся с тем, чтобы каждый из нас полностью отдался своему спорту. Звучит благоразумно. Иногда быть благоразумным не так уж плохо.
– Джули?
Голос Дрю врывается в мои размышления. Искренний тон сопровождается озорными искорками в глазах. Определенно, при дневном свете его глаза отсвечивают золотым. Как и кончики волос, по ним сразу можно понять, что в Алабаме он много времени провел под солнцем.
– Привет. Мне нужно только две минуты.
Я стараюсь говорить медленно и опускаю айпад. Я не знаю, понимает ли меня Дрю. Его внимательный взгляд задерживается на моих губах.
– Две минуты? – переспрашивает он, склонив голову. – Не бойся, я могу дольше.
Этим двусмысленным ответом я обязана исключительно вчерашнему тексту Бо, отправленному без моего согласия. Чувство времени у Дрю великолепное, что для спорта с мячом, что для спорта на матах. Сама не знаю, откуда у меня такое убеждение. Кожа покрылась мурашками, когда я представила его в своей постели. Надо немедленно прекратить. Я даже думать не хочу, как он выглядит без одежды. Или как я исследую языком контуры его мышц. Его вкус, его запах. Чувство, когда он движется надо мной. Или подо мной. Идеальное взаимодействие наших тел.
Да что за фантазии? Я чешу переносицу – надо немедленно отвлечься, прежде чем щеки покраснеют.
– Послушай, – начинаю я.
Самое нелепое из всех возможных фраз, которые можно придумать!
– Я весь обратился в слух, – уверяет Дрю, изо всех сил стараясь быть серьезным, но уголки губ дергаются, кажется, он опять догадался, о чем я думаю.
Я прочищаю горло, хотя он и не услышит проявившейся хрипотцы в моем голосе.
– Мой папа хотел, чтобы я извинилась перед тобой. За вчерашний танец. Прости меня, если он выглядит попыткой выставить тебя на посмешище. Я совсем этого не хотела.
Дрю так пристально смотрит на мои губы, что его глаза сужаются. По его растерянному лицу я вижу, что он ничего не понял, поэтому достаю телефон и набираю текст. Но и после прочтения растерянность не уходит. Не мешкая, он достает свой айфон и шлет сообщение на мессенджер.
МИСТЕР АЛАБАМА: Я в ужасе! Ты просишь прощения, что выставила меня на посмешище? Пыльная кошечка, я думал, наши отношения строятся на том, что мы поддразниваем друг друга. Означает ли это, что ты больше не работаешь в Службе надирания задниц?
Он выпячивает нижнюю губу и смотрит на меня глазами котенка, выпрашивающего вкусняшку. Как можно быть таким здоровяком и выглядеть так беспомощно? Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не погладить его по голове.
ДЖУЛИ: В любом случае я больше для тебя не танцую. Однако Служба надирания задниц работает по штатному расписанию.
МИСТЕР АЛАБАМА: Я подозревал, что этот разговор не к добру, но то, что он закончится катастрофой…
Он прижимает руку к сердцу и глубоко вздыхает.
МИСТЕР АЛАБАМА: И это как раз в тот момент, когда я мысленно заверил определенную часть моего тела, что она не покроется пылью в твоей компании.
ДЖУЛИ: Я, конечно, пожалею об этом, но все же спрошу: какую часть?
Вместо ответа он прислоняется к стене рядом со мной и разворачивает телефон. На экране идет вчерашнее видео. Наверняка Дрю уже в командном чате и потому имеет документальное подтверждение моей юношеской глупости. И может снова и снова пересматривать наивысший момент моей умственной деградации.
Дрю таинственно склоняется ко мне. Почему это незначительное движение заставляет мое сердце сильнее биться? Его дыхание щекочет шею, когда он заговорщически шепчет мне прямо на ухо:
– Даже не знаю, что на этом видео для меня хуже: мое дебильное выражение лица или выпуклость на джинсах.
Прошу прощения? Смех так и рвется наружу. Он точно сказал эти слова? На полном серьезе? По его лицу совершенно невозможно понять.
Дрю снова показывает улику, увеличивая изображение соответствующей части тела. Я непроизвольно фыркаю. Возможно, его признание должно шокировать или вызвать отвращение, но его самоирония полностью меня обезоруживает. На мой смех он благодарно улыбается. Улыбается по-настоящему, на щеках проявляются ямочки. Бо точно понравится. Надо сказать, что эти ямочки придают ему привлекательности.
– Так тебе понравился мой танец?
Он опять свободной рукой крутит невидимые помпоны. В глазах такое теплое сияние, что я невольно улыбаюсь в ответ.
ДЖУЛИ: Наверное, тебе стоит полечиться от одержимости помпонами. Это вызывает у меня беспокойство. Но между нами все хорошо?
Вместо того чтобы набрать текст, он делает жест. Мне нужно целое мгновение, пока я вспоминаю, что он означает. Чтобы подавить невольную ухмылку, я прикусываю нижнюю губу. Я как-то по-другому представляла наш разговор, но он определенно принес мне облегчение. Может, потому что уже закончился. Может, потому что было весело провести эти две минуты с Дрю. Странно – между нами существует коммуникационный барьер, но, когда Дрю мне улыбается, я не могу избавиться от чувства, что он принадлежит к тем немногим людям, которые меня понимают. Что ему ничего не стоит разобраться в моих мыслях, в которых иногда я и сама путаюсь.
– Дружба? – предлагаю я и протягиваю руку.
– Дружба, – подтверждает он и отвечает на рукопожатие.
Моя ладонь бесследно исчезает в его могучей руке.
Я снова смотрю на него и стараюсь говорить медленно:
– Великолепно. Хорошей тренировки! Как жестом показать «великолепно»?
– Просто скажи, – его тихий ответ звучит как обещание, что он меня всегда поймет, даже если не слышит.
Он выжидающе смотрит на мой рот так, что я от растерянности прикусываю нижнюю губу.
Это так… сексуально!
Я очень медленно приоткрываю губы.
– Вели…
– Извини, я опоздал! – кричит Джейк, и я вздрагиваю.
Он торопливо приближается большими шагами и трогает Дрю за плечо.
Он тоже вздрагивает от неожиданности, отпускает меня и проводит рукой по взлохмаченным волосам.
Я удивленно наблюдаю за странной реакцией Дрю – он поспешно отходит от стены, увеличивая между нами расстояние. Ему не хочется, чтобы нас видели вместе? Мы же не занимались ничем даже отдаленно непристойным, просто разговаривали. Почему ты так сразу напрягся? И улыбка исчезла. Не глядя на меня, он взваливает спортивную сумку на плечо.
Джейк улыбается мне вежливо, но мимоходом, словно замечает мое присутствие, но не придает ему особого значения.
– Пойдем? – обращается он к Дрю, сопровождая вопрос соответствующим жестом. Он в хорошем настроении.
Дрю кивает Джейку и, не глядя на меня, взмахивает рукой на прощание. И все? Он уходит, оставляя меня одну.
Я смотрю им вслед, затем медленно сползаю по стене на корточки. Что это было? Что за прощание, похожее на побег? Или это нормально для него? Может, я слишком остро реагирую… Да, скорее всего. Ничего не было. Не было никаких взглядов между нами. Только моя фантазия и квотербек со своеобразным чувством юмора. Хотя он на самом деле со мной заигрывал, но, разумеется, этим заигрываниям не стоит придавать значения. Мое предложение о дружбе было чисто символическим. Мне не хочется больше проводить с ним время, чтобы получше узнать. Слова Пенни о солидарности все еще не выходят у меня из головы. Нет ни одной разумной причины чувствовать себя отвергнутой. Я извинилась, теперь наши пути расходятся.
«Все в порядке», – повторяю я уже в который раз.
По дороге в спортзал телефон оповещает о новом сообщении, но у меня нет сил смотреть. Я очень надеюсь, что тренировка поможет мне отвлечься.
– Кто-нибудь хочет пойти со мной в следующий четверг на встречу с Лорой Дейнс? – кричу в раздевалке, натягивая майку.
Лора Дейнс родилась в Фейр-Хэвен, изучала писательское мастерство, а сейчас находится в топе мировых бестселлеров с социально-критическими книгами для подростков. И встреча с ней, организованная здесь, – яркое событие. Кажется, только для меня. Другие девушки особого энтузиазма не проявляют.
– Почему не попросишь своего дружка Эндрю? – немедленно реагирует Хлоя. – Или погоди… Кажется, он не слышит?
Опять всплывает история с видео. Супер. Я раздраженно поворачиваюсь, готовая кинуть в нее грязный носок.
– Это не оскорбление! – быстро говорит она, словно разгадав мои намерения, и прикрывается руками. – Я узнала о его переезде в инстаграме, еще до того, как вы увиделись. Я бы провела его по кампусу, если бы ты первая этого не сделала. Правда. МакДэниэлс в «Барсуках»! Я сначала думала, что неверно прочитала. Хотя давно было ясно, что он готов на трансфер.
– Что ты имеешь в виду? – не понимаю я.
– Прошу прощения? Стартовый квотербек Иан Торн, а МакДэниэлс на скамейке запасных? Да ни в коем случае!
Мне очень хочется узнать, что все это значит, но тут Пенни кидает спортивную сумку на скамейку рядом со мной.
– Можем мы сменить тему? – От тяжелого дыхания ее узкие плечики заметно поднимаются и опускаются. Пытаясь восстановить дыхание, она что-то ищет в сумке. Наконец она вытаскивает сложенный листок бумаги. – Бо целую вечность просил у меня фамильный рецепт кесадильи. Я маму чуть не на коленях умоляла, но выпросила. Может, ты передашь ему? В качестве компенсации за мои вчерашние слова?
– Почему сама не передашь? – Я забираю листок и прячу в рюкзаке. – Ты бы могла сделать фото и переслать ему.
– Знаю, но он оценит этот жест.
Она мельком смотрит на меня, прежде чем заняться прической – волосы надо заплести в косу и аккуратно поднять на макушку.
– Эй, Пенни! – кричит Ава с телефоном в руке. – У тебя есть общие лекции с новеньким. В инсте пишут, что он тоже изучает экономику.
– Нет, – преувеличенно спокойно отвечает Пенни. – Потому что у него четвертый семестр. Он будет с Кайлом, которому повезло каждую лекцию наблюдать, как дрыгается переводчик Эндрю.
– Дрыгается? Так это Кайл вдалбливает в тебя эти слова? – делаю я вывод. – Еще один повод обходить его стороной.
– Ничего Кайл мне не вдалбливает! – твердо говорит она, чтобы отмести любую двусмысленность. – Я просто сочувствую его опасениям. Как он сможет сконцентрироваться, если рядом с доцентом кто-то размахивает руками?
– Охотно верю, что Кайл легко отвлекается.
– Но эти опасения не причина, чтобы так грубо говорить об Эндрю, – добавляет Ава.
– Хорошо. Знаете что? – вмешиваюсь я, потому что обстановка накаляется с каждой секундой. – Давайте вернемся к правилу «Никаких разговоров о парнях в раздевалке»?
– Просто не понимаю, как можно говорить такие вещи о ком бы то ни было. – Ава игнорирует мое предложение, не сводя взгляда на Пенни.
– И о политике! – немедленно вмешиваюсь я, потому что чувствую, что Ава сейчас перейдет к запутанной ситуации в семье Пенни. – Если у футболистов есть проблемы, они сами между собой разберутся. Но мы одна команда! Ясно?
– Если мы не говорим о парнях в раздевалке, можно тогда я не буду рассказывать о последних выходных и о ночи с Матео? – выдает Хлоя.
– Серьезно, Хлоя?! – У Авы округляются глаза. – Матео Ортега? Что ж, поздравляю со вступлением в клуб «Одноразовый секс с Матео»!
– Это было горячо… – подтверждает та.
– Пожалуйста, без подробностей! – настаивает Пенни. – Я постоянно сталкиваюсь с ним в квартире Кайла и хочу иметь возможность смотреть в глаза.
– Ну что, никто не пойдет со мной на встречу? – возвращаю я разговор к первоначальной теме.
Всеобщее молчание принимается за отказ. Что ж, Бо не отвертится от чести сопровождать меня.
За всеми этими спорами с отцом, резкой переменой в Дрю и видео я чуть не забыла о самом важном в жизни. По крайней мере, в моей жизни. Спорт. Я снова вспоминаю о нем на общей разминке с другими девушками. Почти два часа – я настоящая. Единое целое с музыкой и командой. Чирлидинг – спорт высоких достижений, но он не спорт одиночек. Мы – команда. И мы готовимся ради нашей мечты – победы на первенстве.
Сначала мы по двое – синхронно – делаем сальто, перевороты, флик-фляки, строго по диагонали мата. Подбадривая и делая замечания. После основных упражнений переходим к хореографии. Один раз. Второй. До тех пор, пока не выбьемся из дыхания, пока не заболят мышцы и суставы. Я знаю, что завтра опять будут многочисленные синяки там, где мы сталкивались телами при поддержке, но результат того стоит. Ничто не сравнится с ощущением, когда смотришь на мир с вершины живой пирамиды высотой в несколько метров и исполняешь шпагат. Краткий миг триумфа над гравитацией. Момент чистого счастья. Пенни права – это именно то, чего я хочу.
Все идет хорошо, и я забываю обо всем до тех пор, пока ко мне в конце тренировки не подходит Ава.
Я в это время разминаю шею и плечи и не могу понять, что значит ее сияющая улыбка. Белые зубы сверкают как снежок на контрасте с темной кожей.
– Ты пойдешь через стадион? Думаю, тебе стоит прихватить громоотвод. Чтобы отвести искры между тобой и Дрю, – подкалывает она, и я не могу сдержать нервного стона.
– Отец на стадионе, – напоминаю я. – Он считает, что своим танцем я подставила Дрю. Ничто так эффективно не погасит случайные искры, как его морализаторские лекции.
– Да ладно тебе! Отец как отец. Можно сказать, это его задача – удерживать как можно дальше от тебя молодых людей. Поверь. Твоя мама сказала бы: «Джули, слушай сердце». – Она торжествующе поднимает указательный палец и вскидывает подбородок. – Еще бы она сказала: «Если чувствуешь желание раздеться, не забудь про презерватив!»
Некоторое время я смотрю на нее в недоумении, но потом обе смеемся. Слишком абсурдный разговор, чтобы вопринимать его всерьез.
– По крайней мере, моя мама сказала бы: «Держи его!»
– Ну, поскольку у тебя нет планов идти в НФЛ, я присоединяюсь к ней, – говорю я.
Одной из причин выкинуть Дрю из головы являются мои спортивные амбиции. Другой – его странное прощание со мной. То, как он ретировался, не выходит у меня из головы. Почему он сначала всем видом показывает, что я привлекаю его, а потом неожиданно сбегает?
Наверное, мама посоветовала бы сначала все разузнать. Она была не такая, как папа. Не такая благоразумная, не такая осмотрительная. Она бы подбодрила, сказала бы, что мне пора встречаться с парнями и веселиться во всю мочь, вместо того чтобы читать нотации об опасностях венерических заболеваний и нежелательной беременности. Она была открытая, добрая, веселая. Уже семь лет, как ее не стало, но мне по-прежнему ее не хватает. И не только мне – отцу, брату… Семье. Дому. Всем. Я скучаю даже по тому, что она вместе со мной пила газированную воду со льдом. Она всегда громко и невпопад подпевала каждой песне, даже когда не знала слов. Ни разу она не упрекнула папу за то, что он бросил спорт, хотя мог бы зарабатывать двадцать миллионов долларов в год, если верить Пенни. Она была из тех, кто любит людей такими, какие они есть. Безоговорочно. И я скучаю по папе, по тому папе, каким он был при ней. Я скучаю по своему идеальному детству. Каким оно было до того, как все раскололось на две части: литературу и спорт. Две абсолютные противоположности.